— Начальник пересылки? — уточнил щипач.

— Он! Про колотье ботал... Почему на работу не ходим...

Где чай на чифирь берем? Кто водяру приносит? Кто у воспе та лопатник с грошами сдернул? Я ему говорю: воспет в вер хотуру, извините, гражданин начальник, в верхние карманы брюк, положил свой лопатник, он же бумажник. Какой же щипач, карманник по-вашему, не насунет, простите, не выта щит, бумажник на дармовщину? Кто в карты играет — не знаю... Спросите кого другого. Водяру я в рот не беру... А что из чая чифирь делают, понятия не имею... Спрашивайте с воспи тателя, он все знает, гражданин начальник. Выслушал он ме ня. Завтра же весь воровской барак в глубинку загоню, кри141

чит Ольховский, там будете права качать. Я ему: гражданин начальник! Воры могут по делу кой-кого взять. Кого? спра шивает. Ну, тех, кто водяру таскал и чай для чифиря. Тех, кто знал, что в прошлый этап каторжный барак воры начисто оказачили и все бацильные тряпки притырили в уборной. Y

них доказательства есть. А по воровскому закону по делу брать можно, когда мусор тебя определяет. Обхезался начальник со страху, как услышал меня. Мы ему столько на лапу переда вали... Потом Ольховский говорит. Все для вас сделаю... К

бабам будете шимонать от вольного. А мы и так шимоиаем, отвечаю я. Казачьте, кого хотите... Казачим, начальник, без работы не сидим. Короче, — говорит Ольховский, — год на пересылке гужеваться будете, если сегодня ночыо мусора по весите.

— Мусора?! — дружно воскликнули все трое.

— Мусора! — подтвердил Падло. — Потише, а то услы шат... Я сам шнифты пялю на начальника и ничего до меня не доходит. Он говорит. Вечером тебя и еще троих, Леху Фик-сатого, Саню Лошадь и Вальку Мухомора кинем в трюм. Но чыо потихоньку подсадим к вам мусора. Он пятнадцать лет в органах проработал. Столько воров в законе схватил... Вы его не трогайте и ни о чем не расспрашивайте. Пусть заснет и спит... Если повесится ночыо, никто за него не отвечает...

Понял меня? А что если, — говорю я, — вы раздумаете? А

потом следствие... Я не с одним мокрым делом связан... Отпе чатки пальцев на кистях рук при добровольном повешенье остаются... Начальник кричит. Дурак! Он же самостоятельно повесится! А я ему: долго ждать придется, помощь нужна... а где помощь, там и следы. Ольховский мне базлает. Перчатки возьми! Учить надо? Сделаете, год кантоваться на пересылке будете. Нет — в глубинку запрячу! Я ему в ответ. А вдруг как вспомнит кто из нас о водяре? Ты меня на поит не бери! Во пит начальник — я все чистосердечно рассказал полковнику...

О водке и о чифире, и что казачите вы... Это я сперва сделал вид, что забздел. Не на такого нарвался... Или вы повесите мусора сегодня ночыо, или завтра на этап пойдете! Приказ готов! Показал мне приказ. Там все воры в законе перечисле ны. Y одного порчонка четыре фамилии, пять имен, шесть отчеств и семь разных годов рождения... Я пошел в зону, хотел

142

с вами потолковать, а меня двое дежурных попутали и в трюм приволокли... Кнокаю и вы тут! Что делать? Решайте, братцы!

В соседней камере наступила тишина.

...Кого они хотят убить? Мусора? Милиционера или дежур ного?.. За что? Спросить у Аси? Нельзя уйти... Дослушаю! — решила Рита.

— Я — щипач. Срежу с руки рыжие бока и за три куска толкну. А могу и сам таскать. Взглянешь на бока, они золотые и время показывают. Я за день по трое боков снимал и по пять лопатников забирал...

— Короче! — перебил Падло.

— Не пойду я на мокрое! — твердо закончил щипач.

— Учтем! Ты, Лошадь? — насмешливо спросил Падло.

— Я Саня Лошадь. Меня люди по Печоре знают... Центро вого фраера за рыжье, за гроши с майдана скину на полном ходу... Бесплатно мусора делать не буду.

— Почему?

— Мне, Падло Григории, лагерный довесок не нужен. Так у меня червонец, а лагерный суд привесит до четвертака... Из глубинки не выскочишь... А то и высшую дадут...

— Говори, Мухомор! — Предложил Падло.

— Толковища не было. На хате, если потерпевший забаз-лает, я имею право его замарать... Ни один вор мне слова не скажет. Но чтобы мусор подначивал, а я по его подначке марал кого-то, не по закону это. Как в кино получается...

Смотрели «Аристократы»? Там Сонька Золотая ручка, Костя Капитан... Со смеху сдохнешь! Костя Капитан ссучился, ко мендантом лагпункта стал, и все воры в законе его слушают, на работу идут. Фраера верят такому кину... Мы-то знаем, что всё это свист дикий. Ссучился Костя Капитан — говорить с ним никто не будет. Кто руку ему подаст или пожрать с ним сядет — и тот сука. А то он на работу воров уговорил идти...

Суки пойдут. Вор, если пойдет, тоже сука. Под палкой сучьей могут пойти, если конвой заставит... А без мусоров Костя по падется — сделают его.

— Кончай о кине! Y нас, братцы, воровской разговор, серьезный. А ты кино лепишь... Оно для фраеров... Мы знаем, что Костя Капитан — туфта. Ты по делу ответь! — перебил Падло Григории.

143

— Я уже сказал: нет такого закона! Выйдет закон по подначке мусоров марать фраеров или мусоров, я первый за мараю, а сейчас — нет! — твердо ответил Мухомор.

— Никто не хочет?! — злобно спросил Падло.

— Я на мусоров работать не буду. Им надо марать, пусть сами марают, — заговорил Саня Лошадь.

— А я — щипачишка бедный. Мне мокрое — ни к чему, — отмахнулся Леха.

— Скажи, щипачишка бедный, что бывает, когда вор из-за дешевки другому вору в спину тесак загонит? — спокойно спросил Падло. — Ты с Иваном Больным бегал?

— Бегал!

— Напару жрали?

— Жрали, Падло Григории!

— Ты штефкал на бздюм с Иваном из одной миски, и ты ему тесак в спину загнал... Из-за бабы Ивана, Ирочки Си ся стой.

— Свист, Падло Григории! Иван Больной сам концы от дал! Не докажешь!

— Ты не базлай, Леха, не поможет! Не прикончил ты его тогда, жив Иван... Он на семьсот втором лагпункте, в глубин ке... Туда ксивеику можно послать... Иван прочтет ксиву и па свиданку с тобой приедет.

— Выходит, я — сука?! — с надрывом выкрикнул Леха.

— Выходит, да, — согласился Падло. — Слушай, Мухомор, ты законы хорошо знаешь. Вот допустим, ты напару с Володей Драным скачок залепил. Взяли вы в хате рыжье, гроши и тряпки центровые. Рыжье, тряпки и гроши ты несешь, за вами мусора погнались... ты рвешь в одну сторону, Володя — в дру гую. Володя ждет тебя, а ты в другой город отвалил. Всё спустил, а Володя локш хамает, ни копейки ему не попало.

Докажи, скажешь? А я и доказывать не буду. Володя на тре тьей известковой, надо будет, сам сюда этапом придет — и докажет... Схватываешь? Тебя, Лошадь, люди знают по Печоре, по Марлагу... А ты помнишь, в тридцать девятом, ты на хате у Райки Линючей Ваську Ротскому в колотье прошпилил пять кусков. Перед войной это гроши большие были... А как ты отмазался?

144

— Ротский концы отдал... Я сам его похоронил! Ты ничего не докажешь, Падло Григории! Я с тобой права буду качать!

Тесак в горло пущу!

— Я не докажу — Васька Ротского нет, а Райкин пацан видал все... Он докажет!

— Какая вера может быть фраеру? Я — человек, а он...

— Шурик Крюковский... — докончил Падло Григории.

— Райкин пацан — вор в законе?! Шурик Крюковский?

— Угадал, Лошадь! Он уже три года в законе, скокарь...

в колотье шпилит — не садись с ним...

— Где он? — глухо спросил Саня Лошадь.

— На третьей известковой... его в любой день по этапу пригонят... Понял?

— Понял... А откуда ты все знаешь?

— От Ольховского... Вопросы будут? — дурашливо спро сил Падло.

— Ты что как следователь ботаешь? А если мы тебя тут в трюме...

— Повесите? Бесполезно, Мухомор... Дядя Коля...

— Он не услышит, Падло Григории.

— Сядь, Леха! Дядя Коля не услышит... Ольховский ска зал, что если вы сделаете меня или работать откажетесь, с первым этапом приедут все: Шурик Крюковский... Иван Боль ной и Володя Драный. Или нас разбросают по тем лагпунктам, где они... Что делать будете? На вахту побежите? А вас оттуда метлой в воровской барак. До законников дойдет, что дежурники за вас мазу не держат и следствие поведут лишь бы очки втереть. Повесят воры вас всех троих, а на утро крик поднимут в бараке: «Повесился! Повесился!» — голос Падлы Григорича звучал спокойно и деловито.