– Всё, твою мать, достала.

Мне прилетает внушительная пощёчина. Приложив ладонь к лицу, я замираю. Слёзы начинают течь сами по себе. И от обиды, и от боли, и от злости на саму себя. Ну я и дура! Наивная и неосмотрительная. Села в машину к незнакомому парню, повелась на россказни. Просто тупой наивняк. Я могу тут орать до надрыва глотки, никто не услышит и не придёт на помощь.

– Ты сдурел, Тоха! Не знал, что ты баб бьёшь! Как-то не по-мужски.

– Да это ты сдурел. За фига притащил её, если она ломается.

– А вдруг бы согласилась!

Парни ржут, а я медленно перемещаюсь к двери, пока они заняты своими разборками. Но мои движения даже в темноте не проходят мимо их внимания.

– Цыпа, ты куда? – ладонь Фили ложится на дверь, не давая мне открыть её.

– Отпустите меня, пожалуйста. Я, правда, никому не скажу.

– О чём не скажешь? Ничего же и не было…

Филе снова смешно, и я думаю, уж не принял ли он чего или просто такой «юморист» по жизни.

Тоха отодвигает друга в сторону и распахивает дверь. Свет падает на его недовольное лицо

– Иди, ворота открыты, никто тебя насиловать не будет, идиотка.

Я пробегаю по первому этажу и вырываюсь на улицу. Компания во дворе с удивлением смотрит на мою спешку. Интересно, они слышали мои крики? Если слышали, то неужели им всё равно?

Да, им всё равно. Всем плевать друг на друга. Каждый сам за себя. На этот раз я отделалась лёгким испугом. Пошутили и ладно. Странные только у них шуточки. Просто ужасающе странные.

Твари конченные!

А Арсений? Это же его друзья. Выходит он такой же, как эти двое…

У меня мороз по коже от подобных мыслей. Не знаю я его совсем. Прошлого Сени, моего любимого уже, вероятно, давно нет. Да он поднялся на ноги, но совершенно иным человеком.

Мне плохо от мысли, что это я его таким сделала.

Размазываю слёзы по лицу. Блин, куда иду? Ни черта не видно.

А ещё хочется реветь в голос. Меня начинает колотить – доходит, что случилось и чего не случилось.

Не знаю, могли бы они заиграться? Твари… вот твари!

Как мне добираться до дома – это другой вопрос. Понятно, что просить отвезти себя обратно, я не буду.

Ушла пораньше, называется.

Впрочем, некого мне винить за свою наивность, кроме себя самой. Ощущение чужих рук на теле так и не проходит. Приду домой и засяду в ванной, должно помочь.

Слёзы прорываются потоком. Не такой плохой признак: меня отпускает.

Я не сбавляю темпа, пока не выхожу на шоссе. Уже поздно и рейсовые автобусы не ходят. В принципе тут пять километров до города. Как-нибудь дотопаю.

– Съезди, забери документы, – то ли просит, то ли приказывает Сева.

У него ровный южный загар, он только что вернулся из отпуска, который провёл с семьёй, и по идее, должен быть благосклонным и сбитым с рабочего ритма коротким перерывом. Но это не про моего брата. У Всеволода предвыборная кампания в самом разгаре. В сентябре всё решится, и хоть кресло временно исполняющего обязанности главы округа целый год за ним, это не значит, что он единственный кандидат на тёплое место.

Хотя, кого я разыгрываю? Он их выиграет. Без вопросов.

– Когда ехать?

– Завтра?

– На том же месте?

– На том же.

Сева поправляет галстук, выглядит так, будто он за десять дней отвык от этих удавок. Вот я, например, всё никак к ним не адаптируюсь, поэтому предпочитаю более раскованный стиль. Засунуть меня в деловой костюм способна разве что встреча с ключевыми партнёрами или конкурентами.

– Чего? – поднимая взгляд, он считывает иронию на моём лице.

– Слушай, я думаю, как сильно будет раздражать твой идеальный загар избирателей. Кажется, ты не в то время отпуск брал.

– Не будет, – отрезает Сева.

Самоуверенности моему брату не занимать.

Я готов встать и идти к выходу, но что-то меня притормаживает. На языке вертится вопрос, и я, ругая самого себя, его задаю.

– Слушай, а что произошло с Одинцовыми?

Взгляд Всеволода молниеносно выстреливает вверх. Теперь на его лице отражаются хоть какие-то эмоции. Вопрос явно озадачил. Не ожидал, что я о семье дряни заговорю.

– Я специально информацию не искал, так… кое-какие слухи дошли. Про банкротство и прочее. Ты же с ними больше не работал?

– Мы довели последний контракт, исполнили взаимные обязательства и всё. Далее всякие взаимодействия с этой семейкой я разорвал. Да они и сами не горели желанием.

Тон Всеволода сух, информация лаконична.

– А что так? Я понимаю, что личное – это одно, но бизнес есть бизнес.

– Во-первых, ты что, реально думаешь, я бы стал вести дела с семьёй, чья дочь так поступила с моим братом? Во-вторых, Одинцов лёг под кого-то крупного, я в детали не вникал. Не до того было. Вложился куда-то и прогорел. Мне уж, прости, на них плевать.

Киваю, понимая, о чём он. В то время Сева разгребал до кучи проблем: со здоровьем отца, затем с моим, перенимал дела в «Империи».

– Да мне тоже плевать, – с равнодушием добавляю: – Слышал, Одинцов решил все проблемы одним выстрелом?

Если уж начистоту, я слегка покопался в информации из свободных источников, но брату вопрос задаю, думая, что ему есть чего добавить.

– Да, потерял всё и не выдержал. Жена его легла на плановую операцию, но не помогло, потом бизнес прогорел, не выдержали нервы, – с недовольством поясняет.

Севе определённо не нравится мой интерес.

– Ты хочешь… возобновить старые связи? – аккуратно спрашивает.

Это он так аккуратно интересуется, не планирую ли я с дрянью отношения наладить?

– Нет, – хлопая ладонью по столешнице, поднимаюсь.

– Точно?

– Точно.

Всеволод отворачивается, но по его хмурому лицу я понимаю, что мои вопросы его не порадовали.

– Даже не думай, – предупреждаю его.

– О чём ты, Сень?

– Подключать свою службу безопасности. Повода нет.

– Ну нет, так нет, – жмёт плечом и утыкается в монитор, давая понять, что у него дел по горло, а тут я со своими расспросами, как навязчивая соседская собачонка.

И в этом весь мой брат.

На следующий день я еду по адресу в хранилище. Там в ячейке через пятые руки для Севы оставлена информация. Он роет компромат на своего оппонента и в этом ему помогает бывший друг, однажды подставивший его.

Такая жизнь – кругом одни подножки. Ни в ком нельзя быть уверенным. До смешного – Сева даже меня какое-то время подозревал. В принципе, разве могу я его в этом винить? Тут от самых близких ножи в спину прилетают, а я тем ещё раздолбаем был после выздоровления. Решил, что живём один раз, и бросился во все тяжкие. Нужно же было как-то заглушить эту боль. Вот каждый и глушит, как может. У всех свои способы.

Я вынимаю флешку из ячейки, пишу от руки, что ещё требуется, сую записку вместе с накопителем в ящик. Чувствую себя героем какого-то боевика, не иначе.

Заехав вечером к брату, отклоняю любезное предложение его жены Арины поужинать с ними, ссылаюсь на дела.

– А я, кстати, завидую, – бросаю ей перед уходом.

– Чему?

– Вашему ровному семейному загару.

В это время я подхватываю мелкую племянницу на руки, целую в обе щеки, щекочу бока и аккуратно возвращаю на пол. Ульяна вцепляется мне в ногу, не желая отпускать. Арина смотрит на нас и улыбается.

– Солнце моё маленькое, на днях загляну, поиграем, – говорю племяшке.

– Если ты ей что-то обещаешь, – наказывает Арина, – будь добр, держи слово.

– А когда я его нарушал?

От брата я выхожу в приподнятом настроении. Счастлив за него безмерно. Пусть хоть у кого-то из нас всё будет в личной жизни хорошо. Сева как никто заслуживает это.

***

Несколько недель я вполне успешно рублю мысли о стерве на корню, не позволяя отравляющим воспоминаниям проникать слишком глубоко в душу. Но ночами это сделать крайне сложно. Другие девушки мне кажутся какими-то пресными. Секс приносит удовлетворение, но не удовольствие. Это снова простая механика, способ сбросить напряжение, не больше. Эмоции при всём желании не могу подключить, мне не на кого их тратить.