Мое сердце замедляет ход, и кровь бежит по моим венам, словно вино, заполняющее бокал за ужином. Смотреть на него вблизи — все равно что видеть все семь чудес света сразу. Как будто слышу, как моя любимая песня исполняется вживую и только для меня. Проходят секунды, но они кажутся часами. Его взгляд скользит от моих глаз к носу. Мои щеки пылают от его внимательного осмотра. В тот момент, когда я краснею, уголок его губ подергивается, как будто он собирается улыбнуться. Но нет. Вместо этого Влад продолжает смотреть на меня сверху вниз, на этот раз останавливаясь на моих губах. Я слегка приоткрываю их, как будто хочу вдохнуть его в себя.

Я чувствую вкус его дыхания.

Чувствую, как бьется его сердце.

Я почти слышу его мысли.

Мое собственное сердце шепчет: «Узнай меня». Но Влад просто уходит с моего пути, чтобы занять место, которое только что освободил Ирвак, и момент упущен. Весь воздух стремительно покидает меня, и я, спотыкаясь, выхожу из офиса в объятия Антона, который ловит меня при падении.

— Что случилось? — требовательно спрашивает он, усаживая меня на стул у стены коридора.

— Все в порядке, — бормочу я. — Мы уже разобрались.

Антон оставляет меня, чтобы пойти к Диане, а я собираюсь с силами, чтобы встать и направиться в свою комнату. Пробегая по лабиринту запутанных коридоров, я стараюсь не думать о нем, но, как пряник, который лежит передо мной и который я никогда не смогу съесть, идеальные глаза Влада находятся на переднем плане моего сознания. Он смотрел на меня. Замечая каждую маленькую веснушку, что я отчаянно пыталась спрятать за своим тональным кремом.

Я снимаю одежду со своего липкого тела и шиплю от боли от нескольких порезов на груди. Направляясь в ванную, включаю холодный душ и встаю под пронизывающий ливень.

Кровь начала смываться, обнажив маленькие порезы на моей коже. Я расплетаю косу и распускаю пряди, позволяя воде впитаться в длинные светлые волосы. В отличие от моей сестры, у меня естественные волосы, кожа и тело. Я никогда не гналась за вниманием парней, если не считать странного очарования, которое оказывает на меня Влад. Я не уродина, просто равнодушна к красоте. Я не пытаюсь подчеркивать свои достоинства. Макияж не для меня. Я всегда сую свой нос в книги и изучаю тексты. Моя сестра говорит, что я красивее, чем она, — больше похожа на нашу мать. Я знаю, что она говорит это только для того, чтобы повысить мою самооценку. Наша мать красива, но ей всегда не хватало твердости характера, поэтому она не помогала мне даже в создании собственной самооценки. Мой блудливый отец навсегда лишил нашу мать уверенности в себе.

Выключив кран, я выхожу из душа, заворачиваюсь в полотенце и жду, когда Диана придет и перевяжет мои раны. Она предсказуема. И уже через пять минут протискивается в дверь моей ванной с аптечкой первой помощи.

— Антон позаботится о беспорядке, — спешит сообщить она мне, прикладывая ватный тампон к моим порезам и промокая их. Боль не такая резкая, как я ожидала, и неожиданно ловлю себя на том, что играю с концом полотенца.

— И Влад?

Она улыбается мне, и улыбка освещает все ее лицо.

— Он хочет пригласить меня на ужин. — Ее радость ощутима. И мне нужно радоваться за нее, но это тяжело. Чувство вины захлестывает меня.

— Он тебе вообще нравится? — Я понимаю, что слова срываются с моих губ более резким тоном, чем предполагалось.

Диана прищуривает глаза и пожимает плечами.

— У тебя есть глаза, Ирина.

И этот мужчина, конечно, великолепный. И эти глаза, кажется, не могут перестать смотреть на него всякий раз, когда он находится рядом со мной. Сестра подмигивает мне, и у меня скручивает живот.

Он прекрасен. Совсем как ты, Диана.

Боже, их дети будут потрясающими.

— Дело не только во внешности, — парирую я, в моем тоне сквозит горечь. — Он мрачный.

Ее улыбка достигает глаз и согревает мое сердце.

— Он будет отличной парой. — Она заклеивает пластырем последний порез и поднимается на ноги. — Отец одобрил.

— Ты говоришь, как Вика, — огрызаюсь я, раздраженная ее ответом. — Это все, о чем она говорит, когда нас заставляют посещать любые мероприятия Васильевых. — Сестра Влада — стерва, без преувеличения. Конечно, она дефилирует с милой улыбкой, но я видела, как она бегает от человека к человеку, нашептывая ложь всем, кто готов ее слушать.

— Тень, прекрати, — предупреждает она, направляясь в мою спальню.

Я следую за ней, ярость нарастает у меня внутри.

— Ты должна сама выбрать себе пару. Кого волнует, что одобрит отец?

Она резко поворачивается, ее глаза пылают гневом.

— Хватит, Ирина! Жизнь не так проста, и ты это знаешь. А теперь одевайся. Отец хочет убедиться, что с тобой все в порядке.

Мы долго смотрим друг на друга.

С холодной улыбкой, которая, к сожалению, похожа на улыбку нашего отца, я выплевываю:

— Приятного свидания за ужином со своей парой. Дай мне знать, когда состоится свадьба.

Она сердито смотрит на меня, качает головой и вылетает из комнаты, не сказав больше ни слова. Как только Диана уходит, я захлопываю дверь и смаргиваю дурацкие слезы, выступающие у меня на глазах.

Прошлое…

— Как ты думаешь, где они хранят водку? — спрашивает Нико с ухмылкой на лице. Он отращивает усы, и это выглядит так чертовски странно. Очевидно, его отец не такой строгий, как наш. Отец говорит, что мы всегда должны быть опрятными и презентабельными, потому что никогда не знаешь, с кем можешь столкнуться в любой момент.

— Все, что тебе нужно сделать, это попросить, — бурчу я, переводя взгляд со своего лучшего друга на солярий рядом с гостиной в доме Волковых. Отцу нужно было встретиться с мистером Волковым. Он настоял, чтобы мы с Нико поехали с ним. Нико неравнодушен к Диане, так что он совсем не возражал. Ей семнадцать, и при возможности Нико всякий раз старается щеголять перед ней, когда она рядом. Однако, как бы сильно он ни ненавидел очевидный факт, Диана не будет иметь ничего общего с его пятнадцатилетней задницей. И, возможно, я ей нравлюсь, судя по тому, как она все время мне улыбается, но мне лучше знать.

У Васильевых имеется репутация, которую нужно постоянно поддерживать.

Если отец попросит меня встретиться с ней, я это выполню.

Однако он будет пользоваться своими возможностями настолько долго, насколько только сможет, на случай, если не подвернется что-то получше. Всегда просчитывает на три хода вперед, точно так, как учил нас с Виктором играть в шахматы.

— Я хочу пройтись. Ты идешь? — спрашивает Нико.

Я отмахиваюсь от него.

— Мне и здесь хорошо.

Он прослеживает за моим взглядом и останавливается на маленькой художнице — девушке, сидящей на полу, скрестив ноги. Ее волосы в буйном белокуром беспорядке, пока она рисует картину на холсте, гораздо более детальную и хорошо выполненную, чем любая, которую я видел, висящей у нас дома на стенах. Она молода, возможно, ровесница Виктора, десяти или одиннадцати лет, но рисует так, словно занималась этим веками. Это одна из причин, по которой мне нравится приходить с отцом на его встречи с Волковым.

— Трудно поверить, что они сестры, — произносит Нико. — Диана такая чертовски горячая штучка, и эта маленькая девочка выглядит так, словно у нее другой папочка. Бьюсь об заклад, их мать трахнула дворецкого. Они никак не могли появиться из…

— Мне кажется, я подслушал, как старик Волков сказал, что Диана в библиотеке, — огрызаюсь я, прерывая его.

Нико ушел, не сказав больше ни слова, оставив меня наблюдать из тени, как девочка рисует восход солнца за горой, покрытой снегом. Лучи яркие и почти точная копия того, как солнце проникает в окно и отражается от ее волос.

Что ты делаешь со своими картинами, маленькая Ирина?

Словно почувствовав мой взгляд, она поворачивается и смотрит на меня с серьезным выражением лица. Нас разделяют тонированные двери, и я знаю, что Ирина не может разглядеть меня под углом, под которым лучи солнца отражаются от стекла. В момент, когда Диана улыбается и смотрит широко раскрытыми ярко-голубыми глазами, ее младшая сестра серьезна. Ирина пристально смотрит в мою сторону, будто желает полностью увидеть меня. Я наблюдал, как ее непроницаемый изучающий взгляд скользит по мне каждый раз, когда я вхожу в комнату. На краткий миг задаюсь вопросом, рисовала ли она меня когда-нибудь. Затем прищуриваюсь, но не моргаю. Если она может видеть сквозь стекло, я хочу, чтобы она увидела меня настоящего — таким, каким мне позволено быть, когда я не под пристальным наблюдением отца.