долгой неравной битве иногда побеждала мать, иногда — сто рож и дерево.

— Кого изволите ожидать? — раздался чей-то знакомый голос над самым ухом Риты.

— Никого я не жду, — вздрогнув от неожиданности с досадой ответила Рита.

— Забыли? Меня?

— Ким! Как вы меня нашли?

— Военная тайна. О ней знают двое. Я и начальник отдела кадров. Догадываешься ?

— Вы спросили у него мой адрес?

— Угадала.

— Холодно... Я пойду домой.

— Зря торопишься. С тобой хочет познакомиться...

— Кто?

— Моя сестра Домна. Мы — двойняшки. Это нас так папа назвал. Меня — Ким, Коммунистический интернационал моло дежи, то есть я, — Ким с усмешкой указал на себя пальцем, — а ее Домна — в честь пылающих доменных печей. Я ее захватил с собой. Не возражаешь?

— Как хотите.

— Домна!

— Иду!

— Знакомьтесь — моя сестра Домна. Похожа она на до менную печь?

— Ким!

— Умолкаю.

— Подруги меня называют Домина. Домна — старое рус ское имя. Я недавно читала «Мещане» Писемского. Там одну женщину звали Домна Осиповна Олухова.

— Олухова?

19

— Сам ты — олух.

— Извини, Доминочка. Она много читает, Рита. Простите, девушки, я вам помешал. Продолжайте знакомиться.

— Рита.

— Очень приятно, — Домна величаво протянула Рите руку.

— Завтра наш день рождения. Папу после обеда срочно вызва ли Туда, — Домина небрежно подняла руку. Палец ее, белый и выхоленный, указывал в ночное небо, затянутое сплошной пеленой свинцовых туч. — Мама гостит у брата. Соберется одна молодежь. Попоем, станцуем, повеселимся.

— Я не смогу прийти. Y меня...

— Я говорил Домине о твоей тете...

— Я боюсь — ей станет хуже.

— Отойди на минутку, Домна. Я скажу Рите пару слов на ухо. Ритка, ты мне очень понравилась. Сразу!

— Я не приду.

— Ты любишь тетю?

— Не твое дело.

— Мое. Завтра я принесу пенициллин и кое-что еще.

— Где ты возьмешь?

— Не бойся, не украду. Y нас дома много всякой всячины.

Мама разрешает мне делать подарки друзьям. До утра! Держи лапу. Я побежал.

Ким выполнил свое обещание. Часа в два дня он вызвал Риту на улицу «только на одну секундочку» и, сунув в руки растерявшейся девушки увесистый сверток, торопливо попро щался.

— Ж ду тебя в девять. Советская тридцать два. Найдешь?

— Найду.

— Не опаздывай!

В комнате Рита развернула сверток. «Масло... Грамм семь сот, не меньше. Свиная тушенка... яичный порошок... Сгуще ное молоко... Лекарство...» Рита недоверчиво рассматривала дар Кима, не зная, что и подумать.

— Кто заходил?

— Мальчик один, тетя Маша. Знакомый, — смущенно от ветила Рита, стараясь не смотреть в сторону тети.

— Знакомый?! Это он принес тебе столько добра?

— Он.

20

— Больно он щедрый, — тетя Маша хотела сказать что-то еще, но ей помешал стук в дверь, нетерпеливый и сердитый.

— Это квартира Ломтевой?

— Да-да, Ломтевой... Наша с тетей, — облегченно подтвер дила Рита. Она была рада приходу незнакомой женщины: «При чужих тетя Маша расспрашивать не будет... Потом я что-ни будь придумаю».

— Я медсестра. Меня послал главврач сделать инъекцию пенициллина больной Ломтевой.

— Мы не вызывали, — растерялась Рита.

— Таким, как вы, не надо утруждать себя вызовом. Глав врач к простым больным меня не посылает. В комнате темно и душно. Откройте форточку!

— Форточки нет. Окно не открывается.

— Больной нужен свежий воздух!

— Y нас не топят всю зиму.

— В нашем доме тоже не топят. Растопите буржуйку, — посоветовала медсестра, кивнув головой в сторону железной печки, стоявшей посредине комнаты.

— Дров нет.

— Пенициллин есть, а дров нет? Да-а-а... Почем на базаре тушенка? — Рита растерянно метнулась к столу, только теперь вспомнив, что она не успела спрятать продукты.

— Мне... подарили... — подавленно пробормотала Рита.

— А мне никто таких подарков не делает. Я — старая кляча. Дочка еще не доросла, чтобы ее сгущенкой угощали.

И не дорастет!

— Вы — дура! Я — не такая! Я скажу... — голос Риты дро жал и обрывался. Она не знала, кому и что она может ска зать. но колючая обида горячим тугим комком застряла в горле.

— Пе надо... Не говорите никому! Я пятнадцать лет рабо таю в операционной. Меня просто так не посылают на дом.

Я понимаю. Y вас знакомства. Не жалуйтесь. Меня могут ли шить куска хлеба. Муж больной, девочка, девятый год ей. Одна их кормлю.

Рита молча подошла к столу. Она потянулась к маслу, но на полпути рука ее нерешительно вздрогнула и замерла. Папа говорил: жадные люди — плохие. Я ж е не себе. Y ней дочка 21

голодная. Нет, не дам ничего. Хоть бы тетя словечко сказала.

Спросить? Не спрошу! Дам! Я сегодня наемся. Рита торопливо, словно боясь раздумать, схватила одну из банок, стоявших на столе.

— Возьмите. Это вам.

— Y меня нечем заплатить, — хрипло ответила медсестра.

— Возьмите так... Задаром... Дочке суп сварите. Ей по лезно, — скороговоркой, захлебываясь уговаривала Рита.

— Возьми, сестричка... Чего уж там. Поди ко мне, Рита.

Спасибо тебе... Дай я глазыньки твои посмотрю. Я уж было худое подумала, когда ты эти разносолы на стол выклала.

Прости меня, дуру окаянную. — Худенькие пальчики Риты лас ково и благодарно обняли шершавую ладонь старой тети. Так и застыли они, взявшись за руки, как две маленьких девочки, играющих в неведомую взрослым игру.

ПАМЯТНЫЙ ВЕЧЕР

Ким ожидал Риту у ворот.

— Почему опоздала?

— Тетя не спала.

Ким недовольно буркнул что-то и повел Риту в дом. Ди ректор жил в небольшом особняке. До революции в нем про живал небогатый купец. Перед войной здесь помещалась кон тора, ликвидированная за ненадобностью. А последние три с половиной года в его пяти комнатах хозяйничала мама Кима.

Просторный светлый зал оглуши;! Риту разноголосым гомоном и смехом.

— Знакомься, Рита. Сын главного врачевателя города Гена.

Высокий круглолицый парень лет двадцати, одетый про сто и скромно, поморщился, неприязненно посмотрел на Кима и молча протянул Рите руку.

— Витюша. Папа его...

— Давай без пап, — грубо оборвал Витюша.

22

— Молчу. Когда говорит торговля, подчиняются короли.

Коля — наш поэт, — представил Ким широкоплечего черно волосого парня с узким убегающим лбом. — О папе его — ни звука. Таинственность!

От сына таинственного папаши разило запахом сладкова тых духов и пудры.

— Миша, — с оттенком шутливого почтения провозгласил Ким, кивнув в сторону тупоносого, гладко выбритого гостя.

Большие совиные глаза Миши равнодушно обшарили Риту с головы до ног.

— Леша...

— Прохлада темных ночей, гроза города Одессы, — раз вязно представился Леша. Его слюнявые плотоядные губы рас плылись в довольной ухмылке, а по маленькому птичьему лицу пробежала рябь мелких морщинок.

— И Сеня — наш философ и историк, — облегченно вздохнув, закончил Ким, эффектно взмахнув рукой в сторону прыщеватого долговязого подростка.

Темно-синий бостоновый костюм неуклюже обвисал на узких девичьих плечах Сени. Воротник белоснежной шелко вой рубашки беспомощно болтался вокруг тонкой вытянутой шеи.

— С девушками тебя познакомит Домина.

— Валя.

— Рита.

— Алла. Катя. Зина, — наперебой затараторили девушки.

Они исподтишка бросали оценивающие взгляды на застиранное голубенькое платье Риты. Та, что назвалась Валей, пристально посмотрела на ее стоптанные башмаки и словно невзначай слегка притопнула каблучками изящных лакированных туфе лек.

— Мальчики и девочки! Прошу к столу! — звонко крик нула Домина.

Глотая голодную слюну, Рита глядела на праздничный стол со смешанным чувством восторга, жадности и отвраще ния.

Жирной скупой слезой плакал благородный швейцарский сыр. Стыдливо краснели яблоки. Скромно приютилась на блюде дразнящая курица. Золотой желтизной отливали мяси23

стые сочные груши. Горка душистого хлеба робко теснилась на краю стола, а по соседству с ней мирно отдыхали тонкие кружочки колбасы и ароматные ломтики копченого сала. По средине, как именинник, окруженный почетными гостями, горделиво возвышался торт, украшенный затейливым рисунком.