— Слышала. Ты думаешь, Ефросинью Милантьевну жи вую оставят? Коль освобождения не дадут?
— Но ты не больная.
— Здоровье не железное, сломится.
— Ну, убежишь ты... А потом куда? Домой нельзя: аре стуют и сюда пошлют.
— Лишь бы вырваться... Y меня тут недалеко с тридца тых годов дядька живет. Фамилия у него другая. То, что род ственники мы, в селе забыли. Да и милиция не знает. Некому сказать им.
— Ох, Аня, боюсь я... Не наделай хуже себе...
— Помяни мое слово, Рита. Убыот и меня, и тебя здесь.
Не убыот — сами умрем... Или, и того хуже, как Катя высох нем... Боязливая ты... Я удумала позвать тебя, вместе идти...
Восемь паек хлеба насушила. Одну Катя дала, две — Ефросинья, и своих пять. Я на ногу ходкая... За неделю двести верст от махаю.
— То в поле, а тут болото, лес... Подумай, Аня...
— Я уж думала... Помру на воле и ладно. Схоронят по-человечьи, не то что тут... Забоялась идти — не иди... Я имела думку помощи у тебя испросить...
— Я помогу, Аня.
— Опасливо, Рита... За помощь такую жизнь твою поре шат... Кабы вместе пошли...
— Скажи, Аня.
— Толку-то, как скажу... Я хотела, чтоб ты вместо Ефро синьи, у нее завтра черед костры жечь, вышла на соседний костер, притушила б его малость. Пока они дознаются, мы б в лесу были...
— Я пойду, Аня.
— Лучше Катю возьму... Она уже давно вызвалась... Бе197
жать не побежит — слаба, а помощь даст. Они кострожегов утром считают... До утра далеко отшагаю... Спи.
Рите очень хотелось спать, но заснуть она не могла. «Аня открылась мне... Катя верит ей... Чего же от Ани таиться?..
Поговорю с Катей», — решила Рита. Она осторожно потрясла Катю за плечо, прикрыв ей ладошкой рот.
— А? Чего? — приглушенно пробормотала Катя.
— Это я, — прошептала Рита.
— Ты? Я спросонья не поняла... Чего тебе?
— Катя! За золотое кольцо Ефросинью от работы осво бодят?
— Не дури голову, — сердито отмахнулась Катя. — Какое кольцо? Я золота отродясь не видела.
— Y Елены Артемьевны есть, она отдаст его лекпому, чтоб он Ефросинью от работы освободил.
— Разве ж так делают? За кольцо самого начальника купим. Он в больницу Ефросинью направит.
— Как ж е ты поговоришь с начальником?
— Это уж не твоя забота... Дождь как из ведра хле щет... Завтра прибавку к хлебу не дадут... Поспим до подъема.
Утром, когда всех выгоняли из барака, Ефросинья не под нялась. Надзиратель дернул ее за ногу, попытался стащить с нар, но увидя, что она, не поднимая головы, слабо шевелит руками и стонет, махнул рукой.
— У начальника спрошу, как с ней быть.
— Женщина умирает. Я как врач...
— На каком лагпункте лекпомом была?
— Я — доктор медицинских наук, профессор кафедры...
— Ты мне не выламывайся со своими кафедрами. Гра-а-мо-о-тные... В собаку плюнешь — в прохвесора попадешь. Об сказывай, на какой командировке, лагпункте, если по-русски не понимаешь, помощником смерти была?
— Я в лагере не работала врачом. Но позвольте вам за метить...
— Не позволю всякой контре себя на заметку брать. Не в лагере — помалкивай в тряпочку. Надавали себе званиев...
выше самого капитана прыгнуть хотят. Я сам ученый, засран ка ты эдакая, — надзиратель повернулся спиной.
198
По бледному лицу Любови Антоновны пробежала судоро га. Она что-то попыталась крикнуть уходящему строевым шагом надзирателю, но Катя схватила ее за руку.
— Помолчите, доктор. Вы не первый год в лагере... слы шали небось от них всякое, — уговаривала Катя, с ненавистью глядя вслед охраннику.
— Хуже будет, — робко проговорила Рита.
— Хуже! Хуже... Врач не в силах защитить больную.
Чего же еще хуже может быть! Убьют меня?!
— В зоне не убыот, а за зоной все случиться может, — заговорила Катя, — подъем какой-то чудной... Я такого лет пять не видела: не шумят «вылетай без последнего», не бьют.
Мы — чисто барыни, прохолаживаемся разговорами, а нас и пальцем никто не трогает. Пошли на кухню. Авось, Бог мило стив, помогаем Ефросинье...
— Вы на это надеетесь? — с радостным волнением спро сила Любовь Антоновна.
— Дождь какой... И ветер... Намерзнемся, пока одежонку теплую дадут... Может, к ноябрьским праздникам подобреют?
— вслух рассуждала Катя.
Наскоро выпив баланду, Катя смело зашла на кухню.
Увидев ее, скучавшая без дела повариха вскочила с места.
— Куда прешься, волосатик?
— Дело есть, — коротко ответила Катя.
— Какое такое дело на кухне? Дома лаптем щи хлебала, а тут культурная вся. Де-е-ло есть... — злобно передразнила повариха.
— Не горлань, Люська, — осадила ее Катя.
— Говоррц если что стоящее, — присмирела Люська.
Она шмыгнула носом, пряча под редкими ресницами плуто ватые выцветшие глаза.
— Одну бабку, матушку Ефросинью, от работы освобо дить надо. Поговори с начальником, отблагодарим его.
— Стану я из-за какой-то тряпки грязной капитана бес покоить! — Люська презрительно скривила губы.
— Почище тряпки вещь найдется...
— У тебя?
— У меня, аль у кого другого... — загадочно усмехнулась Катя.
199
— Говори, Катька, развод на носу.
— Кольцо обручальное... чистого золота.
— Кажи! — глаза поварихи хищно блеснули.
— Вот тебе! — Катя поднесла к носу Люськи внушитель ный кукиш. — Дурнее себя ищешь? Поговори с капитаном, тогда и покажу.
— А я что за это буду иметь?
— Начальник тебя не забудет.
— Полкольца отдаст? — ехидно спросила Люська.
— Черпак полегче колуна... Масло к нам в котел не дохо дит... Им идет, — Катя кивнула головой в сторону вахты, — ты и сама балуешься маслицем... картоху жаришь. За то, что прознала про кольцо, с кухни тебя до весны не сгонят. Не шепнешь капитану, я с другим поговорю.
— Это с каким же другим? С Инкой из хлеборезки? Ка питан близко ее к себе не подпускает. Провонялась она.. Лю доедка!
— Мне все едино, кто Инка. Может, и с ней поговорю, — Катя сделала вид, что уходит.
— Обожди! — заискивающе проговорила повариха. — Ты намек дай, у кого кольцо, чтоб я капитану сказать могла.
— А начальник найдет его? Тебе с черпаком быть до вес ны, а Ефросинье в отказчиках? Далеко оно спрятано... Вконец опаскудилась ты! Не по-честному ведешь себя!
— Я тоже хочу ясить! Мне нелегко на кухне удерясаться!
Терпят, пока полезная им. Это ты к общим работам привыкла!
А я ясенщина деликатная, на воле завзалом в ресторане ра ботала!
— Мне-то что... — пожала плечами Катя.
— Не уходи! Давай кольцо пополам поделим! За него в помощницы ко мне пойдешь. Скажи: где оно?
Катя молча пошла к выходу, Люська торопливо засеме нила вслед за ней.
— Обожди, Катенька! Ты меня не так поняла! Я хотела лучше обеим сделать. Инка хуже меня!.. Она к капитану при стает, а он на нее ноль внимания.
— Пошла ты к .......... матери!
— Я могу донести на тебя! На вахте печенки отшибут!
— Беги и доноси, — согласилась Катя.
200
— Я не такая!.. Сколько я людям помогала!..
— Не задаром небось!
— Задаром и чирей не вскочит. Время такое трудное, все взять хотят.
— Пойдешь к начальнику? — сухо спросила Катя.
— За кого ты меня принимаешь? Я к тебе со всей душой...
Но кольцо-то не твое.
— Не мое.
— Y баптисток тоже золотишка нет... Вши у них одни!
— Ты вши-то их считала? Аль на зуб пробовала?
— Ух, ты! — Люська колыхнулась всем своим тучным телом в сторону Кати, но, глянув на ее лицо, отпрянула. — Я ж так просто, пошутила.
— Недосуг мне с тобой лясы точить. Развод начался.
— Верю, Катенька, в кольцо. Оно не твое! Доры Помидо-ровны какой-нибудь. Вдруг она зажилит его? Меня с кухни погонят за обман! Или золото не настоящее... Медяшка! уме ют теперь подделывать...
— Золото самое правильное! За обман я отвечу! Говори на меня, не отопрусь! Кровью вахту захаркаю, а на своем постою.
