Я

дословно цитирую ее показа ния. Иногда такие, с позволения сказать, «мальчики» ей попа даются, иногда — приходится возвращаться домой с пустыми руками. И вот подсудимая встречается с неизвестной «добро желательницей», которая дает ей совет шантажировать дирек тора крупного военного завода. Обвиняемая — девица умная, ей в этом не откажешь. Она решает сразу убить двух зайцев: избавиться от ответственности за прогулы и заработать изряд ную сумму денег путем шантажа. За такую возможность под судимая .хватается с величайшей охотой. В кабинете Киреева она пытается силой угроз вырвать у него деньги и прощение за прогулы. Товарищ Киреев — человек добрый, отзывчивый, чут кий. По просьбе Воробьевой за неделю перед этим он разрешил ей покинуть территорию завода до конца смены, после того, как она сказала ему, что у нее умирает тетя. Но не к умираю щей тете пошла подсудимая. Она весело провела время с новым сожителем и получила за свои услуги определенную плату.

Третьего марта свидетель Киреев поверил подсудимой, но один надцатого марта ее вымогательства возмущают его как совет ского человека, хорошего семьянина и патриота своей Родины.

Киреев предлагает ей покинуть кабинет. Воробьева, забыв о стыде и девической совести, начинает раздеваться и демонст рировать свои сомнительные изношенные прелести перед по жилым отцом семейства. Пораженный ее бесстыдством, Киреев бежит к двери, чтоб позвать свидетелей и защитить свою честь и достоинство. Подсудимая, поняв, что ее ставка бита, хватает бюст великого вождя. Зачем? возможно спросят меня. Расчет двояк: во-первых, она выполнит приказ неизвестной суду пре ступницы и получит от нее деньги, во-вторых, скомпромети75

рует Киреева. Ведь если бы это преступление в самом деле свершил Киреев, чего я не допускаю далее в мыслях, товарища Киреева отдали бы под суд. Крупный военный завод, потеряв руководителя, возможно, на какое-то время понизил бы выпуск нужной стране и армии продукции. Вот как далеко шли за мыслы подсудимой и тех, кто стоял за ее спиной. Но этот тон кий вражеский расчет рушится как карточный домик. Во шедшая свидетельница Марфина застигает Воробьеву на месте преступления. Поняв, что ее игра проиграна, подсудимая нагло кричит: «Я разбила Сталина». Каким кощунственным надруга тельством наполнены ее слова! Величайшего полководца мира, равного которому не рождала да и не родит земля в ближайшие тысячелетия, разбила эта любительница нарядов и ресто ранов. За Сталина смертью храбрых пали ее отец и брат, кото рым бы жить и лшть, а их сестра и дочь издевается над тем, кого по праву называют честью, совестью pi жизнью нашей эпохи. Это не только политическое преступление! Это надруга тельство над могилами родных! Это плевок, грязный и гнусный, на прах погибших отца и брата. Впрочем, таким, как Воробье ва, не привыкать оплевывать мертвых. Y нее была тетя, отдав шая ей свою молодость и силу. И как лее благодарит она эту самоотверженную женщину? В кабинете директора Киреева, свершив свое преступление, она симулирует сумасшествие и не стесняется звать тетю, которая якобы ей привиделась. Жал кий и дешевый трюк! Ее разоблачают. Но подсудимая — пре ступница опытная и отпетая. Не удался один фокус, возьмусь за другой, решает она. И, не раздумывая, берется. В тюремном карцере, куда подсудимая попала за то, что пыталась через окно поговорить со своим знакомым или возлюбленным вором под кличкой Никола Резаный, она предприняла суецидпую, а ина че, чтоб было понятно, несерьезную попытку к самоубийству.

Вы видите на ее шее бледную, прерывистую, вдавленную поло су? Юристы называют такую полосу странгуляциоппой бороз дой. Эта борозда является вещественным доказательством того, что подсудимая пыталась повеситься. Серьезна ли была ее по пытка? Я полагаю, что нет. Но если даже и серьезна, то возни кает другой вопрос: почему Воробьева решила уйти из жизни?

Мне бы хотелось верить, что у ней заговорила совесть, что она осознала всю тяжесть преступления и решила искупить его

76

трусливым бегством из нашего светлого советского мира. Но скорее всего это была симуляция самоубийства, чтобы ввести в заблуждение и разжалобить суд. Однако советский суд не удастся ввести в заблуждение никаким врагам. На предвари тельном следствии в ней на короткое мгновение просыпаются рудиментарные остатки совести. Вся ее совесть и раньше была рудиментом, таким же ненужным, как слепая кишка. И все ж е подсудимая признает свою вину, делает вид, что раскаивается, но сообщников своих не выдает. А здесь, в зале суда, забыв о своих добровольных признаниях, заявляет, будто никаких по казаний на предварительном следствии она не давала, а распи салась только потому, что была... поражена смертью тети. И

этого ей показалось мало. Она ссылается на мертвую тетю как на свидетельницу, смеется над судом, прекрасно понимая, что Ломтеву мы не можем вызвать в зал суда. И этим еще раз плюет на могилу близкого человека и на советское правосудие.

Довольно, граждане судьи! Y меня нет слов, чтоб высказать свое отвращение к действиям подсудимой. Но в суде главное не чувство, а справедливость. Мой коллега, уважаемый защитник, конечно, в очень затруднительном положении. С одной сторо ны, он — адвокат, и его священное право и обязанность изыс кивать смягчающие вину обстоятельства для своей подзащит ной. С другой — он патриот, достойный гражданин Родины и как таковой не может вместе со мной не разделять негодование к подсудимой. Но я уверен, что чувство патриотизма восторже ствует в нем и защитительная речь моего уважаемого коллеги будет беспристрастной и объективной. И все же мне жаль ад воката, на долю которого выпала неблагодарная роль защит ника такой закоренелой преступницы. Если бы спросили меня не как прокурора, а как советского человека, чего заслуживает подсудимая, то я бы ответил кратко: расстрела. Но советский закон, самый гуманный и справедливый закон в мире, к со жалению, не предусматривает смертной казни для таких, как Воробьева. Преступление, совершенное ею, квалифицируется по статье пятьдесят восемь пункт десять Уголовного Кодекса как антисоветская пропаганда и агитация. В военное время закон предусматривает смертную казнь за свершение этого пре ступления. Но подсудимой еще не исполнилось восемнадцати

лет, а поэтому она не может быть расстреляна. Заканчивая свое выступление, я прошу вас, граждане судьи, во имя справедли вости и милосердия, за разбитый бюст великого вождя, за шан таж, вымогательство и разврат, за поругание могил близких приговорить подсудимую Воробьеву к двадцати годам лишения свободы и к поражению в правах, после отбытия меры наказа ния, сроком на пять лет. Ваш гуманный приговор с радостью и чувством удовлетворения встретит советская общественность.

И если бы поднялись из гроба ее отец, тетя, брат, они аплоди ровали бы вашему приговору или, скорее всего, вместе со мной потребовали казни виновной, казни скорой, жестокой, мучи тельной!

Прокурор удовлетворенно вздохнул, тщательно вытер вспо тевшее лицо, бросил на Ригу последний уничтожающий взгляд и не торопясь сел на место. Защитник нерешительно встал, шумно, с присвистом вздохнул, неловко потоптался на месте и заговорил просящим, неуверенным голосом.

— Сс-чч-п-тааю выс-выступление го-государственного обви нителя пра-правильным. Я нне с-согласен с ссним в одном, ммоя под-защитная еще ммолода. Окна свер-ши-ила пре-сс-тупление, но ммо-жет ееще ис-спра-а-виться. В с-со-ветских ла-а-герях нне ппа-а-ка-зыва-а-ют зло-зло-умыш-ленников, а-а ии-с-сп-рав-ляют.

По-о-этому про-о-шу дать Во-о-ро-бье-вой два-а-дцать лет ли-ли-ше-ния сво-о-боды, нно нне к-а-а-к нна-ка-зание, а ка-ак ме-ру ввос-ии-та-ния. Я на-а-деюсь, что Вво-робьева пос-ле дд-вад-ца-ти ле-е-т пп-е-е-ре-восиитания в-мес-те сс на-ми ббу-дет ст-т-ро-ить сс-вет-лое бу-уу-ду-щее ко-омму-низ-ма.

Последнее слово защитник произнес нараспев. Судья, вы держав небольшую паузу, обратился к Рите.

— Подсудимая Воробьева! Суд предоставляет вам право сказать последнее слово.