— Неправда! Ася не виновата! Я слышала. Я... — голос Риты сорвался и замер. Ася схватила Риту за руку и крепко зажала ей рот ладонью.

— Не слушай ее, начальник! Врет она все! Молчи, дура!

Удавлю! Зачем ты?! Зачем?! — захлебываясь от слез, спраши вала Аська.

— Ничего Воробей не слышала! Я пять раз кнокал в их камеру. Спала она! — подтвердил Мухомор.

— За Аську-кобла мазу держит! Ковырялись они с ней, начальник. Сам видал! — уверял Падло.

— Молчи, Падло! Еще слово — и заложу! Не поганьте Риту, души прогнившие! Не верьте Падловым словам! — вы крикивала Ася, повернув лицо к Елене Артемьевне. — Пусти руки, начальник! Сама пойду... Слово даю! Ты, Падло, мяса моего попробовать захотел? Не попробуешь! Прощайте! — Ася сделала два шага в сторону карцера и вдруг, согнувшись, нырнула под рукой надзирателя. Секунда — и она, толкнув незапертую дверь карцерной ограды, очутилась в зоне.

— Лови ее! — закричали надзиратели. Двое из них устре мились вслед за Аськой.

— Куда бежишь? Там вышка! Пристрелят! — кричал надзиратель.

Выстрел... Второй... Третий... И все смолкло. Прошла ми нута. Две... Пять. Елена Артемьевна застонала. Судорожно плакала Аня, закрыв лицо руками. Рита безмолвно лежала на земле, обнимая ее, прохладную и сырую.

— Вставай! — приказал надзиратель. Рита не шелохну лась. — Поднимайся! На этап пойдешь! — раздраженно повто рил надзиратель, хватая Риту за плечи.

— К Асе пустите... — невнятно попросила Рита.

164

— Эка дура какая... — удивился надзиратель. — Убили твою Асю.

— Никуда я не пойду. Убейте и меня! Ася! — тоскливо закричала Рита.

Надзиратели молча заломили ей руки, заткнули кляпом рот и волоком потащили к воротам.

Сквозь узкий просвет мохнатых облаков на миг выгля нула бледная звезда. Громады темных туч сомкнулись и погасили ее сиротливый свет. Так гаснет одинокая искра зо лотого светлого огня, брошенная в мутные воды стоячего болота. В глубинах удушливой ночи нехотя рождалось утро, дождливое и безрадостное.

165

Г лава 3.

В Г Л У Б И Н К Е

ПРИЕЗД

Шестьсот семнадцатый женский лагпункт затерялся в дре мучей сибирской тайге. От глаз посторонних, если бы таковые здесь оказались, лагерную зону скрывал высокий забор, сби тый из толстых неотесанных досок. Над забором, переплетен ным сверху двумя рядами колючей проволоки, виднелись выш ки. Днем и ночыо на них стояли охранники. Днем — молча, ночыо — перекликались каждый час. Внутри зоны, за пять метров от забора, натянута безобидная мягкая проволока. Че рез нее легко можно переступить. Но заключенные хорошо знали, что за проволокой начинается запретная зона и вся кого, кто сделает шаг туда, ждет меткая пуля стрелка. На трех гектарах земли, отвоеванных у тайги руками заключен ных, стояли семь жилых бараков. Поодаль от них, рядом с воротами, возвышалась кухня и хлеборезка. На шестьсот сем надцатый лагпункт Риту привезли под вечер. Ее тщательно обыскали и вместе с другими повели в бревенчатый барак.

Рита тоскливо глядела в сторону запретной зоны. Прозрач ная слезинка, сверкнув в лучах заходящего солнца, нежно и робко скользнула по лицу и подарила себя, соленую и теп лую, пересохшим от жажды губам.

...Асю убили за запретной зоной... Вот такой же, как эта.

Она знала и побежала туда. А я? Я бы смогла так сделать...

Сколько людей хороших, лучших, чем я, умерло... Зачем мы живем? Что такое жизнь? Наказание? А за что? Мама родила меня и умерла... Когда что-нибудь дарят — радуются... Разве жизнь — подарок? Если б не было Кима, его отца, прокурора, судьи, надзирателей, Падлы, Авроры... А куда они денутся?

Жили и будут жить. Почему они такие? Кто их научил? Су дят, убивают. Асю — тоже. Тетю Машу, папу. Павлика. Хоть бы еще раз увидеть Асю... А вдруг ее не застрелили?.. Поло жат в больницу и вылечат... Кто? Они? Засудят и Падлу от дадут.

169

— Чего на забор засмотрелась? — окликнул Риту над зиратель, по-своему истолковав пристальный взгляд девушки.

Рита покорно отвернулась и низко опустила голову.

В бараке, куда их привели, не было ни души.

— Размещайтесь на нижних нарах. Куда смотришь, сле пая карга. Не здесь, с левой стороны, подальше, в уголочке, там не занято. Чтоб ни единого слова, пока зеки с работы не придут. Зашебутится кто — тут разговор короткий. Это вам не пересылка. Завтра на работу. Не залеживайтесь, — напутствовала надзирательница, перед тем как покинуть барак.

— Куда же нас на работу погонят? — печально вздохнула Аня.

— Вечером узнаем, — думая о чем-то другом, машиналь но ответила Елена Артемьевна. — Интересно, сколько кило метров отсюда до пересылки?

— Двести пятнадцать.

— А ты откуда знаешь, Аня? — удивилась Рита.

— Когда нас высаживали из вагона, столбик приметила с цифрами.

— А где высадили Варвару Ивановну, ты можешь ска зать?

— Не упомню, Елена Артемьевна. Ее ведь ночыо забрали из вагона. Кто его знает, сколько мы за ночь проехали. Дорога шибко плохая. Три дня сюда тащились. Помните небось, ва гон-то наш с рельсов сходил столько, что я и счет потеряла.

Это я к тому говорю, что не подсчитаешь теперь, далеко ли Варвару Ивановну оставили.

— Прасковью Дмитриевну дальше повезли... Там, наверно, еще хуже...

— Скучно ей там без вас... И вам, чай, не весело...

— Я не одна, Аня... Ты у меня есть, Рита. Молчит она, тоскует. Давай поговорим, Риточка. Хочешь, я тебе о геночках и хромосомочках расскажу. Не нравится, ну и Бог с ними. Ты сказку «Снежная королева» читала? — улыбнулась Елена Ар темьевна.

— Большая она, для сказок-то. Семнадцать скоро стукнет.

Не вгоняйте ее в краску, — вступилась за Риту Аня.

— Y тебя когда, Рита, день рождения?

— Завтра, — смущенно ответила Рита.

170

— Что ж ты молчала, — всполошилась Аня. — Я бы что ни на есть придумала. Шить я мастерица. Пироги пекла — хвалили меня... Не сошьешь туг... И не подарим тебе ниче гошеньки.

— Жаль, что в пятницу день рождения твой.

— Завтра пятница, Елена Артемьевна? — испуганно спро сила Рита.

— Чего забоялась? Аж с лица побелела, — встревожилась Аня.

— Тетя Маша говорила, что в пятницу рождаются не к добру. Я родилась в пятницу. Завтра, семнадцатого августа, мне будет семнадцать лет. И... пятница.

— Что тебе сказать, Рита? — Лицо Елены Артемьевны морщинистое, изможденное, а глаза ласковые и добрые. Как у тети Маши, подумала Рита.

— А ведь лучше и вовсе не говорить...

— Молчать, молчать... До каких пор, Аня? Сказать тебе, девочка, что числа и дни недели — это просто совпадение?

Что ж, права буду я, только перед кем? Наша жизнь — кош марный сон, и совпадений в ней, самых вздорных и ужасных, непочатый край... Не верь, Рита, что в жизни одно плохое.

Дождешься и ты, когда, не знаю, что забудешь о лагере и обо мне. Полюбит тебя сказочный принц. Скорее всего просто хороший парень. А что еще человеку нужно? Толстой гово рил: три аршина земли. Не всем. Герда любила маленького Кая, она пошла за ним в страну вечного холода и мрака к Снежной королеве. На ее пути встали разбойники и тундра, слезы ее растопили застывшее сердце Кая, она вывела его из ледяного плена. Где же наша Герда? Кто уведет нас?

— То в сказке бывает. Никто нас не вызволит, — поникла Аня.

— Мы здесь умрем, как Ася...

— Бог с гобой, Рита. Не вечно же все это будет. Придет утро, пасмурное, дождливое, но утро.

— Глядишь, и солнышко выглянет... А вот Ася... — Аня отвернулась и смущенно вытерла глаза.

— Какую девушку искалечили... Сколько бы она людям добра сделала. В долгу мы перед ней. Жизни мало такой долг отдать. Убили бы меня старуху, кому я нужна?

171

— Вы еще людей учить станете.

— Чему учить? Кого? Лучше б была я простой неграмот ной бабой, жила б в деревне, внучат нянчила. Y меня Борень ка, от младшего сына. Такой забавный мальчишка. Увидит меня — бежит, ласкается, целует, смеется. Докторскую одно му папенькиному сынку написала для Бореньки. Все книги продала, любит он сладкое. Разве б стала душу пачкать подлой диссертацией? Плевалась, когда писала... Великий Мичурин, великий Лысенко... стыдно вспоминать... Хорошо хоть имени моего не будет под этой пачкотней. Бореньке пальтишко купи ла теплое.