На этаже, где обитают женщины, все так же, как у нас, только комнат меньше, коридор короче и заканчивается стеной, а не запретной дверью. Выхожу из лифта, охранник проверяет, сделали ли мне вызов, желает хорошо провести ночь и указывает, где находится нужная комната.

Встретившиеся в коридоре женщины, все молодые и привлекательные, смотрят с интересом, я прикладываю браслет к нужной двери и прохожу внутрь.

Арбелла уже ждет, свежая, надушенная и накрашенная. На ней шорты до середины бедра и майка в обтяжку, выгодно подчеркивающая формы, но мне не интересны зверобогие, как бы привлекательно они не выглядели. Любой зверобогий — потенциальный враг.

— Привет! — Она обезоруживающе улыбается.

— Что ты хотела сказать?

— Вот так сразу? Даже не присядешь, — она хлопает по заправленной постели рядом с собой, но остаюсь стоять. — Ты очень выделяешься. Говорят, из какой-то лаборатории сбежала толпа гемодов, их теперь все ищут. Твои соседи по комнате уверены, что ты один из них, и собираются тебя сдать ловцам. Бригадир вмазан.

Хмыкаю.

— Их ждет разочарование. А ты тоже думаешь, что я — гемод?

Она пожимает плечами.

— Мне все равно. Ты перевернул мой мир. Никто ничего не делает просто так, а ты… В тот момент мне не хотелось жить, я ехала и думала о том, что не могу так больше. А тут еще и воры… — Она говорит сбивчиво, покусывая губы, теребит край покрывала. — Но появился ты. Я не думала, что можно рисковать ради незнакомого человека и потом не лезть в постель, не просить вознаграждение. Сделать добро, развернуться и уйти. Это — чудо. И если есть такие, как ты, значит, мир не так уж и плох. И в нем можно жить.

Поначалу мне хотелось оборвать ее и сказать, что мотив у меня был, да еще какой, и да, никто ничего просто так не делает. Но в какой-то момент ее ощущения снова передаются мне, и я смотрю на себя ее глазами: у меня разве что белые крылья за спиной не трепещут и нимб не сияет. Она смотрит на меня как на ожившее божество, изливает благодарность, как может. И я знаю, что если мне будет угрожать опасность, она с готовностью отдаст жизнь. Даже не за меня — за веру в лучшее.

Впервые в жизни вижу перед собой не зверобогую, а человека — уставшего, забитого, покореженного. С такими же чувствами и надеждами. Если признаюсь, что я трикстер, и позову с собой, она пойдет, и плевать ей на Ваала.

— Спасибо, что предупредила, Арбелла.

— Я успела сказать свое имя? — удивляется она. — Не помню когда. А ты…

Вот я и проговорился, теперь надо выкручиваться и быть осторожнее впредь.

— Ты еще в метро представилась. Я — Леон.

— Они подождут, когда ты выйдешь, попытаются парализовать и сдать ловцам. Здесь не нападают, потому что охранники отожмут вознаграждение, которое полагается за голову беглеца. Только не спрашивай, как я узнала. И да, у них есть парализаторы.

С одной стороны, опасаться мне нечего, я ведь не гемод. Но с другой — это прямая угроза жизни: если у них все получится, и они начнут меня осматривать, увидят, что у меня нет татуировки… Надо увольняться, и побыстрее.

Протяжно воет гудок, сигнализирующий отбой.

— Может, останешься? — Она кокетливо склоняет голову набок. — Я не испугаюсь, даже если у тебя перепонки и чешуя.

Усмехаюсь. Девушка до сих пор считает меня гемодом. Неужели и правда так выделяюсь? Надеюсь, Рэй поможет вернуть мою жизнь, и я пойду к своим.

— Ты ошибаешься, я обычный человек, — улыбаюсь я и зачем-то глажу ее по волосам. — Будь счастлива.

— Вот уж не обычный… — бросает она в спину.

Прошлой ночью мне снилась Гитель, ее пушистые волосы, наша берлога, дети… Я проснулся с ощущением щемящей тоски.

Сегодня я видел красочный незнакомый мир: дома-свечки размером с наш зиккурат, парки прямо на земле, сотни… тысячи счастливых людей. Гигантские голограммы, диковинные флаеры и множество антенн в форме полумесяцев. Сперва, лишенный тела, я смотрел на город сверху, а потом меня потянуло вниз. Мгновение — и я ток, бегущий по проводам, поток частиц, текущий из одного мира в другой.

Перед глазами вспыхивает текст на незнакомом языке: «Carthaginem esse delendam», но я понимаю смысл: Карфаген должен быть разрушен.

И вот я в привычном мире. Вроде станция метро, а вроде и нет. Навстречу течет поток людей в серых робах, и я вижу удаляющуюся хрупкую девушку с черными волосами. Мне нужно… просто жизненно необходимо к ней! Она нужна мне как вода, как воздух, она — смысл всего.

Девушка теряется за спинами, исчезает, и из груди будто бы вырывают сердце, я бегу к ней, расшвыривая людей, кричу, зову ее…

И просыпаюсь по гудку с тоской еще более острой, чем вчера. Ощущение, что я — раненая птица, взглядом провожающая стаю. Вместе со сном уходит что-то важное, из памяти стирается имя, лицо… Кто она? Меня до сих пор к ней так тянет, что если бы знал, где ее искать, бросился бы сломя голову. Чтобы удержать волшебный образ, безумно хочется нарисовать ее лицо, но я не помню его!

Вместо столовой топаю к лифтам, ведущим вниз, туда, где приемная, отстегиваю браслет и сдаю охраннику.

— Че, уже сваливаешь? — интересуется он, сканируя меня, убеждается, что я ничего не украл, отходит в сторону.

— Тоска тут у вас, — жалуюсь я и нажимаю на кнопку.

Створки лифта смыкаются, а я испытываю облегчение, которое трудно описать словами. А ведь некоторые черноротые так всю жизнь батрачат.

Оказываюсь не в знакомом коридоре, где приемная, а еще ниже. Меня снова сканируют и выпускают. Приходится делать крюк и возвращаться к своим схронам с оружием, слава богу, все на месте, даже три тысячи шекелей, украденные у Варана. Кладу пистолеты в карманы, нож — за голенище берца. Как с ними спокойно! А то будто голый в людном месте. Оглядываюсь в поисках слежки, но ожидаемо никого нет, а тревога есть.

Иду по полутемному коридору, выруливаю в обитаемый сектор, топаю к метро, чтоб доехать до места, где жила родная стая, и просто отоспаться в безопасности, и вижу привычную сцену: трое оборванцев избивают четвертого… И не успеваю отвернуться.

Зафиксировано противоправное деяние!

Разозленный, достаю пистолет, готовый положить троих налетчиков, чтоб не тратить время, целюсь в ближайшего:

Чори, 17 лет.

Уровень 1, ступень 4, авторемонтник.

Двум другим тоже по семнадцать. Понятно, что будущего у черноротых молокососов нет, не я, так кто-нибудь другой их пристрелит не раньше, так позже, но что что-то внутри протестует, просит не убивать их.

— А ну отошли! Перестреляю нах! — ору я.

Чори видит пушку и командует:

— Пацаны, ну его. Сваливаем.

Подождав, пока они разбегутся, а пострадавший поднимется, шагаю прочь.

Ты предотвратил преступление!

Осталось предотвратить 497 правонарушений.

Дурное настроение улетучивается, я испытываю удовлетворение и получаю странное уведомление:

Активирован дополнительный ресурс: сострадание +1.

Только успеваю подумать, что бы это значило, как программа подсовывает объяснение:

10 Единиц сострадания конвертируются в 1 свободное очко характеристик. Управление ресурсом будет доступно при получении первой Сферы познания.

Ага. Когда совершу пятьдесят добрых дел, получу какую-то плюшку. Сжимаю кулаки. Долбанная программа воспитывает меня! Как у собаки, вырабатывает условный рефлекс на добрые дела. Сделал хорошее дело — получи леденец, накосячил — шокером тебе в зад.

С одной стороны, бесит, что я начинаю меняться и с какого-то хера — сопереживать черноротым, а с другой пробуждается любопытство, что за «сфера познания» и чем меня наградит программа. С ней даже сейчас безо всяких достижений у меня преимущество перед остальными людьми. А что, если совершить эти пятьдесят добрых дел? Вдруг научусь видеть цифры кодов на замках. Или мысли смогу читать. И ведь если сфера — первая, есть еще вторая, третья и так далее, я буду все круче и круче.

В принципе, до завтра я все равно свободен, почему бы не сделать то, чего от меня хочет программа? Тем более, даже ходить далеко не надо, достижения сами на голову сыплются. Только нужно постараться не встрянуть в серьезную вооруженную разборку, ведь мне желательно дожить до встречи с Рэем.