— С какого дня освобождать Ефросинью?

— С нынешнего. И чтоб на больницу отправили! Хворая она... в чем душа держится.

— Ты на развод поспеши! Я побегу на вахту, позову капи тана. Когда кольцо отдашь?

— Вечером.

— В случае чего, нам с тобой попадет... Капитан идет!

Везучая ты! — на ходу говорила Люська. С проворством, для ее грузной фигуры необычным, повариха поспешила вслед за капитаном. Она догнала его, вытянулась, как бравый старшина перед генералом, отчеканила имя и статью и что-то добавила шепотом. Капитан махнул рукой, после, мол, не приставай, но тут же коротко переспросил о чем-то Люську. Она усиленно замотала головой. Кате показалось, что она божится и готова, только не смеет, бить себя кулаком в грудь. Начальник лаг пункта пошел по направлению к баракам. Катя подошла к Рите, уже стоявшей в строю.

— Кажись, не погонят Ефросинью на работу...

201

— Ты уверена?

— Так оно и будет, Рита. Капитан своей выгоды не упу стит... Любовь Антоновну ведут.

— Куда ее? — встревоженно спросила Рита.

— Непонятно что-то. Сам капитан ведет и надзиратель позади.

— Я подойду, спрошу.

— Стой, дурная! Ей спрос твой не поможет. А тебя... — предостерегла Катя, с силой удерживая Риту.

Любовь Антоновна, капитан и надзиратель зашли на вахту.

Дверь за ними захлопнулась. Минут через пять оттуда вышел лейтенант. Рита внимательно оглядела вахтенный коридор, точнее ту часть, что она могла увидеть со своего места. Но Любови Антоновны и капитана там не было. В коридоре стоял надзиратель, тот, что вместе с капитаном вел Любовь Анто новну. Он глубокомысленно и сосредоточенно жевал, изредка приглаживая волосы. Уже за зоной, когда разобрали инстру менты, Катя облегченно вздохнула.

— Сегодня не погонят Ефросинью.

— Куда увели Любовь Антоновну?

— Разве угадаешь куда? Приведут ее, Рита, — успокаивала Катя, но голос ее звучал неуверенно.

ПРИГЛАШЕНИЕ К БОЛЬНОЙ

Любовь Антоновна едва поспевала за капитаном. Он шел шага на три впереди и лишь иногда оборачивался к ней. О

том, что она может убежать, капитан, очевидно, всерьез не думал. Лучше колючей проволоки и пуль автоматов заклю ченных цепко держала в плену тайга. Он еще не помнил за восемь лет службы, чтобы из глубинки кому-нибудь удавалось благополучно уйти. Тайга и болота, охрана и охотники стояли на пути всякого, кто пытался вырваться отсюда.

...Трудно поспевать за капитаном... Широко шагает... «Чер ный пудель шаговит, шаговит, белый пудель шаговит, шаговит» — дядя Гиляй писал... Капитан не похож на пуделя...

202

скорей — на бульдога, — думала Любовь Антоновна, впри прыжку следуя за начальником лагпункта.

— Трудно идти, доктор? — нетерпеливо спросил капитан.

— Я не доктор, — угрюмо ответила Любовь Антоновна.

— Как не доктор? — капитан круто повернулся к ней и застыл на месте. — Я читал ваш формуляр и там написано...

— Я была доктором раньше, до тридцать седьмого года, — сквозь зубы процедила Любовь Антоновна.

— Совершенно верно. Значит, я не ошибся. Поторопитесь, доктор, с моей женой плохо.

— Я не имею права заниматься врачебной практикой, — отрезала Любовь Антоновна.

— Читал в формуляре. Но ведь это между нами... Как че ловек человеку помогите... Врач обязан...

«Он вспомнил о долге врача... Че-ло-век...» — с горечью подумала Любовь Антоновна, а вслух сказала: — Y меня нет лекарств и инструментов.

— Все есть, доктор. На мужскую командировку чуть свет сбегал, всю аптечку у него забрал.

— Y кого это, у него?

— Y лекпохма тамошнего. Он, сукин сын, до тридцать вто рого ветеринаром работал.

— Последние десять лет скотину в пивной лечил? — уточ нила Любовь Антоновна.

— Откуда вы знаете? — удивился начальник лагпункта.

— Слыхала...

— Он мне лошадь на ноги поставил. Знающий мужик. На счет людей он плоховато разбирается... да ведь сойдет. Кого лечить тут? — капитан ненароком скользнул взглядом по се рому лицу Любови Антоновны и осекся. Молчание продолжа лось почти до самого дома капитана. Y>kc подходя к его дому, Любовь Антоновна спросила:

— Почему вы не вызвали врача из управления лагеря?

— Пожар проклятый. Сами видите... Вчера дож дь прошел.

Пути на соплях держатся, размыло их... Поезд не ходит.

— А по грунтовой дороге?

— Обвалилась она километров за двадцать отсюда. Пехом вольные врачи не пойдут. Я всю ночь по селектору звонил.

Отвечают, что раньше четверга никто не приедет.

203

— Что вас натолкнуло на мысль обратиться именно ко мне?

— К кому ж е еще, доктор? К этой скотине леклому? Не лошадь захворала, жена. Люблю я ее. В прошлом году вы спасли начальника третьей части полковника Гвоздевского. Мне по селектору один дружок из управления лагеря о вас сказал.

— Не спасла, а правильно установила диагноз. Y него было прободение язвы желудка. Некоторые симптомы прободения не ярко выражены. Мои коллеги сомневались в необходимо сти хирургического вмешательства. Я настояла. После опера ции он выздоровел.

— Полковник вами очень доволен. Так доволен, что пря мо сам бы спасибо сказал. Только некогда ему, занят.

— Я чувствую его благодарность. Особенно здесь, — горь ко усмехнулась Любовь Антоновна.

Капитан благоразумно промолчал.

— Уже пришли, доктор, — заговорил капитан, указывая на небольшой бревенчатый долине, одиноко стоящий на та ежной поляне. — Семья у меня. Я отдельно живу. Этот дом построили заключенные в свободное от работы время. Ува жают они меня, ужас как уважают. Заходите, доктор, — ра душно пригласил капитан.

— Где больная? — деловито спросила Любовь Антоновна.

— Тут она. Лизутка! Я к тебе доктора привел, — взволно ванно объявил капитан.

— Как тебя зовут, милая? — мягко спросила Любовь Ан тоновна, присаживаясь возле больной.

— Елизавета, — ответила больная, прикрывая воспален ные глаза.

— Дай руку, Лиза, — попросила Любовь Антоновна. Боль ная покорно протянула не по-женски большую руку.

— Где болит?

— Внизу живота схватывает.

— Кровь есть?

— Вчера скудно текла.

— Когда началось?

— Позавчера.

— Давно беременна?

204

— Он вам сказал? — удивленно спросила больная, указы вая глазами на мужа.

— Не он. Догадалась я.

— Третий месяц, доктор.

— Что ела позавчера?

— Грибы свежие. Сама изжарила.

— Кого испугалась?

— И то вы знаете? Я ж даже ему ни словечка не сказала.

Позавчера днем, как тайга ещ е не горела... грибы собирала я... Зашумел кто-то поблизости... Меня в ж ар бросило. Мед ведь, думаю, или беглый. Медведь — задерет, беглый — надру гается и убьет... И будто что за деревьями показалось. Я со страху упала...

Любовь Антоновна брезгливо поморщилась и гневно-гнев но посмотрела на начальника лагпункта.

— Капитан! Здесь глубинка. Заключенные — только по литические. Много беглецов насиловали и убивали ваших жен?!

— Как сказать... Я сам свидетелем не был... Не упомню та кого, — залебезил капитан, воровато пряча бегающие глаза.

— От кого вы слышали о беглых? — с плохо скрытой яро стью спросила Любовь Антоновна, обращаясь к Елизавете.

— От него... — призналась больная, указывая на мужа.

— Вам не стыдно преднамеренной клеветой на беззащит ных людей запугивать даже свою жену?

Щеки капитана побагровели. Сжав кулаки, он шагнул к Любови Антоновне, но вовремя одумался.

— Я не сам сочиняю... Нам говорят и я говорю.

— Повторяете чужую ложь? Но вы знаете ей цену и все же... Обманывайте конвоиров, надзирателей, кого угодно, но жену...

— Черта самого обдуришь, если велят!— закричал началь ник лагпункта. — Умные вы очень! Я Лизутке скажу, она с бабами местными поговорит, а те с охотниками поболтают.

Охрана без охотников как без рук. Собашник за пять километ ров в тайгу от дороги уйдет и назад ворочается. Не здешние они, тайгу не понимают. Кто беглеца поймает? Я? «Разуюсь, но догоню!» — передразнил кого-то капитан. Не вологодский я.