– Так, бойцы, подошли сюда. Пока мотор не разобрали, покажу вам, как заводить машину кривым стартером. Приходилось, Айбек?

– Приходилось, как не приходилось. Одна шайтан-арба только так и заводилась.

– А почему? Знаешь?

– Отец говорил, аккумулятор совсем плохой.

– Правильно, Айбек, но не совсем. Отец тебе говорил, что нагрузка на аккумулятор регулируется вручную? Можешь не отвечать, по глазам вижу, что нет. Смотрите, вот этой щёткой мы изменяем силу тока. Уяснили? Каждый раз, когда меняется количество работающих от аккумулятора приборов, нам надо эту щётку переставить. Уяснили? Иначе электролит закипает, и аккумулятору кирдык – здравствуй, кривой стартер. И что-то мне подсказывает, товарищи сержанты, что вы за свою службу не встречали ни одного водителя, который бы эти щётки переставлял. Я прав?

– Тор, выходит, каждый раз, когда хочешь фары включить или выключить, надо машину остановить и лезть в капот?

– Стало быть, так. Айбек, держи, раз спец, показывай остальным, куда вставлять, как крутить. – Тор торжественно, как почётный вымпел, передал ручку стартера Айбекову. – Действуй, боец.

За следующие несколько минут, от души покрутив по очереди ручку стартера, бойцы пришли к выводу, что не такое это лёгкое дело – заводить полуторку вручную.

А разбирать машину, имея новейшее оборудование, всё-таки оказалось относительно легко. К несказанному удивлению уже привыкшего к чудесам Ивана тут были не только диковинная электродрель, но и совершенно невероятный электроболтовёрт. По сути, отвёртка с электроприводом, но благодаря различным сменяемым насадкам этот инструмент за секунды мог отвернуть и шуруп, и даже гайку. И сейчас опытная партия этих болтовёртов проходила государственные испытания на Харьковском станкостроительном заводе.

Но и это не всё. По словам Тора, сейчас они совместно с инженерами из Московского станкоинструментального института доводят до ума ручной электрический инструмент, с помощью которого резка металла и камня станет быстрее в десятки, если не сотни раз.

Ещё через два часа бойцы справились с кузовом грузовика, и теперь перед ними, чуть покачиваясь на цепях, висел остов автомобиля, готовый к дальнейшей разборке.

– Ну чё, Белый, колеса?

– Аха. Как думаешь, Жук, сегодня разберём?

– Да, ещё пару часов, и всё.

– Тоже так думаю. И надо сразу собирать: кто его знает, сколько нам времени дадут.

– Точно. Я, вообще, и дымовухе, сюда закинутой, не удивлюсь.

– М-да. Как думаешь, Жук, наши наставники… Они родились такими двинутыми, или их где-то выучили?

– Выучили.

– Думаешь?

– Уверен. Тут же и выучили.

– А их кто учил? Пласт?

– И Пласт тоже, но началось всё с Командира.

– С чего так решил-то?

– А ты приглядись, как они реагируют, стоит им только про него разговор завести. А картины! Вот какой мозг нужно иметь, чтоб придумать ШБМ?

– М-да. А чего его тогда на базе нет?

– А что ему тут делать? Смену вырастил, – кивнул Жук на Тора, объясняющего что-то Егору. – У него и поважнее дела в Москве есть.

– И какие это у него дела поважнее в Москве?

– Белый, ну, смотри, самые современные радиостанции, автоматы, пулемёты, снаряга, какой нигде нет. Электроинструмент этот необычный. И это только то, что мы успели узнать. Оно само, что ли, всё к нам свалилось?

– То есть он там, в Москве, всё это нам выбивает?

– Нет! Игорь, не тупи! Он не выбивает, он участвует в создании. Только вот оружие, которое будет создано через пятьдесят-сто лет, можно лишь нарисовать. А что можно сделать, если представляешь, например, какой танк придёт на смену нынешнему через три-пять лет?

– Да ладно, нарисовать-то всё что угодно можно.

– Я и не говорю, что это легко. Понятно, одному настоящее оружие, даже тот же пистолет-пулемёт, нужно не меньше года делать. Но, Игорь, вот готов комсомольским билетом поручиться, Командир помогает нашим конструкторам вооружения. И везут это вооружение потом сюда на испытания.

– Может, ты и прав, Иван, но тогда лучше про это ни с кем не болтать, даже с парнями. Дойдёт до инструкторов – хрен его знает, как отреагируют.

– Договорились.

– И пойдём работать, парни вон уже смотрят, чего мы тут шушукаемся.

– Погодь, Игорь, кажись, подъехал кто-то. Слышишь, мотор тарахтит?

Просьба главврача зайти к нему застала доктора Спрынова в перевязочной. И хотя любопытство так и подталкивало поручить перевязку пациента Гаврилова медсестре, Юрий Петрович закончил процедуру сам, причём не менее тщательно, чем начал. Разумеется, перевязка больных не входит в обязанности заведующего отделением, но Гаврилов умудрился получить сложный перелом голени, поймав ногой металлическую заготовку, выскочившую из станка, и его случай прекрасно подходил для кандидатской работы Спрынова.

Доктор Спрынов был достаточно талантлив и честолюбив, чтобы поменять стабильное, но бесперспективное в карьерном плане место рядового врача в столице на должность завотделением травматологии в саратовской «Второй Советской» больнице. Также он имел инженерную жилку и хотел сконструировать костыли, способствующие скорейшему лечению травм нижних конечностей. К тому же успешная защита кандидатской, а затем и докторской, диссертации открывала ему двери Саратовского медицинского института.

И сейчас Спрынов боялся начала остеомиелита, который мог оставить Гаврилова без ноги, а Юрия Петровича – без ценного материала для диссертации. К чести доктора нужно сказать, что здоровье пациента его волновало несравнимо больше своей научной работы.

Юрку Спрынова революция подхватила, можно сказать, прямо с гимназической скамьи. Сын бухгалтера и домохозяйки со всем пылом своего возраста бросился в водоворот событий, желая сделать мир лучше прежнего, и вынырнул только после гражданской – огрубевший, в меру циничный и наглотавшийся крови по самое не хочу.

Но желание улучшать мир не пропало, и Юрий достаточно легко поступил на медфак Ленинградского университета. Окончив учёбу, он недолго поработал в Ленинграде, потом перебрался в Москву и неожиданно увлёкся травматологией. Это увлечение и привело его в итоге в Саратов. На данный момент Юрий Петрович Спрынов имел заслуженный авторитет талантливого травматолога, который может поставить на ноги самого сложного пациента.

«Эх, проколоть бы Гаврилова этим чудодейственным пенициллином», – метнулись мысли доктора к циркулирующим во врачебной среде слухам о новом чудесном препарате, на корню убивающем все инфекции.

– Куда ты несёсси, оглоед! Не видишь, вымыто?! – Уборщица, выскочившая из ниоткуда, несмотря на то, что была на две головы ниже и, наверное, вполовину легче доктора, чуть не впечатала его в стену.

– Здрасте. Я, вообще-то, доктор. Меня Николай Константинович ждёт.

– И чаво? Ноги грязнюши, дохтур. На вот веник, обшоркай, – чуть смягчилась грозная защитница чистоты.

Обметав валенки веником сомнительной чистоты, Юрий Петрович был пропущен в административное крыло больницы.

– Добрый день, Николай Константинович, вызывали? Здравствуйте, – коротко поздоровался доктор с главврачом и с молодым человеком в военной форме, оказавшимся в кабинете.

– Не вызывал, а пригласил: слава богу, не царские времена.

Николай Константинович посмотрел на гостя, как будто ждал от него подтверждения: да, мол, времена и впрямь не царские. «Чего это он?» – удивился Спрынов.

– Познакомьтесь, Юрий Петрович, это лейтенант Иванов Сергей Александрович.

Оказывается, тело помнило гражданскую лучше, чем сам доктор.

– Спрынов Юрий Петрович! – чётко, по-военному произнёс высокий доктор, вытягиваясь по стойке смирно.

– Воевали? – спросил военный, протягивая руку.

– Да пришлось, знаете ли. С семнадцатого по двадцать второй с винтовкой не расставался.

«Какая крепкая ладонь», – профессионально отметил доктор, пожимая протянутую руку.

– Хотя вру, последний год всё больше обязанности фельдшера выполнял. А сейчас что, опять под ружьё? Если необходимо, я, конечно, готов, всё-таки коммунист с января тысяча девятьсот восемнадцатого года.