Кровь пропитала рукав и капает, помечая дорогу. Решив, что мы оторвались от погони, я останавливаюсь, отрезаю рукав, осматриваю рану. Пуля прошла навылет, кость не зацепила, зато мышцы — в хлам, и рука не сгибается в локте. Перетягиваю плечо, чтоб остановить кровотечение. Сажусь, приваливаясь к стене.

— Поговорим?

— Типа, спасибо, что помог. Типа, я тебе должен, — Рэй смолкает и смотрит глазами, светящимися в темноте так ярко, что невольно щурюсь. — Но раз ты не из наших, какого хрена тебе от меня нужно?

— Ты — инженер-программист. Я видел, что тебе как-то удается обесточивать систему зверобо… Корпорации. Мне нужно проникнуть наверх к одному человеку.

— Как высоко наверх? — Рэй прищуривается.

— К бэтам, на четвертый уровень. Поговорить с одним человеком.

Рэй усмехается и присвистывает, качает головой.

— Э, нет. Я пока таких успехов не добился и боюсь, никто тебе не поможет.

— А за деньги? За большие деньги?

— Честно — нет. Даже если как-то просочишься, что сомнительно, тебя сразу же возьмут.

Воцаряется молчание. Я буквально слышу, как в душе клокочет поднимающаяся злость. Тишину нарушает Рэй:

— Слушай, а как ты вычислил ловцов? Да и меня? На мне ж не написано, что я программист. Или по ориентировке, потому что сам беглый ловец?

Говорить ему или нет? Не люблю откровенничать с посторонними, но зачем-то открываюсь:

— Ты слышал что-нибудь о программе «Крысоед»?

Он молчит — видимо, тоже прикидывает, говорить или нет.

— Слышал, что это уникальнейший эксперимент — внедрение нейросети в сознание человека. Сперва проводили опыты на добровольцах, но что-то пошло не так, и теперь программу вживляют маргиналам, чтобы те, перед тем как подохнуть, замочили как можно больше себе подобных.

Известие о скорой смерти не вызывает особых эмоций, ведь мои надежды поговорить с профессором и так потерпели крах.

— То есть я подохну? И от чего?

— От кровоизлияния в мозг. Может, кто-то и выживал, я не в курсе, — пожимает плечами Рэй и меняет тему: — Так как ты меня вычислил?

— Не поверишь, но на тебе действительно написано, как и на ловцах, что поджидали в метро. Я и есть жертва эксперимента, тот самый крысоед, программа дает мне информацию о каждом. А наверху мне нужен был Мелиар Делла, создатель программы, потому что я не хочу таким быть.

— Во тебя угораздило, — говорит Рэй и смолкает, но тишина получается напряженной, гемод сопит и постоянно сглатывает слюну — словно решает что-то очень важное для себя. Наконец он продолжает: — Чтоб ты не думал, будто я не ценю свою жизнь, попытаюсь устроить тебе встречу с одним человеком, который тоже, мягко говоря, вмазан. Сколько ты с программой?

— Неделю. И пока подыхать не собираюсь.

— Нам нужно выбраться из-под земли, и я уйду. Часов через пять, если этот человек согласится с тобой встретиться, вернусь.

— Если нет, все равно возвращайся.

— Договорились.

Мы должны встретиться в парке, на мосту, где я сидел, кажется, жизнь назад, и слушал известия о смерти Белого Судьи.

Это самые долгие пять часов в моей жизни, я ощутил себя осужденным, ожидающим приговор.

Едва силуэт Рэя исчезает из виду, на меня обрушиваются скверные мысли, и чем ближе условленный час, тем гаже на душе. Наивный придурок, доверился первому встречному, уши развесил. Каждый сам за себя. Гемод использовал меня и свалил. Ничего, кроме обещания, не заставит его вернуться, а слово — пустой звук, оно ни к чему не обязывает. Только трикстеры сдерживают обещания, и тем отличаются…

Как же приятно иногда ошибаться! Среди прогуливающихся черноротых вижу его, рассекающего неторопливый людской поток. Он переоделся в серый спортивный костюм, нацепил бандану. Если бы не помахал мне, так сразу и не узнал бы его.

— Он согласен с тобой поговорить, — кричит Рэй издали. — Заодно и рану твою обработаем, а то антисанитария полная.

То ли показалось, то ли и правда он рад, что у него получается мне помочь. Эмоции вспыхивают фейерверком, ослепляют, оглушают. Приученный сдерживать все чувства, кроме злости, стою молча, жду, когда страсти улягутся.

— Он — это кто?

— Профессор Мелиар Делла, тот, кто создал программу «Крысоед». — Рэй смотрит с торжеством. — Удивлен? Вот и он удивился тому, что ты уже неделю под программой и еще не чокнулся и не подох.

Открываю и закрываю рот.

— Он спустился сюда, к черноротым? Но как…

— Идем, сам все увидишь.

Топая за ним, размышляю над цепочкой случайностей и тем, как полезно иногда слушать интуицию, ведь, возможно, так Шахар наставляет меня на правильный путь. Если бы промолчал о программе, не видать мне профессора как своих ушей.

Скоро решится моя судьба, я избавлюсь от программы и вернусь в свою стаю.

Убежище Рэй обустроил в таком адском месте, куда не сунулся бы даже трикстер. Прежде чем добраться туда, мы долго петляем по ангарам, забитым ржавыми автомобильными корпусами и бытовым мусором, который сюда сбрасывают жители ближайшего улья, а потом ползем по вентиляционной шахте, и приходится сжимать зубы, потому что раненое плечо начинает адски болеть.

Помещение напоминает огромную квадратную грыжу вентиляционной шахты, где приборы непонятного назначения оплетены проводами, как корнями, мигают датчики, единственное, что я узнаю — катушки магнитной индукции. Отодвинув провода, Рэй снова становится на четвереньки, я, мысленно матерясь, ползу за ним и попадаю в просторную комнату с множеством разнокалиберных мониторов, панелей управления и четырьмя пластиковыми стульями. Очень сожалею, что я в кибернетике не силен — не было базы, чтоб развиваться. Вот механика — это мое.

Спрыгнув на пол, Рэй проводит рукой над одной из панелей, и железная дверь, настолько старая, что слои краски образуют наплывы, отодвигается в сторону.

— Мы пришли.

Как следует изучить приборы не успеваю: из-за двери доносится жужжание мотора, и оттуда выезжает изможденный старик в инвалидной коляске.

Мелиар Делла, 72 года

Уровень 4, ступень 3, нейробиолог.

Надо же, инвалид! А мне представлялся розовощекий мужик с глазами-бусинами, молодящийся, как и все на верхних уровнях.

Пока соображаю, с чего начать разговор, профессор направляет кресло ко мне, останавливается в десятке сантиметров, запрокидывает голову, чтобы получше меня рассмотреть. У него удивительно ясные желто-карие глаза, в них читается то ли радость, то ли восхищение.

Когда я шел сюда, очень хотелось ему врезать — за себя и других людей, убитых его программой. Но бить парализованного⁈

— Здравствуй, Леон, — шепчет он и смотрит, как отец — на внезапно найденного сына.

— Я бы хотел, — подношу палец к виску, — деинсталлировать программу. И надеюсь, ты мне поможешь.

Стоящий в стороне Рэй подходит к нам, переводит взгляд с меня на него и обратно, на его лице читается тревога, и мне реакция гемода не нравится. Старик отвечать не спешит, рассматривает меня.

— Сколько, ты говоришь, с тобой программа?

— Неделю. Слушай, он, — киваю на Рэя, — все тебе рассказал, правда ведь? Так не будем тянуть время. Можно ли убрать это из головы?

И опять я не получаю ответа.

— Ты знаешь, что все носители интерфейса погибли, — гнет свою линию старик. — А ведь изначально он создавался, чтобы сделать людей лучше, открыть им новые возможности. Это не просто разработка, как вы, трикстеры, говорите — зверобогих. Это часть нашего мира… Это и есть наш мир! И кто-то способен ее принять, кто-то нет.

Он говорит из последних сил, даже скорее шелестит. Закрывает глаза и постоянно облизывает губы. Рэй подносит к его рту стакан воды, но старик мотает головой.

— Что за бред? — возмущаюсь я, а профессор продолжает:

— Ты уже оценил, что она дала тебе. Ты можешь гораздо больше других, и это только начало! Ты первый и, наверное, последний, у кого она прижилась. Так что тебе не нравится?