– Поверить не могу, что дала тебе это сделать.

Он пожал плечами и улыбнулся, мысленно здесь и в то же время далеко, едва ощущая себя самим собой, пока ласкал ее, водя ладонями по ее ногам и животу.

Она снова закрыла глаза и дернулась, протянув руки вниз, чтобы обхватить его голову.

– Стой, остановись, я такая… чувственная. – Ее голос, казалось, растопил ему хребет. Он не хотел прекращать, но все же прекратил, почтительно накинул шелк обратно и умело возвратил завязки в первоначальное состояние.

– Готово. – Он ухмыльнулся, затем помог сесть Лани, расправляя складки платья на ее бедрах, и встал. Он взял ее руки, но она освободила их и положила ему на живот, глядя на Кейла снизу вверх и говоря: «Не совсем», когда занялась его ремнем.

Он чувствовал, как его руки помогают с поясом замысловатых флотских брюк, но разум словно опустел.

Она издала звук «ох», наконец-то высвободив его изнемогающий длинный ствол, но не колебалась. Штаны Кейла сползли до лодыжек, а весь мир стал влажным и теплым. Он смотрел, как она берет его стержень в рот, и видел ниже ее маленькие упругие груди, все еще обнаженные: сотня внезапно сбывшихся грез. Она держала одну руку на стволе, скользя губами вперед и назад, а другая ладонь покоилась на его бедре. Он вцепился в нее, свободной рукой придерживая Лани за волосы.

Он чувствовал нарастающую истому, которая пробиралась от пальцев ног до внутренностей, и тепло на лице. Он хотел предупредить принцессу или что-то предпринять, но разрядка пришла незваной, и он застонал от крепкого обхвата губ Лани, содрогаясь вновь и вновь. Если это смутило ее, она ничем себя не выдала. Просто продолжила двигаться, хоть и медленно, облизывая и дразня, каждым касанием пронзая его тело новой дрожью, такой неистовой, что он едва мог это вытерпеть.

– Видишь, – сказала она, отстранившись достаточно надолго, чтобы улыбнуться, – чувственная.

Он ухмыльнулся и закрыл глаза, наслаждаясь моментом, позабавленный, что даже сейчас думал о совете Тхетмы.

– Теперь мы всё, – сказала она, и он упал на колени и припал к ней, впервые ощутив ее мягкость на своей плоти.

Он заключил ее в объятия и поцеловал, наклонившись, чтобы помочь ей снова натянуть платье, и вздохнув, когда она как следует прикрылась, все еще скользя похотливым взглядом.

– Твой черед, – сказала она.

– У меня только что был мой черед, – поддразнил он, но влез обратно в свой испачканный травой мундир. Лани закатила глаза.

Она все еще поправляла одежду и прическу и жаловалась на отсутствие зеркала, когда он привлек ее обратно.

– Мы сделаем это снова, – сказал он со всей властностью, на какую был способен, прижимаясь губами к ее губам, вторгаясь языком ей в рот, будто помечая свои владения.

Ее руки нырнули под его расстегнутую рубашку, затем она вздохнула и покачала головой, как будто он испорченный ребенок.

– Как только мы поженимся, думаю. – Она попыталась отвернуться, но он удержал ее маленькое тело и ее взгляд, снова целуя ее.

– Как только мы поженимся, я намерен быть внутри каждой частички тебя. Владеть каждой частичкой. До конца моей жизни.

Она ответила ему тем же взглядом.

– Я хочу этого, – она поцеловала Кейла так же страстно, как целовался он, – я хочу тебя. – Затем она отстранилась, мгновенно превратившись невесть как в ту беззаботную девчонку, от которой он глаз отвести не мог. – Но только после того, как мы поженимся. – Она ухмыльнулась. – А теперь как я выгляжу?

– Прекрасно.

Она развернулась, придерживая свободные складки платья.

– Нет, правда, я могу вернуться? Ничего не заметят? – Кейл дважды оглядел ее и не увидел никакой разницы:

– Думаю, тебе ничто не грозит.

Поклонившись от плеч, она развернулась, чтобы пойти в зал, но остановилась и оглянулась на Кейла.

– Увидимся завтра?

Он ощутил мгновенное тепло, словно у нее за спиной взошло солнце и весь мир засиял для него одного.

– Завтра, – сказал он, и они улыбнулись как влюбленные, которыми стали, – влюбленные, на которых Кейл всегда только смотрел с завистью.

Сад и трава благоухали прекраснее, чем он мог припомнить; ночной воздух, идеально прохладный, овевал его кожу… а Лани исчезла за углом.

Обычно Кейл не уделял большого внимания утренней эрекции. Он считал ее обузой, еще одним фактом жизни, вроде выделения пота, но этим утром он улыбнулся, подумав, что скоро, когда женится, это сможет послужить некой полезной цели.

Покинув прошлой ночью в остальном непримечательное пиршество, он переночевал во дворце и теперь закрыл глаза, впитывая теплый аромат выпечки, мягкий свет и еще более мягкие простыни и пение птиц, доносящееся через окна.

Он не узнавал птиц по звуку или виду, и внезапно это его разозлило. Всю мою жизнь они пели для меня, а я не знаю, как их зовут. Он спросил бы своих нудных наставников, но не сегодня. Сегодня у меня есть дела.

Он улыбнулся и свесил свои, казалось, постоянно болевшие ноги с кровати, отбросив простыню, – и заметил уже приготовленный удобный халат. О нет, вот этого не надо, больше нет.

Он подошел к шкафу и выбрал темные штаны из накрахмаленной ткани и синюю шелковую рубашку, затем расчесал волосы и перевязал их серебряной нитью. Он побрился – хотя, если честно, смысла в этом особого не было, – затем надел начищенные кожаные туфли, не обнаружив изъянов и надеясь, что отец одобрит прикид. Он положил руку на резные лестничные перила и спустился, перепрыгивая по две ступеньки зараз. В такую рань завтракали только седые кузены – в дальнем конце стола, сбившись в кучу и сплетничая, как обычно.

Кейл вежливо приветствовал их поклонами – хотя его титул означал, что в этом нет необходимости, – затем наполнил тарелку и принялся есть ложкой, как солдат, уделяя чуть больше времени жеванию, когда вспомнил, где находится.

«Отец, – практиковался он мысленно, – как ты знаешь, мы с Лани выросли вместе, и мы очень нравимся друг другу…» Гребаные двадцать семь преисподних, разумеется он знает, так зачем указывать на это. «Отец, ты сказал, что я почти мужчина, и как мужчина я хочу выбрать жену». Эй, не бросай его слова ему в лицо, просто скажи ему, чего ты хочешь.

Он подпрыгнул, когда Эка опустил перед ним поднос с выжатым соком.

– Доброе утро, принц Ратама. Ваш отец хотел бы видеть вас, как только вы будете готовы, – он у себя в кабинете.

Все знали кабинет Фарахи, потому что в отличие от других комнат его редко меняли «в целях безопасности». В другой день Кейл мог бы счесть лицемерием то, что отец меньше всего мешает жить себе, но сейчас лишь промямлил приветствие Эке и взял фарфоровую чашку.

Образ этого человека, провернувшего нож в спине Квала, пришел ему на ум, затем другой: труп морсержанта, разрезанный будто кусок свинины и завернутый в ткань, пропитавшуюся кровью. Он был так поглощен Лани и своим отцом, что не очень-то задумывался об этом опасном «слуге». Ты еще одна тайна, которую я скоро разгадаю, подумал он, но не сегодня. И коль скоро его умственная «практика» казалась совершенно бесполезной, он выпил сок в три глотка и покинул комнату.

По лестнице спустилась Лани. На ней было нечто вроде полуплатья-полупижамы, а ее взъерошенные волосы ниспадали кольцами на лицо и шею. Она терла один глаз кулачком, как ребенок, и Кейлу больше всего хотелось подхватить ее на руки, отнести обратно в ее комнату и рухнуть с ней в постель. При мысли о том, что однажды это может стать реальностью, Кейл не удержался от улыбки.

Она улыбнулась в ответ и остановилась, кланяясь.

– Доброе утро, принц Ратама.

– Доброе утро, принцесса. – Он поклонился столь же официально.

– Уже позавтракал?

– Да. И теперь направляюсь к отцу.

Ее сонные глаза расширились, и, ступая ногами в тапочках по камню, она спустилась и осмотрелась.

– Уже? Почему так рано?

– Потому что он позвал меня. Надеюсь, это значит, ему не терпится все обсудить.