Левин вздыхает, хмурясь.

— Ну, честно говоря, ситуаций было много. Мы бы задержались здесь ненадолго.

Я смеюсь, резкий взрыв звука заполняет пространство между нами.

— Думаю, теперь у нас есть кое-что из времени.

Он кивает, уголок его рта печально подергивается.

— Что ж, возможно, ты права насчет этого. — Он наклоняется вперед, уперев руки в колени, и смотрит на меня. — Я говорил тебе, что работал наемным убийцей, Елена. Находиться в смертельной опасности было для меня всего лишь вторником.

— Какая ситуация была самой страшной? Самой близкой.

Левин слегка наклоняет голову, как будто пытается вспомнить.

— Снайпер, — говорит он наконец. — Посланный кем-то, за кем я охотился, чтобы убить меня. Она была лучшей из лучших. На самом деле, сейчас мы в хороших отношениях. Она единственная, кого я знаю, кто покинул Синдикат и все еще жив. К тому времени она уже ушла, ее история натолкнула меня на мысль, что я действительно смогу уйти. Она работала внештатно, и оказалось, что это было на противоположной стороне от меня. Я провел три дня, отсиживаясь в гостиничном номере с выключенным светом, ожидая момента, когда я оступлюсь и дам ей ту щепку, которая ей нужна, чтобы всадить пулю прямо сюда. — Он постукивает себя по лбу. — Один выстрел — это все, что ей было нужно, и мы оба это знали.

— Как ты из этого выбрался? — Я понимаю, что наклоняюсь вперед, удивляясь, что ему удалось перехитрить того, кто звучит так опасно. — Ты на нее напал или что-то в этом роде?

Левин смеется.

— Даже близко нет. Через три дня мой босс предположил, что мне нужна подмога. Он послал кого-то другого позаботиться о цели. Когда он был мертв, а она не получала обещанную зарплату, у нее не было причин убивать меня. Она ушла, чтобы вытрясти из его коллег все, что смогла вытянуть из них, а я вернулся к своему боссу. — Он морщится. — За это меня хорошенько поколотили.

Я пристально смотрю на него.

— Ты серьезно?

— Могло быть и хуже, — говорит он мне, пожимая плечами. — И нет, Елена, я не собираюсь описывать тебе, что я имею в виду под этим. Есть вещи, которые мужчина действительно не хочет переживать заново. Но я облажался с той работой, и за это пришлось заплатить определенную цену. Это лучше, чем пуля в голову, которую Валерия хотела мне всадить.

— Так ее звали? Валерия?

Левин кивает.

— По прозвищу Создательница вдов. Лучший снайпер в… ну, я не уверен, что встречал кого-то лучше, на самом деле. И точно не та женщина, с которой ты хотел бы быть на чьей-либо стороне. Если ты на ее хорошей стороне, она будет использовать тебя для чего-то. Если ты на ее плохой стороне, ты умрешь, возможно, даже не успев этого осознать.

— Похоже, она интересный человек.

— Это один из способов выразить это. — Левин усмехается. — Хотя подобных историй много. Не так близко к разгадке, но все же ближе, чем мне бы хотелось. Всегда найдется кто-то, кто захочет, чтобы человек, работавший в той сфере, в которой работал я, умер. Вероятно, несколько человек все еще остались, особенно после того, как я вот так запутался с Диего.

— Мне жаль. — Я смотрю на него, внезапно чувствуя себя виноватой. — Я не имела в виду…

— Я не говорю, что это твоя вина, — твердо говорит Левин. — Это не так, Елена. Я взялся за эту работу. Я просто говорю, что с картелями не стоит связываться, и я неплохо поработал над этим с тех пор, как попал сюда. Я уверен, что список моих врагов теперь, скорее всего, немного увеличился, вот и все. — Он с сожалением смотрит на меня. — Не то, чтобы это имело значение, если мы не уберемся с этого пляжа.

На долгое мгновение между нами повисает тяжелая тишина, реальность происходящего медленно погружается в нас. Мы действительно можем умереть. Это прокручивается у меня в голове снова и снова, пока я не чувствую, как легкая дрожь паники начинает разливаться по моей крови. Я не хочу чувствовать себя так. Я не хочу провести свои последние дни с приступом паники на пляже у черта на куличках. Я не хочу провести это время в ужасе, дрожа и плача, пока неизбежное наконец не настигнет нас. И я могу придумать только одно, что можно сделать с этим в данный момент.

Я внезапно встаю, опрокидываю поднос с едой на песок и тянусь к подолу своей рубашки, снимая ее через голову. Она не в лучшем состоянии, порвана в паре мест после аварии, сбоку она жесткая от засохшей крови, и я бросаю его на песок, тянусь к пуговице своих джинсов.

— Что ты делаешь, Елена? — Голос Левина становится грубым, и он медленно встает, отряхивая песок с бедер.

— Ну, поскольку мы, вероятно, все равно умрем, нам, вероятно, следует насладиться нашим вынужденным отдыхом на пляже, тебе не кажется? — Я стягиваю джинсы с бедер, сбрасывая их на песок рядом с рубашкой. — Я никогда не была на пляжном отдыхе. Сейчас самое подходящее время, верно?

— Елена! — Левин резко произносит мое имя, когда я расстегиваю лифчик, вызывающе бросая его на растущую кучу своей одежды. Я вижу, как напрягается его челюсть, когда он изо всех сил старается не смотреть вниз, не отрывая глаз от моего лица, и я зацепляю большими пальцами свои трусики сбоку, стягивая их тоже с бедер, пока не оказываюсь полностью обнаженной под солнцем.

— Ты можешь посмотреть, если хочешь, — хрипло говорю я ему, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди. В моих венах бурлит дикое, дерзкое чувство, ощущение, что теперь ничто не имеет значения, когда мы потенциально так близки к концу. Я никогда не была из тех девушек, которые раздеваются догола перед мужчиной, которые купаются нагишом средь бела дня, которые делают что-то не то, что им говорят, но почему бы не начать сейчас? Возможно, у меня никогда не будет шанса начать все сначала.

Мускул на челюсти Левина снова дергается, и я вижу борьбу на его лице. Я вижу, что он хочет смотреть, как бы сильно он ни старался этого не делать.

— Ты можешь делать все, что захочешь, — медленно говорю я, отступая от кучи своей одежды к кромке воды. — Но я собираюсь поплавать. Ты должен пойти со мной. Что еще нам здесь делать?

Левин открывает рот, но прежде, чем он успевает что-либо сказать, я отворачиваюсь от него. Я чувствую на себе его взгляд, когда иду, а затем начинаю бежать по пляжу.

И погружаюсь в холодную, переливающуюся голубую воду.

22

ЛЕВИН

Я знаю лучше, чем делать то, чего она от меня хочет. Ничего хорошего не выйдет из того, если я буду находиться так близко к ней, даже одетым, и определенно не тогда, когда она голая. Мне потребовались все силы, чтобы не отрывать взгляда от ее лица, когда она начала снимать с себя одежду вплоть до обнаженной кожи. Когда она повернулась и побежала по пляжу, я не смог удержаться от того, чтобы не полюбоваться идеальным, потрясающе-великолепным видом задницы Елены Сантьяго, когда она направилась прямо к воде.

У меня уже встал, просто от того, что она раздевается передо мной. То вызывающее отношение, которое у нее было, эта настойчивость в поиске какой-то доли удовольствия во всем этом, не говоря уже о том факте, что я знаю, что именно такой реакции она от меня хочет, все это приводит к болезненной эрекции, еще раз проверяющей пределы застежки-молнии, удерживающей мои джинсы вместе. А если я разденусь до нижнего белья и зайду с ней в воду… Я знаю, что лучше не испытывать свои возможности подобным образом.

И все же я ловлю себя на том, что иду за ней по пляжу.

— Елена! — Я зову ее вслед, но она игнорирует меня, бежит прямо к кромке воды, а затем в нее. — Елена, будь осторожна…

— От чего? — Кричит она в ответ, поворачиваясь ко мне лицом и пятясь в воду. Она дает мне полный, до боли великолепный вид на ее обнаженную грудь и все, что находится под ней, загорелую и идеальную под ярким солнцем. — Развлечений?

Я открываю рот, чтобы сказать ей, чтобы она вернулась, что она наивна и глупа, что это серьезная ситуация, но, кажется, не могу выдавить из себя ни одного слова. Я не уверен, что когда-либо знал кого-то, кто был бы настолько оптимистичен перед лицом такой большой опасности, и ее позитивность заразительна. Я чувствую, как это проникает мне под кожу, заставляя захотеть уступить тому, чего она хочет.