– Письмо у него от польского короля.

– От кого? – пробасил Шуйский. Взгляд Шуйского переменился. – Брешешь ежели, на кол посажу.

Зырян поклонился.

– Говори, говори, – тайком закивал Стрешнев из-за спины Шуйского.

Зырян грубо смял шапку в руках. Пальцы вонзились в нее, словно когти орла в тушку несчастного кролика.

– Прости, государь, – тихо пробормотал казак. – Ротмистра польского в полон взял и письмо у него отнял.

Шуйский громко расхохотался:

– Ротмистра полонил? Видишь, Стрешнев, мы тут Москву от самозванца оборонять собрались, а тут казак один письмо от польского короля взял.

– Ну и что хочет Сигизмунд? – недоверчиво спросил Шуйский.

Зырян склонил голову и протянул свиток с печатью царю.

– Тебе, государь, вез. Сам не посмел.

Шуйский одобрительно кивнул:

– Это ты умно сделал, казак.

Шуйский сломал печать и развернул свиток.

– Писано на латыни, однако, – хекнул Шуйский.

Стрешнев улыбнулся:

– Ну а на каком языке, государь, им, еретикам, писать, акромя латынского.

Шуйский недобро сдвинул брови и пробежал глазами по свитку. Его морщинистое лицо оскалилось, и царь со злобой швырнул свиток на пол.

– Собирается Сигизмунд в поход на Москву.

Стрешнев переменился в лице. Ладони рук заходили в мелком треморе.

– Куда ему в поход-то. Стар уже, – выдавил боярин.

– Сам явится, собирается! – злобно бросил в ответ царь.

– Так у нас второй самозванец под Москвой стоит со всем войском. Куда уж более, – возразил Стрешнев.

– Писано, что придет Сигизмунд! – буркнул царь.

Шуйский воздел глаза к небу.

– Этого еще нам не хватало, – запричитал Стрешнев.

Зырян молча стоял в дверях, слушая разговоры царя, и нервно мял шапку в руках.

Шуйскому было чего опасаться. Царица Марина Юрьевна признала в новом самозванце своего первого мужа царя Димитрия. С этого момента для всего сброда, что съехался в Тушине под его знамена, он стал законным царем. А то, что на Москве царь есть, сброд этот и поляков мало волнует.

Из Тушина верные люди доносили, что самозванец совсем охамел. Собрался новый Кремль ставить и хоромы царские, как на Москве.

– Чего хочешь в награду, казак? – Шуйский повернулся к Зыряну.

– Чего казаку желать?! – усмехнулся Зырян.

Голова боярина Стрешнева показалась из-за спины царя. Стрешнев, видя нерешительность казака и имея желание получить свою долю, лихо закивал головой.

– Говори, казак, говори, – проникновенно зашептал он.

Зырян пожал плечами и буркнул:

– Все есть вроде – и воля, и конь, только кошель пуст. Нема грошей совсем.

Стрешнев хитро заулыбался.

– Будут тебе гроши, казак, – задумчиво ответил Шуйский. – Довезешь ли только до Дона своего?

Зырян кивнул:

– C Божьей помощью управлюсь.

Стрешнев наклонился к царю и что-то прошептал тому в ухо. Лицо Шуйского посветлело. На губах вылезла улыбка. Зырян насторожился. Удумал чего царь?

Шуйский прошел по палате, выглянул в распахнутое окно и сел на трон. Стрешнев тут же подскочил к царю.

– Гроши из казны казаку, боярин, за службу выдай, да не скупись, отпиши. – Зырян улыбнулся. – Однако деньги пока при себе оставь. Выдашь все, как вернется.

Казак испуганно уставился на царя. В голове завертелся хоровод чертей и ангелов.

«Что, куда, зачем?»

Шуйский открыл ларец подле трона.

– Отнесешь в Троице-Сергиеву лавру настоятелю лично в руки, – пояснил Шуйский, протягивая свиток.

– Так ляхи его осаждают, – возразил Зырян. – Как попасть-то туда?

Стрешнев выдвинулся вперед:

– Знали бы сами, такого лихого молодца не посылали бы.

Боярин загородил царя своей фигурой, давая понять, что аудиенция окончена. Стрешнев подхватил обескураженного казака за локоть и буквально вынес из зала.

– Денег на дорогу дам, – шептал он Зыряну, заталкивая казаку послание царя к настоятелю в карман. – Остальные деньги схороню и сверху еще добавлю. Дело государственное, – причитал боярин. – Лихой человек нужен. На постой определю. В кабак сходишь, девки на Москве ух какие. – Стрешнев потрепал казака за кафтан. – Завтра придешь после заутрени к моему двору, обкумекаем все.

Зырян нехотя кивнул. У беглого казака не было желания оставаться на Москве. Нужно было получить гроши, упрятать их в надежном месте и идти выручать Кочубейку.

Кабак стоял на самой окраине кузнечной слободы Замоскворечья. Слева в небольшом овраге струился ручей, справа начинались избы конюшенной слободы, приткнувшись своими ладными срубами почти к самой к крепостной стене Земляного города.

Кабатчик Зыков выкупил ладный пятистенок у купца Затулина. Сверху уложили еще с десяток рядов крепких бревен и прорезали в них окна, которые украсили резными наличниками.

Сам кабак находился на первом этаже, второй отдали под недорогой постой. Тех, кто шибко упивался, за руки вытаскивали из кабака и скатывали в небольшой овраг, поросший травой.

Вечер подступил тяжело и густо, но в дворовых кузнях еще раздавалось бряцание молотов и правил. Над башнями Белого города повисло багряное солнце, бесстыже заглядывая в самые укромные уголки. Затявкали псы во дворах. Послышались отголоски унылых девичьих песен. Зырян утер лоб. В кармане брякнули гроши, данные боярином Стрешневым на пропой. Впереди со стороны Спаса показался стрелецкий наряд.

– Чего стоишь невесел, казаче? – весело поинтересовался один из стрельцов. – Али гроши все пропил?

Зырян оскалился и в ответ буркнул:

– Грошей хватает, здоровья мало.

Стрельцы весело рассмеялись.

– Ну, так и иди домой! – хмуро рявкнул старший. – Поздоровеешь, ноги обратно сами дорогу найдут.

Зырян отвернулся от стрельцов и крепче сжал гроши в ладони. Он уже пересказал сродственнику Каравану свою беду.

– Чем помогу, коли сам к царю в поклон пошел! – пробурчал Караван.

– Пойду я, дядьку! – выдохнул Зырян и хлопнул тяжелой дверью.

Вечер все сыпал и сыпал на Москву жемчугом звезд. Ладная дверь кабака и веселые хмельные крики уже не так пугали беглого казака. А чего ему бояться, теперь он на службе у Шуйского. Даже если кто и узнает его по делам прошлым, то бумага царская все спишет.

«Спишет ли Богородица? – Зырян перекрестился. – Ай, была не была. Завтра двинусь в лавру. Не зря же царь грошей дал».

Монеты еще раз звонко брякнули в кармане, словно подтверждая его мысли. Пробраться в лавру ему, казаку, не так сложно. Многие из его лихой ватаги нанялись на службу к польскому гетману Яну Сапеге. Авось, Бог даст, не пропадет. Зырян с силой сжал ручку двери и дернул на себя.

В кабаке было душно. Зырян поморщился. Пятистенок был ладный. Бревна еще не вылежались хорошо, и по кабаку гулял запах смолы вперемешку со спиртом и жареной курицей.

«Так черти котлы в аду топят», – подумал он про себя.

Зырян сделал было шаг назад, чтобы сбежать из этого злачного места, но что-то остановило его. Приковало ноги к полу, словно пудовыми цепями. Девка. Зырян век свой не видел девки краше, чем та, что стояла сейчас за стойкой кабака.

– Садись, казаче, в ногах правды нет, – услышал он чей-то хриплый голос позади.

Зырян оторвал взгляд от девки и резко обернулся. За столом сидела компания из пяти стрельцов. Кафтаны новые, красные. Пищали и сабли сняли и положили на свободный стол у окна, будто места другого не нашли.

«Чего это черт стрельцов в кузнечную слободу принес?» – подумал он.

Стрельцы уже изрядно набрались, и со стола тонкой струйкой стекала горькая из опрокинутого штофа. Вои поочередно запускали ладони в огромную миску с квашеной капустой, затем заталкивали капусту в рот, громко причмокивали и рыгали. Зырян поклонился и наложил на себя крест. Один из стрельцов в рваном кафтане по имени Апроксий открыл рот и выпучил глаза на появившегося посетителя.

– Казаче, уважь! – проревел он, словно с утра не жравший бык. – Выпей с нами.

Зырян вновь перекрестился и буркнул: