– Царя! – разнесся чей-то полупьяный крик. Его подхватило множество других таких же истошных и полупьяных воплей. Тушинский лагерь, пробудившись, пришел в движение. – Царя хотим!

Завизжали бабы в избах, забрякала глиняная посуда, рассыпаясь осколками по деревянному полу. Зашевелились польские гусары, вздевавшие железные латы на тело. Мужики проще чинами и званиями натягивали кольчуги с порванными звеньями.

– Царя слышать хотим! – неслось через весь лагерь.

– Димитрий Иванович!

Самозванец сквозь сон почувствовал, что кто-то тянет его за рукав рубахи. Димитрий разлепил глаза. Солнце уже било теплыми утренними лучами в кривое окно избы. Царь поднял руку, в которую добросовестный слуга тут же вставил стакан с водкой.

– Опохмелись, батюшка, – сиротливо, но настойчиво пронудил служка. – Одеваться бы надобно.

Димитрий дернул головой.

– Чего там во дворе разорались?

Вид у царя был совершено паршивый. Лицо после вчерашней попойки отекло, словно поднявшееся в бабьей кадушке тесто.

– Чего они хотят-то? – недовольно пробурчал царь.

– Знамо чего, – зашепелявил слуга, натягивая на Димитрия сапоги.

Ноги у самозванца после попойки тоже распухли и совершенно не лезли в кожаные сапоги.

– Царица твоя пожаловала. Встречать надобно.

Димитрий отпихнул слугу рукой.

– Прибыла, значит, царица? – громко отрыгивая, переспросил он.

– Прибыла, ваше царское величество, – низко кланяясь, подтвердил слуга. – Прибыла. Еще вчера после вечерни.

Димитрий скривил рожу и подошел к зеркалу. Не больно-то он похож на ее прежнего мужа. Да и не видел он его вовсе. Такой же самозванец, как и он. Но баба эта, царица Марина Юрьевна, в его деле ох как нужна. Не зря ее коронный гетман Ян Сапега по дороге в Польшу назад в Россию поворотил. Ох как нужна ему эта баба Марина Мнишек.

Димитрий провел грязной ладонью по щетине.

«Испугается царица, не узнает», – мелькнула в полупьяном мозгу заполошная мысль.

Он попытался думать. Ну а чего ему терять? Назвался царем – полезай на трон. Обратного пути нет. Али царство московское, али плаха!

– Узнает баба, – хрюкнул он от удовольствия. – Сама небось царицей хочет остаться. Первого-то Димитрия растерзали московиты. Недолго царствовал, прости, Господи. – Самозванец повернулся к иконам и истово перекрестился. – Ничего, даст Бог, минует нас чаша сия. Народишко-то, измученный смутой, к нам идет. Не к Ваське Шуйскому. Поляки подсобят, ежели чего. – Шапки Мономаха вот только нет, – осклабился Димитрий.

Он поднял кисти рук вверх и тихонько опустил, словно сам на себя корону московскую напялил.

Войско в Тушинском лагере все больше распалялось. Крики «Царя давай!» становились все настойчивей.

– Федька, неси кафтан, – буркнул Димитрий. – Самый лучший тащи, какой есть.

Загремели крышки сундуков. Служки забегали по избе, приготавливая царя к выходу перед очи всего войска.

– Погоди, батюшка, дай хоть причешу тебя.

В кудрявые волосы самозванца залез костяной гребень.

– Осторожней, вахлак! – выругался Димитрий. – Волосья-то повыдергиваешь, к царевне как выйду?

Служка пожал плечами.

– Васька! – звонко крикнул он одному из младших служек. – Тащи царю шапку.

– Мономаха, небось?! – с издевкой, криво усмехнувшись, произнес Димитрий.

Служка ехидно улыбнулся в ответ, вынимая гребень из головы:

– Будет тебе и Мономаха, коли баба твоя тебя царем признает.

На голову Димитрию водрузили шапку с павлиньими перьями и напудрили опухшее лицо.

– Истый ангел, – усмехнулся Федька, глядя на самозванца. – Глянься хоть в зеркало, батюшка.

Димитрий встал и важно подошел к зеркалу. Склонившись, он долго рассматривал свое лицо и тяжело вздыхал. В дверь несколько раз ударили. Самозванец поднял согнутую в локте левую руку вверх и очертил в воздухе круг. Федька тут же со всех ног кинулся к двери.

– Ну, чего там царь? – пробурчала появившаяся в проеме морда стрельца. – Войско ждет.

Федька ухватил пальцами за нос стрельца и пару раз дернул.

– Скажи, что царь одевается. Велел ждать.

– Так сколько ждать-то? – жалобно пробубнил стрелец.

– Иду уже! – повелительно произнес Димитрий. – Вели войску в шеренгу выстроиться, чтобы до дворца царицы коридор был.

В горнице насмешливо хихикнули.

– И в барабаны обязательно бейте! – добавил царь. – И в литавры дудите! Есть у вас литавры, ироды?

– И барабаны есть, и литавры, царь-батюшка, как же без них, – запричитал стрелец.

– Ступай уже, распорядись! – Димитрий махнул кистью в сторону двери.

Стрелец моргнул глазищами и вылез обратно за дверь. В Тушинском лагере загремели барабаны. От топота ног чуть не выпали стекла в царской светлице.

– Любит тебя войско, – насмешливо крякнул Федька. – Ишь как исполнять кинулись.

Димитрий покосился на Федьку и злобно буркнул:

– Посмотрим, как они с Шуйским воевать будут.

Самозванец шагнул к двери. У самого порога его остановил окрик Федьки:

– Саблю-то, твое величество, забыл.

Димитрий в ответ лишь вяло махнул рукой.

Войско встретило своего царя пальбой из пищалей в воздух. Выстрелы сотен ружей перепугали все, что находилось близ Тушино.

На башнях Кремля тоже услышали канонаду в лагере самозванца. Стрельцы в карауле испуганно переглядывались между собой, пытаясь понять, что происходит. Бояре, что находились в Грановитой палате, тяжело охали и крестились. Царь Василий Шуйский, сидя на троне, попытался сделать вид, что ничего не происходит, но ближние бояре сумели рассмотреть в его облике и глазах лютый страх перед новым самозванцем.

Димитрий в царском одеянии стоял на крыльце избы. Разве что шапки Мономаха на его челе не было. Но на кой она, царская шапка, на голове, коли царства за ней нет. Вон Васька Шуйский и в Кремле сидит, и шапка при нем, а земелька-то тю-тю.

Самозванец криво ухмыльнулся, глядя на собравшееся в лагере войско. Тут и польские гусары с крыльями за спиной, и вольные казаки, и стрельцы. Были и ходившие под начальством Шуйского. Всех собрал природный царь. Самозванец в какой-то момент и сам уверовал, что он и есть истинный государь, а остальные, что были до него, – самозванцы.

Димитрий провел ладонью по бороде сверху вниз. Так, словно сам c себя свои грехи вниз спустил. Войско затихло, ожидая речей царя. Самозванец поднял руку. По толпе прошел глухой гул.

– Верите ли мне? – прохрипел самозванец.

– Верим! – звонко отозвались польские гусары.

Димитрий облегченно вздохнул и кивнул. Казаки и стрельцы, однако, предпочли промолчать.

– Я – царь московский! – раздирая глотку, заорал Димитрий.

– Царицу Марину приведите! – разнеслись меж стрельцов крики.

– Пусть царица скажет! – заорали казаки.

Лагерь вновь загудел. Казаки и гусары стали переталкиваться меж собой. Стрельцы в красных и зеленых кафтанах гулко гудели, хватались за рукояти сабель и бердышей. С деревянной сторожевой башни ухнула пушка. Из толпы польских гусар, прорываясь, вылез гетман Рожинский. Поправив кафтан и ремень, он встал напротив войска и закричал:

– А ну кончай бузить! Сейчас царица выйдет.

Димитрий наступил на ногу одному из казачьих атаманов:

– За царицей посылали?

Атаман, скривив морду, оскалился:

– Еще час назад.

Димитрий улыбнулся войску:

– Будет сейчас царица. Собирается.

– Поторопи ее! – Самозванец еще сильней вдавил свою ногу в ступню атамана.

Атаман, сжав зубы от боли, прохрипел:

– За волосы вытащу.

Димитрий одобрительно кивнул.

Марина стояла у зеркала. В ее руках находилось второе по счету письмо королю, после того как она оказалась в лагере самозванца. Не дожидаясь ответа на первое, она написала его, где особо подчеркнула свое бедственное положение. Но сейчас все зависело только от нее. Ей нужно лишь признать в этой пьяни, что еще вчера ночью валялась на царской постели, своего бывшего мужа Дмитрия, и многие ее проблемы развеются, как утренний туман в бескрайних полях Московии. Пусть этот Дмитрий не чета предыдущему, но с его помощью она сможет сохранить свой нынешний титул. Она – царица Московии. Законно венчанная. Ей не пристало опускаться до уровня простой польской шляхтички. Марина швырнула письмо на стол.