Y Ноя было три сына: Сим, Хам... А третьего как звали? За была... Восемь паек мало... За неделю не доберется Аня... Знала бы я, что бежать она надумала, я бы тоже ей по полпайки от давала... Сегодняшний хлеб весь отдам... Все равно мало...

Кружится все перед глазами... Ослабла я... Как же Аня прой дет по тайге... Ей не легче, чем мне... Тайга сгорела, ягод-грибов нет... Без спичек она и костер не разведет... Сколько я пробо вала вату закатывать — не получается... Аня способная... Мо жет, она научилась?

Рита бросала под шпалы гравий, повисала всем телом на ваге, разжигала костер, когда ей приказывали, и все время продолжала думать то об Ане, то о Любови Антоновне. Стро гая она... И добрая... За Ефросинью заступилась... Как ее де журный обидел! Вот был бы у меня брат, большой, сильный...

я б ему написала об этом конвоире... Что б он ему сделал? Сю да его не пустят... А на воле он конвоира не встретит... На во ле... Как Домна живет?.. Повидать бы ее... Не хочу! С ней Ким рядом... И директор... Он хуже Рекса! Я, может, и выйду на волю... А Любовь Антоновна? Что, если они ее убили? Скажут, при попытке к побегу, или как Федора Матвеевича... Здесь Падлы нет... Других найдут... Привезут откуда-нибудь... Она ста ренькая слабая... Начальник на часы смотрит... Слава Богу...

В зоне Рита наспех проглотила обычный ужин и заторопи лась в барак. Рита заметила, что Катя и Елена Артемьевна отошли в сторону, о чем-то пошептались, после чего Катя одна зашла в раздаточную. Минуты через две туда лее неторопливой

210

походкой зашел капитан. Рита хотела побежать к кормушке, предупредить Катю, но повариха плотно закрыла окошко.

— Катя сейчас вернется, — успокоила Риту Елена Арте мьевна.

Вскоре Катя была в бараке. Рита ни о чем не хотела рас спрашивать, но, взглянув на довольное лицо Кати, она поняла, что Катя, очевидно, передала кольцо капитану.

— Тетя Валя! — окликнула Рита соседку по нарам.

— Чего тебе?

— Сегодня ваша очередь кострожегом идти?

— Моя, нездоровится что-то, а куда денешься?

— Давайте поменяемся. Я вместо вас сегодня, а вы вместо меня послезавтра, — предложила Рита.

— Отчего ж не поменяться, — охотно согласилась тетя Ва ля, — только как дежурные...

— Я им скажу. Какая для них разница, кто костры жгет.

— И то правда... А придачу ты не попросишь?

— Так на так. Договорились.

— Как хошь.

Ефросинья сидела на нарах.

— Вам, может, напиться дать, Ефросинья Милантьевна?

Мы сберегли воды, — предложила Катя.

— Y меня есть. Повариха днем принесла... Спасибо ей...

Чтобы не беспокоить больную, Рита и Катя сели на крае шек нар. Рядом с ними присела Елена Артемьевна.

— Как ты думаешь, Катя, куда Любовь Антоновну увели?

— Не пойму...

— Может, ее на свободу выпустили? — предположила Елена Артемьевна.

— Так не выгоняют на волю. Зовут на вахту, оттуда в цен тральный лагпункт везут. Сегодня поезда не было. Не ходят они в такую погоду... Кого-то ведут. Наверно, новеньких... Лю бовь Антоновна! — радостно воскликнула Катя и лицо ее скра сила добрая, милая улыбка.

— Мы уж тут Бог весть что подумали о вас... Куда вас водили? — расспрашивала Елена Артемьевна.

— Помогла я ей... Кажется, опасность миновала, — невпо пад ответила Любовь Антоновна.

— Кому? — не удержалась от вопроса Рита.

211

— Лизавете... Жене начальника лагпункта.

— Что с ней? — голос Елены Артемьевны прозвучал глухо и отчужденно.

— Угрожающий самопроизвольный аборт.

— Но вы ж е не гинеколог, — удивилась Елена Артемьевна.

— Работала акушеркой с четвертого по седьмой год. Почти сорок лет прошло. Но, как видите, пригодилось... Все это не существенно... Как вы себя чувствуете, Ефросинья Милантьевна? Я вам лекарства принесла. Выпейте!

— Не поможет, доктор... — слабо возразила больная.

— Пейте, Ефросинья Милантьевна! Докторов слушаться надо... Теперь лягте и постарайтесь заснуть.

— Начальникову жену спасли?! Лечите, доктор! Лечите!

Авось он вам спасибо скажет... Хороший вы человек... А я-то волнение имела о вас... По-зряшнему беспокоилась. Вы тепери ча в люди выйдете... Лекпомом, а то и повыше станете. Пятки йодом, аль мазью помажете, как печенки отшибут мне?

— Катя! — закричала Любовь Антоновна, поднимая к ли цу руки, словно защищаясь от невидимого удара.

— Как ты можешь?! — дрогнувшим голосом спросила Ри та, прижимаясь к Елене Артемьевне.

— Так и могу! Ты ее спроси, вру я, аль нет. Она не мене моего видела, обе по восемь лет маемся, погодки мы с доктором по лагерям. Спроси! Спроси!

— Больного пожалеть можно... Каков он ни есть, а боль ной, — Аня говорила тихо, скорее раздумывая вслух. Она отве чала не Кате, а самой себе, своим мыслям.

— Пожалеть?! Они Ефросинью пожалели? Тебя пожалеют, когда сдыхать будешь?

— Капитан порошков дал для Ефросиньи... — робко воз разила Рита.

— За кольцо дал он! — закричала Катя, не думая о том, что ее слышит почти весь барак.

— За какое кольцо? — спросила Любовь Антоновна, под нимая на Катю заплаканные глаза.

— Y меня кольцо золотое было. Я отдала его, чтоб Ефро синью от работы отставили и принесли лекарств. Вот он с вами и послал. — Катя повысила голос до крика, так, чтоб ее слова услышали все, кто был в бараке.

212

— Он отнял у вас кольцо?

— Кольцо отдала ему я! Катя тут ни при чем.

— Он обокрал вас?! Мерзавец! А я-то, глупая, поверила...

— Любовь Антоновна всхлипнула.

— Я отдала ему сама.

— А я отниму силой! — Любовь Антоновна вскочила на ноги. Щеки ее порозовели. Волосы растрепались. Согнутые под какой-то невидимой тяжестью плечи распрямились. — С ними нельзя быть человеком!.. Жена умирает... Поверила в любовь его... Каплю порядочности... Думала, осталась та капля... Я не прощу ему!

— Он не вернет вам кольцо! В ваших услугах больше нужды нет... Зачем же ему терять ценную вещь? Мне и не нуж но оно... В очень грязных руках побывало...

— К золоту грязь не пристает.

— От такой грязи и золото заржавеет, Аня... Я не кольцо отдала, сердца кусок... И все ж не притронусь к нему... Возь мите себя в руки, Любовь Антоновна. Не губите жизнь из-за одного прохвоста.

— Их много.

— Они уйдут, без следа уйдут.

— Другие вырастут.

— И те уйдут. В прошлую войну солдат травили газами.

Проходил день, два, и газы уносило ветром. Крестьяне на той же земле, где задохнулись тысячи людей, сеяли хлеб, растили де тей, праздновали свадьбы... Они жили на мертвой земле. Жили и даже веселилась. И этих людей тоже сметет ветер.

— О ком вы говорите? О крестьянах, неповинных ни в чем, или о тех, кто отравил их землю?

— Конечно о последних, Любовь Антоновна. Крестьяне бу дут вечно жить на земле, как вечна сама земля. А травители уйдут навсегда! И вместе с ними те, кто сегодня держит нас здесь.

— Они успеют убить многих.

— Если вы дорожите жизнью человека, спрячьте газ по дальше от людей. Или, еще лучше, уничтожьте его! Иначе беды не миновать. И если мы... — Елена Артемьевна не договорила, ее голос заглушил зычный крик надзирателя: — Кострожеги, ко мне!

213

Аня чуть помедлила, словно раздумывая, выходить ли? И, шумно вздохнув, так в жаркий полдень дышит неопытный пловец за минуту до своего первого прыжка с высокого трам плина, петоропясь пошла к выходу. Вслед за ней почти одно временно поднялась Рита и Катя.

— Ты куда? — тихо спросила Катя.

— С Аней пойду, — торопливым шепотом ответила Рита.

— Вместо кого?

— С тетей Валей поменялась.

— А она?

— Послезавтра за меня выйдет. — На лице Риты появи лись красные пятна. Она шла к выходу медленно, останавли ваясь почти па каждом шагу.

— Гражданин надзиратель! Моя фамилия Воробьева. Се годня я иду кострожегом вместо заключенной Голубевой.

— Мне лишь бы счет сошелся, — равнодушно согласился надзиратель.