Y правой ноги собашника лежал глухо ворчащий Рекс.

Голова пса была перевязана чистым бинтом, шерсть поднима лась дыбом. Левую ногу собашник поставил на обнаженный живот Ани. Время от времени он с мстительной радостью и удовольствием ожесточенно вытирал грязную подошву сапога об израненное тело мертвой женщины.

— Смотрите на дикое мясо! — оглушительно заорал со башник, когда Риту и Катю вплотную подтолкнули к распро стертому трупу Ани. Рита рванула наручники и, не чувствуя боли, молча упала перед Аней на колени. Она схватила Аню за голову, припала к ее лицу и поцеловала. Катя повернулась, ища кого-то глазами. Наконец она нашла Любовь Антоновну и закричала, не отрывая глаз от ее посеревшего лица: — Доктор! Лечите собаку! Аня порубила ей голову! Вы спасли его бабу, — Катя протянула закованные руки в сторону капитана, — помогите теперича и псу!

Капитан шагнул к Кате, но собашник опередил его. Ласко во прикоснувшись к вскочившему на ноги псу и крикнув ему «сидеть!», собашник, пнув Риту ногой в лицо, подался всем телом к Кате — она повернулась к нему спиной — и с размаху обеими руками ударил ее по голове. Y Кати подогнулись коле ни. Оглушенная, она еще стояла какую-то долю секунды на ослабевших ногах, а потом мягко упала на землю лицом вниз.

— Рекса маво ругать?! Рекса?! — завизжал собашник, пры гая на спину Кати.

Рита на мгновение ослепла от удара. Мелькнуло лицо пау ка с отрубленными пальцами вместо глаз. Она крикнула что-то.

И сама не услышав своего крика и не поняв его, еще плотнее прильнула к Ане. Кровь Риты, горячая и живая, тяжелыми кап231

лями падала на измученное лицо Ани и тоненькой струйкой стекала со лба в пустые глазницы убитой.

— Прекратите зверства, капитан! — зазвенел голос Любови Антоновны.

Она подбежала к капитану и встала перед ним, маленькая, сухонькая и бесстрашная.

— Бейте меня! Бейте! Вы — дикарь! Палач! Зверь!

— Отойди, доктор! Зашибу! — огромный кулак капитана как глыба, беспощадная и разящая, навис над сморщенным лицом старухи.

— Почему не бьете?! Мерзавец! Подлец! Вор! Вы украли у женщины кольцо! Вы! Вы! — голос Любови Антоновны надор вался. Капитан поглаживал ушибленный кулак. Любовь Анто новна лежала рядом с Аней.

— Классный удар! — восхищенно похвалил лейтенант, с завистью поглядывая на увесистый кулак капитана.

— Классный... — сквозь зубы процедил капитан.

— Вы — хуже зверя! Бьете старуху! Доктора! Она спасла вашу жену! Бейте и меня! Я — тоже старая! — Елена Артемь евна шла на капитана. Капитан попятился назад, растерянно по смотрел на женщин, лежащих у его ног, суетливо сорвал с головы фуражку и громко приказал: — Старший сержант Кабанин! Ко мне!

Собашник еще раз пнул Катю, оскалил зубы, как пес, у которого отняли желанную кость, злобно заворчал и нехотя поплелся к капитану. Носком сапога он яростно ударил по не большому камню, что случайно попал ему под ноги, взглянул на начальника с обидой и вызовом и встал перед ним в не брежной дерзкой позе. Буйволиная шея собашника побагровела, массивный подбородок вздрагивал, руки, взбухшие толстыми жгутами темно-синих вен, комкали ворот расстегнутой гимна стерки.

— Идите на вахту, старший сержант. С собакой! Воробье ву, Болдину, Ивлеву и... фамилия?

— Денисова, — не разжимая губ, ответила Елена Артемь евна.

— И Денисову — в карцер!

— Ивлева не дойдет, товарищ капитан, — возразил лей тенант и угодливо улыбнулся, — удар у вас...

232

— Молчать! Воробьева и Болдина помогут Ивлевой.

— Они не донесут ее: обе в автоматических наручниках, — обиженно напомнил лейтенант.

— Спять! — распорядился капитан.

Риту с трудом оторвали от Ани. Надзиратель ключом отом кнул наручники. Рита попыталась сжать пальцы в кулак — и не смогла. Обычно послушные и гибкие, они не повинова лись ей. Плечи Любови Антоновны выскальзывали из негнущихся пальцев.

— Я возьму ее, — твердо сказала Елена Артемьевна, от страняя Риту.

— Товарищ капитан! Заключенная Денисова...

— Вижу. Пусть тащит, если охота.

Елена Артемьевна и Катя осторожно подняли легкое тело доктора. Тысячи зеленых мух, раскормленных и ленивых, с длинными хоботками и короткими крыльями, летали перед глазами Риты. Они плотной завесой застилали скудный вечер ний свет. Рита понимала, что таких мух нет и не было, но их плотная пелена подступала все ближе, мешала видеть дорогу, не давала сосредоточиться и понять, куда ее ведут. Она шла, протянув вперед руки, спотыкаясь и падая чуть ли не на каж дом шагу. Надзиратель, тот что молчал, когда ее с Катей вели к Ане, взял Риту за плечи и вполголоса приказал: — Обопрись на меня. Расшибешься.

Рита вздрогнула и, не в силах побороть свое омерзение, отшатнулась. Надзиратель застыл, как человек, которого не заслуженно ударили по лицу, скрипнул зубами и снова обхва тил Риту.

— Не обижу! Не все мы такие... — Рита уцепилась за его плечо, упругое и теплое, и услышала голос Кати: — Держись, Рита, не падай!

Сознание возвращалось медленно-медленно, по частям. Спер ва Рита почувствовала тепло, потом к телу подкрался холод.

Ее голова лежала на чем-то мягком, а тело, от ног до плечей, стыло на твердом земляном полу. Не открывая глаз, Рита услы шала шепот:

— Очнулась? — голос знакомый... Но чей? Рита не мог ла вспомнить.

233

— Вроде как нет... — «Катя...»

— Я посижу с ней...

— Вам самой невмоготу, доктор... Сильно он вас зашиб?

— Заживет, Катя... Рите необходимо тепло.

Теперь Рита не сомневалась, что хозяйкой первого голоса, того, что не узнала она, была Любовь Антоновна. Рита хотела подняться, но не смогла даже пошевелить рукой. Скованное непонятной тяжестью тело отказывалось служить ей.

— Рите удобно у меня на коленях... Вчера весь день проспала... И нынче... Намаялась я ночыо... Вам плохо... Ри та в память никак не придет... Елене АртемГзевне занездоро вилось совсем... Да и самой хоть лежмя лежи, — Катя говорила так тихо, что Рита едва разбирала ее слова.

— Мне... Что мне? Зажилась я... пора и честь знать. Рита — ребенок... Как бесчеловечно все это... Убивали бы таких, как я, старух, ну и Бог с ними... Детей-то за что?

— Кому интересно, доктор, сколько нам лет? Я годика на два постарше Риты была, как в лагерь попала... поздоровше ее... В себя пришла никак.

— Рита! Ты слышишь меня?!

— Слышу, доктор... — Рита открыла глаза. По слабому све ту, что проникал в камеру сквозь небольшое окно, она догада лась, что наступил день.

— Лежи, Ритка, — сказала Катя.

— Встану... Посижу...

— Ну посиди... — согласилась Катя, — глаза-то как? Ты всю ночь на них жалилась, кричала про мух каких-то...

— Не болят... Вижу вас... А Елена Артемьевна где?

— Не замай ее, спит она... Ты ночью бежать куда-то наду мала... «Дайте мне вату, — кричишь, — тайгу подожгу...»

— Не рассказывайте, Катя, — попросила Любовь Антонов на, — сумеешь сесть, Рита?

— Смогу...

— Я хочу тебя поудобнее устроить... еще немного подни мись. К Кате на колени голову положи, а ко мне — спину, так лучше будет, чем сидеть. Ноги, правда, свиснут на пол...

— Я не сплю, Любовь Антоновна... Вы замечательно при думали... Я тоже сяду рядом с вами и Рита у нас на коленях отдохнет, вытянется во весь рост...

234

— Я не хочу...

— Старших слушать надо...

— Мне стыдно... я уже здорова, — возразила Рита.

— А это уж, голубушка, дозволь мне знать — здоровая ты или больная. Я — врач... Ложись так, как тебе велят, — непреклонно приказала Любовь Антоновна.

— Не лягу...

— Рита! Мы бы раньше положили тебя на колени, но я запретила тебя тревожить. Катя не спала всю ночь...

— Не лягу...

— Рита... Дочка моя! Порадуй двух старух... Y нас были дети, внуки... Помнишь, я тебе рассказывала о Бореньке... Я

любила, когда он спал у меня на коленях... поспи и ты...

Рита хотела обнять Елену Артемьевну, хотела прижаться к ней. Но руки се бессильно упали, к горлу подступили слезы.