Ближе к вечеру вынимаю из-под стойки телефон. Весь день о нём не вспоминала, да и последние месяцы эта штука несёт скорее сопутствующую миссию, чем основную. Друзья из прошлой жизни отвалились довольно быстро. А кому хочется общаться с человеком, шагнувшим на ступень ниже по социальной лестнице? Да и не на одну ступень! Скатилась к самому подножию.

Я теперь где-то там в их глазах, на дне. Между бомжами и поберушками.

На экране два пропущенных. От дяди. Чудесно. Внутри всё напрягается. Потому что чувствую, что ничего хорошего эти звонки не сулят. Каждый раз после общения с ним мне только хуже. Новость за новостью от дяди погружает мою жизнь в ад. Хотя, кажется, что ужаснее ничего случиться не может, что самое страшное уже произошло.

– Саш? – напарница трогает меня за плечо, когда стою с телефоном в руке и думаю, зачем дядя мог меня искать.

Наш последний разговор нельзя назвать продуктивным. Если прошу его о помощи, он всегда мне отказывает. После ухода отца именно дядя является моим опекуном. Крохотная сумма регулярно падает мне на карту. Это чтоб я с голоду не сдохла. Остальным обеспечивать себя мне приходится самостоятельно. Вначале было сложно, ну а сейчас – уже привыкла.

– Саш, иди пораньше домой. Ты меня вчера отпустила, сегодня одна доработаю.

От мысли о пустом доме, который всё ещё наполнен воспоминаниями об Арсении, я ёжусь.

– Да тут пара часов осталась.

– Иди, – подталкивает меня. – Ты пашешь, как проклятая. Что с тобой?

– Деньги нужны, – вру я.

Нет, фактически они нужны всегда, но в теории мне хватает, можно так и не надрываться. Восстановиться в универе я и не мечтаю. Когда пыталась перевестись на бюджет хоть куда-нибудь, мне отказали.

Когда отец решил все свои проблемы одним выстрелом в голову, он, возможно, и не подозревал, что разгребать их дальше придётся мне. До полного совершеннолетия, то есть до двадцати одного года, опекуном по завещанию отца являлся мамин троюродный брат. Сейчас мне почти двадцать два, но он по-прежнему решает мои проблемы, потому что у меня нет ни малейшего понятия, что делать с отцовским бизнесом дальше. Вернее, с его остатками. По словам дяди там сплошные убытки. Он уже закрыл большую часть фирм, что-то продал, чтобы загасить долги. Наши семьи никогда не были близки, но родственников, как известно, не выбирают, да и других у нас, то есть у меня, нет.

Дядя Грише около сорока пяти, года четыре назад они с семьёй перебрались в Москву, у него двое сыновей погодок школьного возраста и огромное желание не влезать в чужие проблемы.

– Бухнулось же мне это счастье на голову, – бурчал он в нашу первую встречу. – Ты знаешь, что у твоего отца почти все счета по нулям? Собственность фирм перезаложена, часть на ладан дышит, себе в убыток работают. С акций никаких дивидендов давно не идёт. Во что он вообще вкладывался? Как вы жили, Александра?

Я пожимаю плечами. Нормально жили. Даже не тужили. В дела семьи я никогда особенно не вникала. Папа говорил: сначала отучись, потом посмотрим. Конечно, он возлагал надежды на Арсения, как на моего будущего мужа, которому сможет передать семейный бизнес. Если начистоту, то уж вначале спал и видел, как сольёт капиталы с Сергеевыми. Потом что-то случилось и его отношения к семье Сени переменилось резко и перетекло в абсолютный негатив.

– Боюсь, мне придётся продать всю вашу недвижимость. Дом закредитован. Квартиры частично покроют долги фирм, – дядя Гриша чешет за ухом.

Мы сидим в гостиной его дома, и я впервые чувствую себя неловко, потому что мало что понимаю из его речей, кроме того, что моя жизнь, по-видимому, в глубокой яме.

Впрочем, после разрыва с Арсением я из неё и не выбиралась. Как залезла, так и сижу.

Как же я тогда ошибалась!

В следующие несколько месяцев я лишилась всего. Финальной вишенкой на торте стало отчисление из универа.

– Сашенька, ну вот ничего поделать не могу, ваша специальность отсутствует на бюджетной основе. Вы платили семестр в семестр, если нет оплаты, то и нет возможности продолжать обучение.

Лицо декана, который вызвал меня к себе на личную беседу, действительно выражает глубокую скорбь.

Я смотрю то на полированную поверхность массивного стола, то на густые усы декана, под которыми двигается рот. Он продолжает что-то говорить, но слова доходят до меня, будто сквозь преграду.

Чего? Отчисление? Да плевать… всё равно сил на учёбу нет. И желания тоже. Я скатилась во всех смыслах. Прошедшую сессию сдала со скрипом.

– Я знал вашего отца, уж поверьте, хороший был человек, в знак моего глубокого уважения пытался договориться о ректорской стипендии для вас, но там целый эшелон самородков и победителей олимпиад, за которых ходатайствуют из властных структур. Вы же понимаете, как нынче дела делаются?

Я киваю, хотя ни черта в этом не понимаю.

– Что же делать? Я могу перевестись на другую, то есть на любую другую бюджетную специальность?

Декан вздыхает.

– Можно посмотреть варианты с более низкой оплатой, но на бюджет, это только через поступление, Сашенька.

– Мне нечем сейчас платить.

– Понимаю, – кивает он. – Можете попробовать через связи вашего отца. Он же работал со многими предприятиями. У них, знаете ли, квоты имеются.

– Квоты? – хмурюсь. – Что за квоты?

– Когда предприятию нужен конкретный узкий специалист, они готовы оплачивать его обучение, а вы заключаете контракт, что обязуетесь отработать на контору после завершения обучения, допустим, пять лет. Вам надо поискать такие варианты. Конечно, зачастую, это заочное обучение или узкопрофильное техническое. Но уверен, что толковые экономисты кому-нибудь да нужны. Позвоните по людям, поспрашиваете. Язык, он, знаете ли до Киева доведёт… ну да, хм… – осекается, оценивая вялую реакцию с моей стороны.

– Я поспрашиваю, – киваю и поднимаюсь со стула.

– Мы не будем вас отчислять, – выдаёт, пока не ушла. – Я сказал методистам академку вам оформить по семейным обстоятельствам.

– Спасибо, Павел Никитич, – киваю с благодарностью.

Декан у нас нормальный мужик. Возится со студентами, как курица с цыплятами, особенно с первыми курсами. Поэтому я ему благодарна, только как воплотить его советы в жизнь, даже не представляю.

Первым делом, конечно, я обратилась к дяде, но получила категоричный отказ. Оплачивать моё обучение на престижном факультете центрального столичного вуза у него средств нет, а отец никак об этом не побеспокоился.

Так что я, скрипя зубами, вышла со справкой и, помыкавшись в Москве, укатила с приятельницей в Серпухов. Подальше ото всех. Тем более недвижимости в столице я лишилась подчистую. Дядя продал всё, как и обещал, чтобы загасить долги. Его особо не волновало, где и с кем я, он лишь ворчал при каждой встрече, что я обуза. Очень быстро я поняла, что к этому человек бесполезно обращаться.

Жизнь в небольшом городе оказалась спокойнее. Снимать квартиру на двоих, выгоднее. Потом, правда, приятельница съехалась с парнем и квартира полностью повисла на мне, но ничего, я её тянула. И жила по накатанной. Скромно, но терпимо.

Арсения из памяти пыталась выжечь любыми способами. Первое время ещё думала, что он поможет, если попрошу. Даже набралась смелости приехать к нему домой, искренне считая, что нам надо поговорить. Но его мать, обозвав меня нахалкой, выставила за дверь.

Тогда я и поняла, что ни на кого не могу в этой жизни надеяться, только на себя.

И лишь внезапное появление Арсения в нашем тихом городке пошатнуло мою реальность. Я размечталась настолько, что почти поверила, что всё можно исправить. Что он не держит на меня зла, что выслушает и простит. Что любит меня по-прежнему. Может быть…

Не смотря на то, как он со мной поступил, я была счастлива за него. Он выстоял, снова поднялся на ноги, выбрался из ада собственной неуверенности, в который мой поступок, конечно, подкинул дров. Он настоящий боец по жизни. И заслуживает счастья, как никто другой.

Улыбаюсь, идя по улице домой. Всё-таки правду говорят, что со светлыми мыслями и живётся легче. Лучше я буду вспоминать хорошее. И из нашей последней ночи тоже возьму нежность и ласку, забыв про грязь, которой он облил меня в конце.