Последнее слово... И больше ничего не будет. Тетя Вера...
Зачем она сияла меня?.. Двадцать лет... Я не выдержу... Не вер нусь... Куда возвращаться?.. К кому?..
— Подсудимая! Вы используете свое право на последнее слово? или отказываетесь от него? — терпеливо спрашивал су дья. Недолго выждав, судья облегченно вздохнул. Подсудимая добровольно отказалась от последнего слова и никто не в праве упрекнуть в чем-либо судыо. Процессуальные нормы соблюде ны, нарушения закона нет.
78
— Суд удаляется на совещание, — громко объявил судья.
— Я скажу последнее слово, — неожиданно для всех раз дался звонкий девичий голос. В боковой комнатушке, пышно названной залом суда, появилась Домна. Судья, прокурор и за щитник на мгновение растерялись. Воспользовавшись их заме шательством, Домна заговорила: — А виноват мой брат Ким Пантелеевич Киреев. Брат об манул Риту. Он сказал ей, что мой бывший отец, директор заво да номер сто девяносто восемь, освободил Риту от работы...
— Гражданка Киреева! К судебному разбирательству ваше заявление не имеет никакого отношения. Суд окончен, и мы...
— Выслушайте меня! — перебила Домна Ирисова. — Вы можете мне не поверить, и какая вера сумасшедшей? Мой па почка сумел уговорить врача, чтобы он дал мне такое заклю чение... Но вы, товарищ прокурор, поверите мне. Ваш сын Се нечка ухаживает за мной. Он влюблен в меня, и вы это знаете.
Три дня назад я потребовала, чтобы он рассказал вам всю правду о том, как я и
К и м
устроили день рождения, как мы пригласили Воробьеву, как меня споил ваш Сенечка, а Воро бьеву — Ким. Мой брат не позволил Сенечке переспать со мной.
Он дал ему по физиономии. Но зато Сеня, перед тем, как Ким отколотил его, помог Киму затащить Риту в отдельную комнату.
Сеня слышал своими ушами, что Ким договаривался передать Риту, после того, как сделает с ней все, Виктору Каинову, сыну начальника ОРСа, а Каинов, в обмен за Риту, даст ему Зиму Краснову. Я сводила Сеню к своей тете, Долматовой. И она рас сказала, что утром, пятого марта, она видела Риту Воробьеву в спальне Кима. Рита была почти голая, избитая в кровь. Я знала, что Сенька трус, что он не посмеет рассказать вам правду. Я
сказала ему, а передо мной он ходит на задних лапках, чтоб он спрятал меня в диване, который стоит в вашем домашнем ка бинете. «Если ты не поговоришь с отцом в моем присутствии, — пригрозила я ему, — то не показывайся мне на глаза». Сенька выполнил мой приказ. Когда вы вернулись с работы, он рас сказал вам все как было, а вы ответили: «Щенок! Не суйся в дела своего отца! Я лучше тебя знаю, что мне делать». Сенечка захныкал, стал просить, чтобы не строго наказывали Риту, а вы выгнали его из кабинета. Позднее, когда все в вашем доме за снули, Сенька выпустил меня.
79
Пока говорила Домна, в комнате стояла тишина. Никто не попытался перебить ее. Прокурор дышал тяжело и часто, как загнанная лошадь. Забыв об отутюженном носовом платке, прокурор тыльной стороной ладони вытирал обильно струящийся пот и бросал в сторону судьи умоляющие взгляды. Ирисов за гадочно молчал. Пусть помучается подлец... Будет знать, как подсиживать меня... Юридически — я прав. Официального заяв ления в суд не поступало... Судебный разбор окончен...
Мало ли что наговорит публика после суда... Киреева не свидетельница... И пришла она поздно... заседатели? Они у меня вот где сидят! — судья незаметно сжал кулак. — Пусть попробуют пикнуть... Свидетели?.. Сами как миленькие за лож ные показания сядут... Конвой?.. А что конвой? — им-то какое дело... Секретарша?.. Она — особа молчаливая... Защитник?.. Ну, этот человек божий и каждого скрипа боится... Заикнется — и попрут его, косноязычного, из адвокатуры... Где устроится?..
— дворником?.. Воробьева?... Господи, да разве девчонка не знает и сама, что она не виновата... А Домна?.. Ну и молодежь пошла... Стараемся для них же, а они разоблачают нас... Сами напаскудили, их грешки прикрывают, — и на тебе благодар ность... Ай да Домна! — не девица, а печка настоящая!.. Ну хватит...
— Я предлагаю вам покинуть зал суда, гражданка Киреева, — не повышая голоса, приказал судья.
— Я не уйду! — выкрикнула Домна.
«Без спички пожар наделает», — подумал Ирисов.
— Конвой! Удалите из зала суда посторонних, — громко распорядился судья.
К Домне подошел рослый милиционер и взял ее за руку.
— Пустите меня! Я хочу попрощаться с Ритой! — попро сила Домна.
Милиционер нерешительно посмотрел на судью.
— Я требую очистить зал суда от посторонних, — возвысил голос судья.
— Прости меня, Рита! Они бандиты! Я — такая же. Но прости меня! — голос Домны звучал все глуше и глуше и на конец смолк где-то вдалеке.
— Суд удаляется на совещание.
80
В его голосе не было ни волнения, ни гнева. Он буднично и просто объявил перерыв заседания суда.
— Товарищ Охрименко! Ваше мнение о наказании подсу димой Воробьевой?
— Я согласен с мнением прокурора... Только, товарищ Ири сов, поймите меня правильно... Эта Киреева, она уж больно того... складно врала, — заседатель судорожно погладил лысы-ну и опустил глаза.
— Во-первых, Киреева — не свидетельница. На нее не ссы лался ни защитник, ны подсудимая Воробьева. Мнения посто ронних людей, случайно попавших в зал суда, судом не учиты ваются. Во-вторых, Киреева сделала свое заявление после пре ний сторон и даже после того, как подсудимая категорически отказалась произнести последнее слово. По существующим процессуально-правовым нормам социалистического законода тельства суд не имеет права рассматривать какие бы то ни было новые факты после того, как произнесено последнее слово подсудимого, или если он без уважительных причин отказался произнести последнее слово. В-третьих, в распоряжении суда имеется заявление родных Киреевой, что их дочь, Домна Пан телеевна, которая незаконно пыталась давать так называемые показания, страдает психическим заболеванием. К заявлению приложена справка врача-психиатра. Справка удостоверяет, что гражданка Киреева Домна Пантелеевна страдает параноидной формой шизофрении и нуждается в стационарном лечении. Со гласно букве и духу закона, показания невменяемых душевно больных не рассматриваются судом. Я признаю, что сделал гру бую ошибку, потому что не вынес до сих пор решения о при нудительном лечении гражданки Киреевой. Сегодня, после окон чания разбора дела подсудимой Воробьевой, мы рассмотрим поступившие документы на гражданку Кирееву. Я надеюсь, что она будет помещена в психиатрическую больницу, где ей ока жут своевременную квалифицированную медицинскую по мощь. Если желаете, можете ознакомиться с упомянутыми мною документами.
— Мы вам верим! — твердо отчеканил второй заседатель.
— Что вы?... Я так... По несознательности... Я со всем со81
гласный, — пролепетал Охрименко, выдавливая на лице жал кую угодливую улыбку.
— В вашей принципиальной честности, товарищ Кузьми ных, я не сомневаюсь, а вот Охрименко... Что я могу сказать?
Брат заслуженного товарища и... сомневается. Отец за сына, а брат за брата не отвечают... Но все же... Товарищ Охрименко, наверно, не забыл, что не так давно на него поступило клевет ническое заявление о его мнимых хищениях... Прокуратура сумела восстановить истину... доброе имя и честь товарища Ох рименко, а он чуть не поверил ложному обвинению душев нобольной девушки, которая сама не сознает, что говорит.
— Товарищ судья! — взмолился Охрименко, — ошибся, каюсь... я ни на полмизинца не поверил этой сумасшедшей.
Двадцать лет... Вячеслав Алексеевич хватил через край...
Оно, конечно, по закону, но Воробьева подаст кассацию... Там утвердят приговор, сомневаться не приходится... не те време на... Это присяжные могли оправдать даже за покушение на убийство градоначальника Трепова... и все же подстраховать себя неплохо... Запишем в приговоре, что заслуживает двадца ти лет, но, принимая во внимание... В общем, дадим десять...
Девчонка и пискнуть не посмеет... В камере отговорят, да и сама она не дура... Положим, Воробьевой теперь не до касса ций, душа в теле еле держится, где уж тут думать о писанине...
