— И вообще, зачем самой Сербии война с гораздо более сильным противником? Пусть сама Австро-Венгрия на является такой уж сильной державой в военном плане, за ее спиной нетерпеливо дышит могучая Германия.
— В любом случае, это не так важно, государь, есть ли у КГБ и лично Вас доказательства участия французской разведки в убийстве наследника австрийского престола. Главное, что вы можете сами или через наши дипломатические службы громко заявить о наличии французского следа в убийстве эрцгерцога. Ссылаясь на секретные оперативные данные, которые Вы, конечно, не имеете права разглашать. И разорвать договор с Францией от девяносто второго года про обязательную мобилизацию. Да и вообще, разорвать все остальные договора, как с подлыми убийцами наследника австрийского престола. Пытающимися любыми способами затянуть Россию в чужую и совсем лишнюю для нее войну.
Николай Второй внимательно меня слушает, стараясь найти противоречия в моих словах.
— Повод не очень солидный, честно говоря, — замечает он мне потом, — Чтобы так поступить после двадцати лет сотрудничества с Францией.
— Да наплевать, ваше Императорское Величество! Главное, что он есть! Не было бы его — пришлось бы тогда что-то такое придумать! — с жаром в словах убеждаю я его, — В любом случае — сербы конкретно виноваты! Вызвали почему-то огонь на себя и теперь сотни тысяч сербских мужчин погибнут или останутся искалеченными, а страну захватят гораздо более сильные враги. Вот зачем им такая радость? Чтобы только наследника зачем-то убить? Который к ним вообще-то вполне дружелюбно относился? Ведь в новой истории, без вмешательства в войну русской армии, не факт, что англичане, французы и остатки сербской армии в восемнадцатом году отобьют Белград и захватят еще половину Венгрии в пользу сербов. Когда австрийская империя начнет сама по себе разваливаться, наверно, это случится гораздо позже или вообще не случится. Тут уже я не могу ничего с абсолютно твердой уверенностью заявлять!
— Да и не повод это никакой! Государь! Это просто кровавая ловушка на всю Российскую империю насторожена! И мы имеем все возможности обойти ее, только порвав напрочь отношения с коварным союзником! Можем обойти, когда точно знаем про нее! Только тогда Германия успокоится немного насчет нашей армии, а когда через пару дней мы объявим весь состав французского посольства персонами нон грата, тогда и немцы поймут, что у нас все серьезно.
— Насчет высылки посольства — вы не перебарщиваете, Сергей?
— Совсем нет, государь. Французы так же, как и все остальные посольские работники, абсолютно безбоязненно вербуют российских граждан. Списки всех или почти всех их агентов у меня имеются, там материалов на одних французов, как на пять других посольств сразу. А когда наши люди из комитета вдумчиво и со значением дела пообщаются с завербованными французскими посольскими сотрудниками россиянами, тогда горячего материала будут сотни томов. Доказательств у нашего комитета множество, не стоит опасаться недоразумений. Да и наплевать на них, эти недоразумения, по большому счету! Они нам не братья родные и не дети наши! Хотят отвоевать Эльзас и Лотарингию — флаг в руки и ветер в спину! Барабан на шею! Только сами лично, ну, пусть еще британцев в бойню затянут с бельгийцами и итальянцами! — убежденно говорю я императору, — Потом даже из-за больших потерь и до португальских солдат дело дойдет!
— И еще, государь. Наверно, уже пора дать сигнал вашему двоюродному кузену, что Россия радикально меняет внешнюю и военную политику, что его страна может не опасаться нападения с нашей стороны. Все это он сможет увидеть через пару недель всего-то. Тем более, агентов его разведки в России многие тысячи, они ему и в немецкий Генеральный штаб тут же все донесут в лучшем виде. Еще и потому, что немцам становятся сразу же известны любые наши планы — воевать с ними будет совсем печально для русской армии, государь, — заканчиваю я свой доклад.
Напоследок император просит меня начать постоянно посещать заседания его Совета министров и Совет обороны.
— Вы, Сергей, с вашими знаниями и авторитетом очень поможете мне отстоять новые и непопулярные решения.
Ну, авторитета у меня еще нет никакого для остальных приближенных к императору министров и генералов, однако, я его быстро наработаю.
Я, конечно, согласился, хорошо понимая, что императору самому очень трудно будет убеждать своих недоверчивых военноначальников и министров в необходимости кардинального изменения государственной политики.
Хотя бы в разрыве отношений со старым союзником Францией и наведением мостов с не менее старым противником — Германией. Это такое очень оригинальное решение и только личной, непреклонной волей императора может быть осуществлено. Иначе сопротивление государственного аппарата не даст ничего сделать.
Естественно, я не смогу ссылаться на свои знания из будущего, как рассказываю про них императору, поэтому мне будет довольно сложно спорить с несогласными министрами. И с крайне уверенными в победоносной войне для русского оружия генералами.
Зато, мои уверенные и всегда сбывающиеся предсказания в понимании европейской политики быстро завоюют доверие к моим словам у всех слушателей. Впрочем, император может просто принять мою точку зрения и приказать своим министрам ее выполнять.
А вот как они это будут делать? Ну, как-то будут.
Тем более, в подчинении у меня есть целый комитет госбезопасности, большинство моих сотрудников мне в рот смотрят. В этой боевой структуре я имею самый большой авторитет как лучший теоретик и непогрешимый практик борьбы с врагами империи. Имеющиеся у меня знания постоянно поражают офицеров управления своей точностью и идеальной своевременностью. Как будто только на меня одного работает многотысячный штат осведомителей, вот как выглядят мои знания из будущего в глазах моих приближенных.
Появился я на Совете министров первый раз сразу же после покушения в Сараево, меня представили министрам и объявили, что я теперь всегда буду тут заседать со своими данными. И помогать принимать Совету правильные решения на их основе. Как полномочный представитель того самого комитета госбезопасности.
А что, по своей численности мы уже побольше многих министерств стали. И нам еще полиция с жандармерией подчиняются.
Еще нет никакого ультиматума от Австро-Венгрии сербам, а я уже предсказываю его с умным видом и объясняю собравшимся, что это тот самый переломный момент по данным комитета госбезопасности, которого я лично представляю.
— Великая европейская война созрела, господа, а фитиль ее взрыва уже подожжен выстрелами сербского националиста! Она взорвется не мгновенно, наша служба допускает мирное развитие дальнейшего процесса после инцидента в Боснии примерно в месяц сроком. Так что, теперь нужно хорошо подумать — нужна ли она России?
Говорю пока немного иносказательно, делаю очень деловой и осведомленный вид, на своих словах настаиваю, постукивая пальцем по солидной кожаной папке. Именно на том настаиваю, что это покушение — ловушка именно для Российской империи.
Министры все до единого горячатся и явственно высказывают мне свое недоверие, но, у меня есть, чем всем несогласным закрыть рты. У меня есть знание будущего, чего больше нет ни у кого, кроме еще императора, тоже более-менее осведомленного о нем.
Единственно, что Председатель Совета министров, тот самый Горемыкин Иван Логгинович, относится к моим словам без явного недоверия. Похоже, что император ему лично посоветовал к моему мнению прислушиваться и руководствоваться.
Ну, я вообще говорю очень разумные, пусть и циничные вещи. Как самый прожженный контрразведчик.
Надеюсь, что теперь этот именитый муж не погибнет во время бандитского нападения где-то под Сочи в конце семнадцатого года вместе с дочерью и женой. Да и просто не сбежит из Петербурга от преследования Временного правительства, как только его выпустят из заключения.
Не найдя, кстати, никаких явных преступлений за ним, так что не вся государственная власть в Империи полностью коррумпирована.