Он понял, что у нее пожизненный долг перед империей, но она не рабыня. Выяснил, что она не знала своих родителей и с детства воспитывалась имперскими учителями. Узнал, что она может выйти замуж и выбирать различные роли по всей империи – при условии высоких отметок на экзаменах – и что она всегда хотела жить у моря.

Они даже говорили о будущем – о том, как могли бы проводить время вместе, когда окончатся занятия. Но теперь все это исчезло. Когда он прервал поцелуй, чтобы отдышаться, она следила за его лицом.

– Это приятный сюрприз, – сказала она, всматриваясь. – Что случилось?

Он понятия не имел, что сказать. В ее глазах уже выступили слезы, и Кейл беспомощно помотал головой.

– Мне нужно уехать, – сказал он. – Прямо сейчас.

Ли-йен обняла его, и долгие секунды они стояли, прижавшись друг к другу.

– Ты можешь вернуться?

– Я не знаю. Я ничего не знаю, кроме того, что не хочу покидать тебя.

Он снова поцеловал ее и почувствовал слезы на своих щеках, но ему было все равно.

– Я еду с Оско в Мезан, а затем домой в Пью. Мой народ… был атакован, я не знаю, как, почему или кем. – Он закрыл глаза. – И Амит мертв. Убийцы здесь, в академии. Только… только что.

Выздоравливая после покушения, Кейл наконец рассказал ей о своем «преподавателе языка», и оказалось, она знала его лично, по крайней мере немножко, так что Кейл понимал: смерть Амита причинит боль и ей.

Ли-йен покачала головой.

– Неужели нет другого способа? Не мог бы ты… пойти к Императору и… я не знаю, как-то с ним поработать?

Он искренне хотел бы этого. Хотел бы, чтобы все было так просто.

– Я не могу доверять ему сейчас. И он не друг моему народу, что бы он ни говорил.

Нет, это еще не все.

– И… каковы бы ни были мои «чудеса», я не могу позволить такому человеку, как он, понять их. Не первым. Смекаешь?

Она пожала плечами или кивнула, и он поцеловал ее снова, не желая ничего больше, чем бросить ее на кровать, сорвать с нее одежду и заняться с ней любовью сейчас, пока не стало слишком поздно и все не изменилось.

«Когда можешь есть, ешь», – услышал он голос Тхетмы в своей голове, но знал, что сейчас не тот момент – и что отныне такой момент никогда не наступит.

Он пытался остаться в настоящем, в объятиях Ли-йен, но не мог. Он думал, погибли ли его братья и рекруты, сражаясь за свой город, или они сейчас в море. Он гадал, мертв ли его отец. О боже, подумал Кейл, какова участь тети Кикай и Лани? Может, им лучше было умереть?

Покидая Шри-Кон, в глубине сердца он верил, что все образуется несмотря ни на что. Верил, что однажды им с Лани удастся снова быть вместе, что восторжествует любовь. Любовь глупца, подумал он, любовь мальчишки.

Сейчас Кейл не питал таких иллюзий. Он знал, что, скорее всего, никогда больше не увидит Ли-йен, но осознание делало это чувство слаще, даже когда у него перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы.

Он целовал ее, они оба рыдали. Он поднес руки к ее лицу и волосам.

– Прощай, – сказал он, и ее губы беззвучно прошептали в ответ.

– Мне жаль, – добавил Кейл, потому что так оно и было, и умчался прочь.

Император Ижэнь Лувэй приказал своим телохранителям вынести поддоны для самоубийств. То есть это он их так именовал. Официально, с подачи отца Ижэня, они назывались Почетные Места и предназначались для «особых императорских гостей». Но Ижэнь принимал таковых, лишь когда бывал чем-либо огорчен, а последствием его огорчения была чья-либо смерть.

Его любимым аспектом Почетных Мест был страх. Они позволяли ему донести, не говоря ни слова: «Возможно, вам вскоре придется покончить с собой, очень жаль». Или – и тоже без слов: «Так много слуг должны кончать с собой, что у нас есть специальные тазы для сбора крови».

Как ни крути, ему нравилось быть практичным.

Начальник разведки Джун, два его наемных убийцы и юный Имперский Служитель вошли в гостевой зал правителя вместе с вооруженной охраной и заняли свои места со всем изяществом и достоинством, которых можно было ожидать. Каждый гость обязан был встать на колени в центре собственного таза – никакой подстилки, лишь тонкое металлическое днище. Что ж, таковы были предписания.

– Приветствую. Мои извинения за грубый характер приглашения, уверен, все вы очень заняты. – Ему нравилось указывать на опасность формальностями, и все четверо должным образом поклонились в своих тазах, послушно глядя на пол. – Мастер Джун, объясни, пожалуйста, почему мой любимый дядя мертв.

Такая прямолинейность, и столь молниеносная, являлась большим нарушением этикета. Ижэню следовало поинтересоваться, как у них дела и как протекают их дни, а также, вероятно, разъяснить причины их сегодняшнего присутствия. Но у него было великое множество дел, и он уже знал, что здесь произойдет.

Лицо Джуна покрылось бисеринками пота, шея над воротником постепенно краснела.

– Мой повелитель, беседа вашего дяди с принцем-еретиком Ратамой не увенчалась успехом. Как было поручено, этот слуга отправил людей понаблюдать и подготовиться к такому исходу. Однако принц имел телохранителей и совершил чудеса. В последовавшем столкновении советник Асан был убит.

Ижэнь кивнул, будто задумавшись, хотя, безусловно, уже знал все, что произошло, включая то, что Джун взял дело в свои руки и приказал убить Амита.

Правда, естественно, была в том, что он хотел смерти своего дяди и отправил старика в долгое, рискованное путешествие в Пью в надежде, что тот не переживет дорогу или по меньшей мере никогда не вернется. При этой мысли Ижэнь улыбнулся. Он уважал упрямого старого генерала – хитрого филина, завоевавшего его отцу империю. Но теперь время его истекло.

До сих пор слишком много стариков помнили прошлое – до сих пор поклонялись прошлому вместо нынешнего избранного сына Жу. В Амите видели сияющий маяк той былой славы – живую реликвию другого времени и другой империи. Сугубо из почтения Ижэнь терпеливо ждал, когда он умрет, но этот парень слишком подзадержался.

– Это ты приказал его убить, мастер Джун?

Краснота на шее мужчины растекалась, поглощая уши и щеки. Подобная прямота была неуважением за гранью приличия, а начальник шпионов являлся одним из самых могущественных людей в Наране. Уж конечно, он не привык, чтобы с ним так обращались. Но лгать непосредственно императору было бы немыслимо.

– Да, мой повелитель.

Ижэнь позволил нескольким секундам пройти в тишине. Такой оборот должен бы расстраивать, предположил монарх. Старейший из его родственников погиб, хладнокровно убит – человек, помогавший растить его, защищать его империю, обучавший его после смерти отца. Все наверняка ожидали, что император самолично придет в ужас, даже если верили, что, по его мнению, так будет лучше для Нарана. И он давным-давно научился подражать эмоциям низших людей, когда это было ему выгодно, поэтому он вложил толику гнева в свой голос. Толику негодования.

– Объясни.

– Этот… слуга подумал… решил…

Ха! Бедолага-то едва не обмочился!

– …мой повелитель, что это было бы в наилучших интересах империи. Я… я знал, что втайне вы этого желали, но из чувства чести не могли этого приказать. Поскольку мне не было строжайше воспрещено, я решил…

– Я должен прямо воспрещать моим слугам убивать членов моей семьи?

– Нет-нет, повелитель, конечно…

– Разве я приказал тебе совершить убийство советника Асана?

– Нет, мой повелитель, но я смиренно прошу…

– В таком случае обсуждать больше нечего. Благодарю тебя за службу, мастер Джун. Будь добр, присоединяйся к своим предкам.

Один из его телохранителей бросился вперед с церемониальным ножом и оставил тот рядом с поддоном. Честь и обычай строго воспрещали любое «содействие», когда человек добровольно отправлялся в мир духов. Путешествие надлежало совершать в одиночку, а иначе рискуешь отправиться не на те небеса или возродиться в теле низшего существа.