В-четвертых, согласно Шумахеру: «Заменить энергию нечем. Все здание современного общества построено на ней <…> это не “просто еще один товар”, а предпосылка всех товаров, базовый фактор, равный воздуху, воде и земле» (цит. по: Kirk 1982: 1–2). Этот базовый фактор определяет структуру социальной, временной и пространственной организации обществ и самой «жизни». Начиная с XVIII столетия энергия все в большей мере выступала в качестве предпосылки для создания систем, которые были связаны с добычей, сжиганием и распределением энергии, получаемой из ископаемого топлива. Здесь также есть две серьезные проблемы, отраженные во многих из указанных научных работ: до некоторых запасов топлива, прежде всего нефти, добираться становится все труднее, поскольку запасы, которые было легко разрабатывать, по большей части уже исчерпаны, а сжигание подобного ископаемого топлива ведет к изменениям климата планеты (Urry 2013b).

Кроме того, существует все больше проблем, связанных с обеспечением населения чистой, годной к применению водой, прежде всего населения мегагородов, которым приходится закупать воду за пределами города и заниматься организацией ее доставки. Почти 1,2 млрд человек, или примерно ¹⁄₅ часть населения планеты, живут в местностях, где вода – большая редкость. Еще 1,6 млрд человек, или почти ¹⁄₄ мирового населения, испытывают нехватку воды по причине ее дороговизны (см.: http://www.un.org/ waterforlifedecade/scarcity.shtml). Некоторые специалисты используют термин «пик потребления пресной воды», чтобы подчеркнуть тот факт, что лишь 0,007 % водных запасов Земли представляют собой пресную воду, пригодную для использования людьми (Pfeiffer 2006: 15).

В дополнение ко всему этому в октябре 2008 г. в богатых странах мира произошел крах экономических и финансовых систем, хотя специалисты и заверяли нас, что мировым системам производства, финансов, недвижимости, потребления и доходов коллапс не грозит. Экономика опрокинулась, обернувшись растущей бедностью для многих жителей процветающих стран Севера, отличавшихся ранее высоким уровнем жизни. Более того, даже на текущий момент системы по-прежнему не выправлены в достаточной мере, и, согласно Эндрю Гэмблу, мы имеем дело с «кризисом без конца» (Gamble 2014). Выправления ситуации в системе финансиализации большинства экономик не произошло, поэтому банковскому и финансовому секторам по-прежнему свойственны нестабильность (Haldane and May 2011). В связи с этим показателен тот факт, что сценарий «всемирной рецессии» входит в число сценариев, используемых Банком Англии для «стрессового тестирования» крупнейших банков Великобритании (http://www.bbc.co.uk/news/business-32116356).

Наконец, богатые общества отгораживаются от бедных, уединяясь в своих относительно защищенных анклавах (Северная Америка, Европа, некоторые части Азии), а за пределами этих «укрепленных» анклавов лежат «дикие зоны», в которые богатые и мощные страны предпочитают не попадать, а оказавшись там, покидать их как можно скорее. В этих диких зонах обитают «множества», объединенные по этническому, племенному или религиозному признаку. Множества эти периодически предпринимают попытки проникнуть внутрь анклавов в качестве беженцев, торговцев наркотиками и людьми, рабов, террористов и т. п. (Hardt and Negri 2006; Хардт и Негри 2006). В погрязших в бедности странах, жизнь в которых сурова и уныла, общественный порядок то и дело рушится, и они оказываются неспособны разрешить системные кризисы. Их граждане постоянно пытаются преодолеть барьеры-границы и попасть в «зоны безопасности» (при этом все большее их число во время этих попыток гибнет).

Более того, государства зачастую оказываются «уязвимыми» и неспособными справляться с потенциальными системными кризисами или такими серьезными проблемами, как засухи, периоды сильной жары, аномальные погодные условия, наводнения, наступление пустынь, эпидемии, песчаные бури, голод, нехватка энергоресурсов и воды (Abbott 2008; Leichenko, Thomas, and Baines 2010). Даже в процветающих странах государство, корпорации и организации, занятые оказанием помощи пострадавшим от стихийных бедствий, оказываются малоэффективными в противодействии последствиям столкновения различных систем, примерами чему могут служить ураган «Катрина», обрушившийся в 2005 г. на Новый Орлеан, авария на японской АЭС «Фукусима-1» в 2011 г. или ураган «Сэнди», ставший причиной многочисленных жертв и разрушений в штатах Нью-Йорк и Нью-Джерси в 2012 г. При подобных непредсказуемых кризисах крайне тяжело реализовывать достаточно гибкие кампании, способные обратить вспять катастрофические последствия взаимозависимости каскадных систем. Это особенно затруднительно в свете удешевления средств физического насилия, о которых говорилось выше. Джудит Родин было высказано мнение о необходимости готовить города по всему земному шару к возможным катастрофам вместо того, чтобы уповать на неизменность существующего равновесия, поскольку очевидно, что время от времени «все идет не так» (Rodin 2014).

Возможность достаточно гибкого реагирования осложняется еще и возрастающей разницей доходов, наблюдаемой в течение трех-четырех последних десятилетий. С помощью математического моделирования Сафе Мотешарри, Хорхе Ривас и Евгения Калней показывают, что вероятность краха общества более высока в условиях ярко выраженного неравенства доходов и наличия серьезных сложностей при мобилизации соответствующих финансовых и материальных ресурсов для противодействия системным кризисам (Motesharrei, Rivas, and Kalnay 2014; Piketty 2014; Пикетти 2015). Согласно Майку Дэвису, нас ожидает обострение этих системных кризисов, в результате чего к 2030 г. «наложение последствий изменения климата, пикового потребления нефти и воды и увеличения населения еще на 1,5 млрд человек приведет к такой негативной синергии систем, которую мы сегодня, возможно, и не в состоянии вообразить» (Davis 2010: 17). О множестве уязвимостей говорит и Джеймс Ховард Кунстлер: «При достижении пика и сразу по его прошествии существует огромная вероятность краха всевозможных систем – социальных, экономических и политических. Пик в буквальном смысле представляет собой переломный момент. Затем „все рушится, основа расшаталась“. По его прохождении все ставки на оптимистическое будущее цивилизации отменяются» (Kunstler 2006: 65).

Джеймс Лавлок завершает свой анализ этих множественных систем и позитивной обратной связи следующим вопросом: «Обречена ли наша цивилизация и станет ли нынешнее столетие эпохой масштабного падения численности населения, после чего останется лишь горстка выживших под палящим солнцем в обществе, которым правят полевые командиры и которое вынуждено обитать на враждебной, более непригодной для жизни планете?» (Lovelock 2006: 151). Речь здесь можно вести не только о пике потребления нефти и воды, но и о пике могущества США, европейских государств всеобщего благосостояния и западной жизни в целом. Катастрофическое будущее должно характеризоваться взаимным наложением последствий этих системных проблем, к которому добавятся резкое снижение уровня жизни, вынужденное перемещение экономических и человеческих ресурсов и слабость государственных или надгосударственных форм правления. Наоми Орескес и Эрик Конуэй утверждают, что «великий крах западной цивилизации» представляется наиболее вероятным вариантом развития истории в будущем (Oreskes and Conway 2014; см. также: Slaughter 2003).

Таким образом, можно говорить о существовании огромного числа публикаций и прочих произведений культуры, рисующих антиутопические будущие миры. Посетив крупнейшие из художественных выставок последнего времени, Брюс Бранн и Стефани Уэйфилд приходят к следующему выводу: «Тема катастрофы присутствует повсеместно <…> Цивилизация уже лежит в руинах <…> мы уже живем в условиях постапокалипсиса» (http://societyandspace.com/material/article-extras/theme-section-a-new-apparatus-technology-government-and-the-resilient-city/bruce-braun-and-stephanie-wakefield-inhabiting-the-postapocalytic-city; см. также: Nancy 2014).