Впрочем, какая разница. Главным в Командире было другое. Командир, если можно так сказать, отличался от всех прошлых командиров Ивана. Вон, например, практически не упоминается Коммунистическая партия и товарищ Сталин и их главенствующая роль в победе…

Иван задумался. Роль товарища Сталина в колониальных захватах Португалии или, например, в оккупации французами Рурской области как бы неочевидна. И вообще. Комсомолец Жуков резко оборвал свои размышления, решив, что такие мысли не сержантского ума дело, этак они и до троцкизма довести могут. Про безоговорочное преимущество Красной армии под руководством партии Ленина и лично товарища Сталина он же не сам придумал, это слова товарища Ворошилова.

Не думать получалось плохо. Авторитет товарища Ворошилова непререкаем, но и против фактов не попрёшь. Разрозненные факты о Германии, сложившиеся в голове Ивана в цельную картину, просто кричали о сильном противнике. Может быть, понимать Командира следует так, что врага разобьём на его территории, но победа дастся нелегко, и потери будут немалыми? Потом, это же не в тесном кругу сказано, не после стакана настоянного на хрене самогона. Значит, это официальная позиция Генштаба?

Окончательно запутавшись, сержант Жуков смог сделать лишь один вывод: Командир с говорящим позывным Белый Медведь не боится ни бога, ни чёрта, а знает побольше многих со звёздами на петлицах. И сейчас, опять же, если почти все командиры, с которыми пришлось столкнуться сержанту за годы службы, как бы снисходили до младших по званию, общаясь по типу «твоё дело – приказы исполнять, а думать я буду», то Командир, наоборот, тянул их вверх, поднимая до своего уровня. Трудно передаваемое словами это ощущение сопричастности и боевого братства, появившееся ещё той незабываемой ночью, крепло, вызывая одно желание – ни при каких обстоятельствах не подвести боевых товарищей.

«Ладно, подумаю об этом завтра», – решил Иван, опять превратившись в одно большое ухо. Да и Архипов уже перестал отвечать на вопросы Командира о Зимней войне.

– Вот, товарищи, грязь, кровь, потери, и это ещё относительно успешное направление. А по другую сторону Ладожского озера, в Карелии, где воевал другой наш курсант, Белов, вообще две дивизии попали в окружение. И вышли далеко не все, потеряв огромное количество тяжёлого вооружения. – Командир помолчал, вспоминая далеко не самый приятный эпизод своей жизни. – Продолжим. Как показывает опыт Зимней войны и как учит нас устав, боец должен хорошо уметь как наступать, так и обороняться. Но, увы, из-за нехватки времени нам придётся выбрать что-то одно. Какие будут предложения, товарищи курсанты? Так, Аркадий.

– Товарищ командир, я считаю, Красная армия есть армия наступательная. Значит, мы прежде всего должны уметь наступать. Как написано в уставе…

– Садись, Аркадий, – перебил его Командир. – Как написано в уставе, все присутствующие знают. Дай другим высказаться. Вижу, Нэтрэба руку тянет, прошу.

– Товарищ Командир. Я считаю, что нужно учиться наступать, потому что наступать мы будем больше, чем обороняться.

– Принято. Садись. Вижу поднятые руки. Вот, курсант с левого края.

Обернувшись, Иван увидел высокого, нескладного парня. «Наверно, в деревне все Жердью зовут», – подумал он. Даже лицо у парня было узкое и длинное.

– Александр Бочкин…

Что сказал Бочкин дальше, Иван не услышал: во-первых, зал взорвался хохотом, во-вторых, Жуков сам пытался просмеяться, утирая слёзы, выступившие на глазах. Представить более неподходящую фамилию для тощего курсанта было просто невозможно.

– Отставить смех! – сказанная на полтона тише команда произвела эффект щёлкнувшего перед лицом кнута.

В себя Иван пришёл оттого, что, сидя по стойке смирно, не получалось вытянуть руки по швам. Через что прошёл командир, чтобы выработался такой командный голос, сержант даже думать не хотел.

– Продолжай, курсант.

– Александр Бочкин, – с нажимом повторил длинный, – третье отделение. Я думаю, нужно учиться наступать. У нас появилось много новой техники: самолёты, танки, автомобили. Нужно учиться применять всё это в наступлении.

– Понял твою мысль, Александр. Присаживайся. Ага, Арсений руку тянет. Давай, докладывай, что думает человек воевавший.

– Товарищи! Я, как коммунист, буду говорить прямо! Учиться наступать нам ой как надо! Многие бойцы, даже многие командиры, наступать не умеют. Я много могу рассказать, как мы воевали, как наступали. Но я другое скажу, товарищи. Всю зиму тридцать девятого две – две, товарищи! – армии не могли взять Карельский перешеек из-за финских дотов. А потом появился один сапёрный батальон. Один батальон! Товарищ Командир, думаю, лучше знает, что это за батальон и где обучался его личный состав. Но факт, после недели подготовки сапёры доты подорвали. И если у меня появился шанс научиться так воевать!.. Я, товарищи, как коммунист, как красноармеец, этот шанс не упущу!

– Что ж, спасибо, товарищ Архипов, за честное, принципиальное мнение. Садись, Арсений. А мы поступим проще. Кто за наступление, поднимите руки. Ага, почти все, да не все. И вижу я среди тех, кто против, Игоря Белова. Вставай, курсант Белов, объясняй, почему руку не поднял.

– Я, товарищ командир, согласен с курсантом Архиповым и в том, что воевать многие не умеют, и в том, что нам шанс такой выпал. Но если выбирать одно, то я бы хотел сначала научиться воевать в обороне.

– Садись, Игорь, ясно. Продолжим, товарищи курсанты. Вас я услышал, а теперь перед принятием окончательного решения давайте вспомним, в чём принципиальные отличия наступления от обороны. Соберём, так сказать, в кучу и проанализируем.

Первое и самое важное – инициатива. Атакующий владеет инициативой, то есть выбирает место и время атаки. Обороняющийся, соответственно, воюет там и тогда, где и когда решит противник. Думаю, объяснять разницу не нужно. Как-никак передо мной сидят боевые командиры, а не гимназистки.

Второе. Рассмотрим такой параметр, как наряд сил. Владея инициативой, атакующий сможет собрать столько сил и средств, сколько необходимо для успеха операции. По-простому, если военачальник не клинический идиот, то на участке прорыва будет не просто больше самолётов, танков, артиллерии и пехоты, чем у противника, а будет проведена тщательная подготовка, начиная разведкой и заканчивая частями инженерного обеспечения. Обороняющиеся, разумеется, до подхода подкреплений будут воевать в численном меньшинстве и, как правило, без средств усиления.

Третье отличие, вытекающее из первых двух, – порядок. Атакующие действуют по плану и, соответственно, более упорядоченно. Оборона – это всегда импровизация. Да, оборона тоже планируется, но предугадать когда и где, а главное, какими силами враг будет наступать, с большой степенью точности очень трудно. Поэтому зачастую такие планы актуальны до первого выстрела.

Обращаю ваше внимание, товарищи курсанты: при неудачном наступлении порядок, как правило, не падает. Вышестоящие штабы не теряют связь с нижестоящими, полковые и батальонные командиры имеют связь со своими подразделениями. Части своевременно получают боеприпасы, горючее, еду. Раненым оказывается медицинская помощь, технику вывозят с поля боя на ремонт. Тут нужно оговориться: так происходит при пассивной обороне, без контратакующих действий обороняющихся. При удачной обороне происходит то же самое: связь не нарушена, снабжение не прервано.

Далее. При удачном наступлении может происходить временная потеря управления: отрыв, как правило, кавалерийских и механизированных частей от баз снабжения, штабов, медсанбатов. Наступающие части могут оказаться блокированными и окружёнными. В этом случае теряется связь между вышестоящими штабами и частями, прорвавшими оборону. Но тут нужно понимать, что части, ушедшие в прорыв, условно управляемы, они действуют по ранее согласованному плану, не теряют боеспособность и организационную структуру.

Ну и последний случай – это неудачная оборона. Думаю, что происходит в этом случае, подробно объяснять не надо: потеря снабжения, связи, управления. В худшем случае – паника и дробление соединений на части с последующим окружением и уничтожением. Одним словом, хаос. Контратаки обороняющихся, соответственно, всё переворачивают с ног на голову.