Я заплачу... Нельзя! Повторится приступ... Какой она ребенок!
Я обязана владеть собой! Обязана!
— При чем тут я? — Глухо возразила Любовь Антоновна.— Я не начальник лагпункта. На вахте случайно слышала... Ка питану дали выговор за то, что он держит в зоне больных.
— Так это... не вы? — недоверчиво переспросила Рита.
...Она хочет видеть меня доброй волшебницей. Приласкать бы ее, поцеловать... Какая радость, что она со мной...
На мгновение Любовь Антоновна увидела другую девуш ку: избитую, окровавленную, плачущую... и керзовый сапог собашника на изувеченном трупе Ани. И Риту могут так же...
Нет! Нет! Страстно кричало сердце. А память неумолимо вос крешала то, что видели глаза за последние восемь лет. Да! Да!
— властно твердила она и ей вторил разум: Могут! Могут!
Не могут! — захлебывалось сердце, споря и с памятью, и с ра зумом.
— Не вы? — в третий раз спросила Рита дрогнувшим го лосом.
— Не я! И пожалуйста не задавай глупых вопросов.
— Любовь Антоновна, вы давно пришли?
— Проснулась, Катя? Как раз вовремя. Жаль, Елена Арте мьевна спит...
— Ошибаетесь, Любовь Антоновна. Я тоже проснулась.
— Вот и чудесно. Сейчас угощу вас копченым омулем.
Только пожалуйста без вопросов: откуда омуль, кто дал.
— А все-таки? — не утерпела Катя.
— Ежик ты, Катюша!.. Отвечу... Родился омуль в реке Ангаре или на озере Байкале — точно не знаю... Поймали его рыбаки, — шутливо заговорила Любовь Антоновна.
277
— Вы и так разговаривать умеете? — удивилась Катя.
— По-всякому дети говорить научат: то им сказку по читай, то расскажи что-нибудь о богатырях... Двое их у меня было... Я любила шутки... Кушайте! Жаль, ножа нет.
— С работы придут — жестянку найдем, — утешила Елена Артемьевна.
— Дорога ложка к обеду, — усмехнулась Катя, разламывая хлеб.
— Пить... пить... — чуть слышно попросила Ефросинья.
— Сиди, Катя! Я сама. — Любовь Антоновна зачерпнула из ведра воды и поднесла к горячим губам Ефросиньи.
— Дождаться бы... — прошептала Ефросинья, напившись, — дождаться бы...
— Кого вы ждете? — спросила Любовь Антоновна, укла дывая больную.
— Их... баптисток... Псалмы... Шестипсалмие не прочтут...
Порядка не знают... — Ефросинья затихла.
Елена Артемьевна с трудом проглотила хлеб. Катя понуро опустила голову. Рита попыталась подняться, но лицо ее вне запно побледнело, руки бессильно повисли, ладони разжались, и кусочек омуля, Катя все же исхитрилась его чем-то разре зать, выскользнул из открытой ладони и упал на пол. Елена Артемьевна и Катя одновременно подхватили Риту и положили ее рядом с Ефросиньей.
— Ей худо? — дрогнувшим голосом спросила Елена Ар темьевна.
— Пройдет! — отрезала Любовь Антоновна. — Подними голову, Рита. Пей! Я тебе приказываю! Ну! Учти: если ты по теряешь сознание, когда нас повезут в больницу, на вахте ни кого не примут, отправят всех назад в зону.
— Почему? — прошептала Рита.
...Что придумать?.. Сумею ли?.. Лишь бы поверила... Y нее неясное сознание... Она ждет... Только страх за других спасет Риту... Щенок я, а не доктор... Я не умею лгать... Если сказать ей... Поверит ли?
— Я два раза лежала в лагерной больнице, — медленно заговорила Любовь Антоновна, словно собираясь с мыслями.
«Неправда, я не была там», — Вновь прибывших больных опрашивают на вахте. Если среди них есть хотя бы один человек без сознания — возвращают всех. — Кажется, пове рила... Открыла глаза... слушает...
— Куда? — в голосе Риты прозвучали тревога и страх.
— Туда, откуда привезли... Мне и Елене Артемьевне трудно работать... Катя больна, и гораздо хуже, чем ты. Я скажу тебе, голубушка, что у тебя просто расшалились нервы. Будь твер же! Не куксись от каждого слова — и через месяц выздоро веешь. Нс забывай о Кате и не вздумай подвести нас.
Рита плохо улавливала смысл слов Любови Антоновны.
Если бы она могла последовательно размышлять, то наверно бы догадалась, что не отправят всю партию больных назад только потому, что один из них без памяти. Но если даже это и так, то их все равно не примут в больницу. Никому не из вестно: придет ли в себя Ефросинья на больничной вахте. Все го этого Рита не продумала, да и не могла продумать, но она поняла главное: всех пятерых не положат в больницу и ви новата будет она. Значит, надо держаться, во что бы то пи стало держаться.
— Кушайте, Елена Артемьевна.
— Почему вы сами не едите?
— Я наелась.
— Где?
— В гостях, — ответила Любовь Антоновна, взглянув на Катю.
— Помногу-то есть с голоду вредно, — сказала Катя, вы тирая жирные ладони о подол, — руки бы теперь помыть... а еще лучше — в баньке попариться... с веничком... Третий ме сяц в баню не водили... Глубинка...
— Ты сполосни, Катя руки. Вода есть, — посоветовала Елена Артехмьевна.
— Ошалели вы совсем! Кто же чистой водой руки моет?!
Люди придут — поиыот.
— Не подумала я, Катя... Извини...
— Скоро с работы вернутся... Угостим бабочек, Любовь Антоновна?
— Не спрашивай, Катя... Стыдно... Распоряжайся всем на шим богатством по своему усмотрению... Елена Артемьевна! Я
ваше кольцо назад принесла. Возьмите его! Спрячьте.
279
— Я не возьму, Любовь Антоновна!
— Но я обещала... Назад вернуть кольцо невозможно.
— Оставьте его у себя.
— Елена Артемьевна!
— Не перебивайте... Считайте, что вы мне вернули кольцо.
— Ну, знаете ли...
— Не возмущайтесь. Кольцо держите у себя, пока мы здесь.
Возможно, оно пригодится. Вы сумеете распорядиться лучше меня. Y меня его отнимут скорей, чем у вас. Выберемся отсю да — вернете его мне. Я вас очень прошу, Любовь Антоновна.
...Кто знает, что будет завтра... Капитан понял, что хозяйка кольца одна из нас... Меня обыскивать не посмеют... На Катю п Риту он не подумает: откуда у них золото... Ефросинья Ми-лаптьевна для него не в счет. Значит, Елена Артемьевна... Он понимает, что она не перепрячет кольцо ни у Риты, ни у Кати...
Перед самым этапом отнимет, не сам, конечно, но кольцо уйдет... Елене Артемьевне оно дорого... Муж... последняя па мять...
— Я согласна, — Любовь Антоновна завернула кольцо в чистый шелковый лоскут, тот самый, в который его завернула Лиза.
— Вот и чудесно, — обрадовалась Елена Артемьевна.
— Отдохнем малость, а то я вроде бы не выспалась, — Катя сладко зевнула.
Через десять минут Катя и Елена Артемьевна спали.
...Скорей бы суббота... Не должен на этот раз капитан об мануть... Ефросинья Милантьевна безнадежна... Риту можно спасти... Я останусь в больнице с ней... нянечкой, санитаркой...
Не выгонят же меня врачи... Хороший уход, питание могли бы спасти п Катю... Можно, но нельзя... Скоро и мне уходить... Где это случится?.. Как?.. «Кончины тихой, безболезненной и ие-постьщной даждь ми»... Последняя просьба... такая простая и несбыточная... Если бы она исполнилась...
Тяжелая дремота сковала тело Любови Антоновны. Она сидела на нарах с опущенной головой до тех пор, пока стук открываемых дверей не вспугнул ее тревожного сна. Заклю ченные возвращались с работы.
280
ПОЛКОВНИК ГВОЗДЕВСКИИ
В пятницу вечером в барак зашел капитан. Он был один, без надзирателей.
— Выходите на построение. Все! — приказал капитан и, понизив голос, добавил, — приехал полковник Гвоздевский.
— Гражданин начальник! Заключенная Воробьева и... — взволнованно заговорила Любовь Антоновна, но капитан пере бил ее.
— Эти двое останутся. Всем остальным к воротам.
Возле караульного помещения стояли женщины, те, кого успели привести с работы.
— Вы встаньте позади. В темноте вас полковник не заме тит, — шепнул капитан.
Любовь Антоновна согласно кивнула головой. Женщины, растирая затекшие руки, тихо переговаривались.
— Не слышала, зачем начальство приехало?
— Амнистия, говорят, вышла...
— Амнистия... Дальше погонят — вот затем и приехал...
