Некоторые глаза смотрели вызывающе, но большинство были опущены вниз от стыда.

– Я знаю вас, потому что я – это вы. – Рока подставил свое лишенное пепла лицо свету костра, обнажив огромное родимое пятно, уродливо бугристые черты и свирепые яркие глаза. Некоторые мужчины ахнули, но никто не отшатнулся. – Но, в отличие от вас, я отпрыск Вишан.

Брови приподнялись, рты распахнулись, и мужчины переглянулись друг с другом. Рока отстранился.

– Мое имя Букаяг.

Эгилю стало интересно, многие ли здесь слышали это имя – слышали сказание о «Последнем Шамане Рун». Передалось ли оно от залов к деревням, из города в город через других скальдов?

– Когда-то у меня были отец и мать, и брат, Рока. Он был всем, чем не являюсь я. Он был здоровым, непомеченным и желанным. Вопреки моему проклятию он любил меня и называл меня братом. И так же, как я, он обладал зрением провидца. Он прочил великое будущее для нашего народа. Он хотел привести нас в мир, где законы не превращали бы нас в животных и рабов, где мужчины могли бы прославиться, защищая Аском, а не воюя против соседей или чужаков, не сделавших им ничего плохого. Он прочил возврат к старым временам, когда великие герои сражались со злом, таившимся в ночи.

Рока неуклонно повышал голос, переполненный эмоциями, но снова сделал паузу. Он присел на корточки и мрачно уставился в огонь.

– Жрицы убили моего брата. Моего отца. И… когда она лежала больной и беспомощной, они убили мою святую мать. Я оплакивал их утрату, но еще больше – утрату для всех аскоми. Ибо мой брат, – он подавил рыдание, которое, как знал Эгиль, было притворным, но все равно казалось настоящим, – был возрожденным пророчеством. – Он встал, и мужчины подались вперед на скамейках.

– Мой брат был ниспослан богами, чтобы перенести нас в рай, а жрицы в невежестве и страхе убили его. Я знал, поскольку до того момента видел во снах пышные зеленые нивы и теплое солнце. Но после я видел только огонь и смерть. Носс грядет. И это будет совсем скоро. – Еще одна пауза.

– Почему сейчас, мой господин? – спросил Эгиль, как по команде, и Рока оскалил неровные зубы. Его голос проревел над треском костра и стрекотом сверчков, как сильный ветер:

– А почему боги не испытывают нас больше? – Он позволил этой фразе повиснуть в воздухе. – Как мужчинам проявить себя? Показать свою доблесть? Когда все, что осталось, – это покой, законы и страх?

Мужчины согласно заворчали, как сделали бы большинство в Аскоме.

– Как достойному воину завоевать женщину, когда мы все знаем, что спутниц нам определяют жрицы?

Лишь отчасти правдивое, но широко распространенное мнение, и оно нашло отклик у всех. Они громко это подтвердили.

– Какая слава в служении вождю, когда вожди попросту избираются, а не властвуют по праву силы?

Теперь мужчины вставали и восклицали. Многие не состояли при вождях, так как ненавидели правила.

– Итак, я расскажу вам, что увидел в моих снах! – «Ну вот, понеслось». – Гальдра была лжепророком!

Некоторые из тех, кто встал, схватились за стоящих рядом; распахнутые глаза мерцали в свете костра. Эгиль знал, что Рока отпускает им грехи – заявляя, что все их страдания, весь их позор были ложью. Все, что делало их неправыми или опороченными, было ложью.

– Нет никакой Нанот. Гальдра ввела наш народ в заблуждение! Вот почему исчезли боги, вот почему у нас нет цели, и вот почему грядут истинные боги, чтобы уничтожить мир!

Рока отбросил одеяло в сторону с поляны и поднял круглый стальной щит, затем длинный клинок. Он поднес их к огню костра, и они засияли цветными, плавными рунами. На них не было никаких линий или отметин от резца, и они светились голубым в бледном свете. Некоторые мужчины бездумно потянулись, как мотыльки к пламени, другие лишь затаили дыхание.

– Это Эфрас Облавщик и его брат Эфрам. Они – дары от Вола. Для каждого мужчины, кто будет служить, есть именной клинок.

Ошеломленная тишина. Это были мечи прямиком из мифа и, если уж на то пошло, определенно стоили целое состояние.

– Вол будет наблюдать за каждым, кто сражается Его сталью; Он увидит вашу отвагу, и каждая пролитая капля крови будет во имя Его. Конец мира грядет, и остановить его мы не можем. Сейчас, как и всегда, есть лишь одно средство защиты. Есть лишь один путь к вечной жизни в раю. И этот путь – отвага.

Многие мужчины взялись за руки, столпившись так тесно, что небольшой костер опалял им колени. Рока продолжал немногим громче шепота:

– Я действительно последний Рунный Шаман. И я не веду живых в рай. Я веду только мужчин со славой в сердцах к величию перед роковым концом. Вы примете эти дары и будете служить мне до наших смертей в последнем адском пламени?

– Да, – раздался ответ из каждых уст.

Громче:

– Вы пойдете со мной на Гору Всего Сущего и покажете этим изменникам и обманщицам гнев мстительных богов?

– Да! – закричали все они.

– Тогда я называю вас моими братьями! – Он выбросил руку вперед, и мужчины затоптали костер в попытке ухватиться за нее или за спину того, кто успел ее коснуться. – Все наши подвиги будут как одно целое. Я вырежу руны ваших имен в скале лжепророка. И если вы падете, вас примут в раю как героев.

Они смеялись и плакали без всякого стеснения, держась за спины и плечи друг друга, в изумлении наблюдая за своим новым пророком и за костром – жаждущие битвы, жаждущие смерти.

Эгиль откинул кусок парусины, что прикрывал небольшой склад оружия, устроенный Рокой, и воины собрались вокруг, чтобы забрать свои «божественные» клинки. Рока одаривал их одного за другим, кладя массивную ладонь на плечо каждому в знак признания верности мужчины.

– Это всего лишь начало, – сказал он позднее, когда взошло солнце, и Эгиль не ощутил ни радости, ни гордости, ни восторга со своей стороны, но поверил, что это правда. Он не признавал, что Рока – возрожденный провидец или сын бога, но за последние несколько лет он видел, как его хозяин делал то, что явно не удалось бы никому другому.

Прежде всего, тот не спал. Его ум, казалось, был способен вспомнить все, что он видел или слышал, в совершенстве и в два счета. Он каким-то образом научился ковать сталь, как в древних легендах, придавая ей такую форму и прочность, что она прорубалась сквозь железо, окрашивая ее и вытравливая рунами, не оставлявшими отметин. Эгиль видел, как Рока сокрушал сильных мужчин голыми руками – ни разу не дав себя оболванить, застигнуть врасплох и даже травмировать. А ведь он все еще подросток!

Скальд посмотрел в глаза мужчин, среди которых оказался, и увидел фанатиков. Он увидел убийц и ворюг, бандитов и громил. Он попытался вспомнить, что из себя представляла его жизнь до встречи с Рокой – до того, как он предложил сироте-изгою еду, компанию и злополучный план, и до того, как стал калекой. Но волна воспоминаний разбилась о лодку его разума, которую грозило потопить море печали, если он позволит. Он не мог допустить.

– Да, господин. Всего лишь начало.

Тридцать мужчин покинули лагерь, как только их осветил свет, и небольшими группами отправились к долине закона. Все они получили приказы, хотя Эгиль не знал, какие именно.

– Ты уверен, – услышал он голос Роки, – что жрица Кунла находится в половине дня ходьбы от долины?

– Да, господин, – сказал Тахар, вассал, которого особо выделил Рока этим утром, – бывший вождь, у которого отняли титул, землю, семью и собственность за «ненадлежащее поведение». Что навлекло такую кару – реальная продажность или неудовольствие Гальдрийского Ордена, – Эгиль не знал.

– Мои люди видели ее вместе с воинами на дороге, – заверил он. Тахар был также сокольничим, и его птицы, среди прочего, служили бесценными посыльными, хотя мужчины умели читать и понимать лишь простые, записанные одним знаком приказы.

– Сколько их? – спросил Рока.