В этот "прекрасный" день я не выдержал и продолжил полный разбор полетов. А хрен ли Камилка меня все эти годы вводила в заблуждение?! Все, лавочка прикрыта! Пусть катится к любимому мужчине и отцу своего ребенка, меня ее проблемы больше не должны касаться.

Камилла оказалась расчетливой тварью — "ради Полиночки", как она себя оправдывала, закатывала мне истерики, угрожала, просила прощения. Здесь бы даже Станиславский сказал: "Верю!" Но я принял тяжелое, и тем не менее, как считаю, правильное решение: ребенок должен жить со своим родным отцом, а женщина — со своим любимым мужчиной. И мне уже до лампочки, состоят ли они в отношениях.

Мне похрен, что с Камилкиных слов, она с отцом ребенка после выяснения, что он женат, не поддерживала связь. Мне плевать, что у нее к отцу Полинки нет никаких чувств. Пусть. Она должна была сразу обо всем подумать! Сама во всем виновата!

Переделать сущность человека невозможно. А для меня честь и достоинство превыше всего. Когда я сделал свой выбор в пользу Камилки, решив взять ее в жены, я свое решение уважал, налево не ходил первоначально… Потом было, но чисто для профилактики и здоровья! Ставить в известность о похождениях — а зачем?

Я изменял и продолжал изменять, но разводиться же не собирался. А все почему? Да потому, что эту дуру Камилку по-своему любил и уважал как мать СВОЕГО ребенка. И детей я, между прочим, на стороне не заделал ни разу!

Камилла предлагала взять тайм-аут. Но почему, интересно узнать, я должен идти этой падшей женщине на уступки? Она, конечно, опять оправдывалась Полькой, которой после мероприятий органов опеки психологически тяжело.

— Ну, а я-то тут теперь при чем?! — в который раз уточнял я для своей будущей бывшей. — Сделай одолжение, возьми себя, наконец, в руки и свыкнись с этой мыслью! Тяжесть нашего положения не выходит за рамки моих сомнений в тебе!

— Это твои распущенность и склонность к неблаговидным удовольствиям — вот, что сделало наше положение тяжелым! А о чем ты сейчас городишь, я не понимаю!

— Сомнения, — устало выдыхаю, надеясь, что ее мозг “правильно” заработает с минуты на минуту.

— Какие сомнения, Ярослав?

— Большие! — вечно в конфликтах ее невыносимая манера быть правой прорезается.

— Яр, как ты не понимаешь? — завела Камилка свою шарманку опять. И сколько гневного возмущения в голосе. Так хочешь меня дураком выставить? Что ж, давай, дорогая, жги, я, может быть, даже послушаю твой бред, ведь это так на тебя похоже. — Мы растили Полиночку с самого рождения. Она считает тебя папой! Она ведь только-только от пережитого отходить начала…

Не, это уже ни в какие ворота. Я ж не каменный, чтоб Камилка там себе не думала. Русский для нее родной?! Сколько можно объяснять, что я не собираюсь эту всю канитель проглотить?

— Камил, послушай меня, я не поклонник индийского кино! — без сожаления перебил ту, которую когда-то считал чем-то вроде бриллианта. А оказалось, что обознался, всего лишь обычная стекляшка. — Скажи мне, милая моя, что ты думаешь я должен делать во всей этой ситуации, но только не говори мне, что я должен делать то, что ты думаешь, ок? Потому что я не хочу, чтобы через двадцать-тридцать лет девчонка сравнивала наше сходство и искала родного отца.

— Почему все не может быть как прежде?

— Да потому, что твое оправдание — как дырка в заднице — у всех есть! Прислушайся к голосу разума! Слышишь?! Слышишь, какую чушь твой “голос разума” несет?

— Яр, ты не понимаешь!

— Камил, это ты не понимаешь! Я слишком много знаю. Прошлое — покосившаяся изба, будущее — фундамент особняка, а настоящее — строительный вагончик. Пойми и прими уже, наконец, я не ставил целью менять вашу картину мира, но мы с тобой реально по разные стороны барракуды!

Мне Камилка продолжала канифолить мозги тем, что ошиблась, а потом воспылала чувствами ко мне и боялась разрушить наши зарождающиеся отношения. Все говорила: "Прости, это мой косяк!", но какой это, черт возьми, косяк?! Дело здесь не в нас, да и даже не в наших чувствах. Главный в этом театре абсурда — ребенок. Не мой ребенок. И с этим ребенком все должно быть по-честному. И я с верой и правдой Полинке сказал: "Полинка, я оказался не твоим папой. У тебя другой отец, и, если твоя мать не дура, то ты скоро с ним познакомишься. Полька, это не прощание, я просто тебя больше никогда не увижу!".

И это я еще, можно сказать, святым оказался! У меня вон подчиненный случайно узнал, что один из трех детей не его. И когда он это выяснил, то первоначально просто отметелил жену так, что она оказалась в реанимации. А потом поставил ультиматум, чтобы бастарда в детдом сдала. Она послушалась от бессилия, от супруга полностью зависела. Но он отыгрываться начал каждый день по полной, простить не смог, гордость его задета была сильно. А женушка его еще что-то вякать пыталась. Так мужик велел ей выметаться. Та сопротивлялась, ну а он все равно вышвырнул нахрен. Завел теперь себе нормальную бабу, бывшей доступ к общим детям отрезал, растит их сам, а приблудыш по-прежнему в детдоме ютится.

Я не обязан отвечать за чужие надежды ожидания. У меня есть я. У меня есть моя жизнь. И мне хочется встретить чистую девушку, которая поможет мне забыть весь этот ужас. Я собираюсь правильно устроить свою личную жизнь. И чужой довесок для меня является помехой. Никому не нужны чужие дети. Для меня это устоявшаяся аксиома. Чужой ребенок с "левыми" генами родным по-любому не станет.

Домой я прикатил после всех откровений с Милкой уже утром. Обратно ехал не спеша. Тяжелым грузом на меня давили воспоминания о разговоре с Камиллой. И под эти размышления дорога, как мне показалось, пролетела слишком быстро. Взглянув на часы, понял, что мне на самом деле показалось. Почти семь с половиной часов прошло после того, как я уехал из гостиницы.

Я вышел из машины и задумчиво щурился на мягком утреннем солнце. Неужели с Камиллой моя жизнь может казаться счастливее, чем на просторах одиночества или отношений с Катюхой? Смятение было столь сильным, что мои ноги невольно перешли на бег. И с каждым новым шагом у меня в голове возникали все новые вопросы…

…Должен ли я оставаться с женщиной, которая предъявляет ко мне ненавистные требования?..

…Действительно ли мне необходимо мучиться, проживая жизнь с Катькой?..

…Надо ли мне продолжать тащиться на эту гребаную работу, которая не приносит мне ни радости, ни пользы?..

…Может, мне забить на все и всех?..

…Могу ли я пуститься во все тяжкие? И станет ли мне от этого легче?..

…Буду ли я теперь уже выполнять дурацкие прихоти и обеспечивать Катьку, если она мне была нужна изначально только для видимости здоровых отношений?..

И тут раздался звонок. На дисплее высветилось имя дружбана. Первой мыслью, которая посетила мою голову, стало желание послать его в далекое путешествие к подножью горы Кху Ям. Ну или проигнорировать звонок, чтобы не портить отношения. Потом я подумал, что мне не помешает приятельская поддержка. Может, совет толковый даст. Но я ни хрена не угадал. Витька, конечно, выслушал меня от начала и до конца. Так сказать, дал выговориться и спустить пар. Но вместо того, чтобы посоветовать мне хоть что — то дельное, тупо заключил:

— Знаешь, Макс, это просто жизнь.

— Может быть, — шептал я, ускоряя шаг, — но только не моя.

От моей ночной эйфории почти ничего не осталось, когда из свободы с Камиллой мне вновь пришлось шагнуть в плен моей жалкой жизни. Снова вернуться в тюремную клетку отношений с Катериной.

Открыв дверь, я понял, что она у меня. Тяжело вздохнул. Говорить сейчас я ни с кем не хотел. Уж тем более с Катькой. Прошел на кухню. Поставил чайник. И тут на пороге появилась моя мадемуазель. В изящном полупрозрачном халатике. И с маской недовольства на лице.

— Максим, ты бросил меня одну!

Ответа от меня она не дождалась и продолжила свою тираду на высоких тонах. Так, что у меня аж уши заложило. Впрочем, всю основную часть я по факту пропускал мимо ушей. Только и слышал периодически ее обрывки из речи: