Любимыми авторами у младшего Мэнси были Плутарх, Светоний и Юлий Цезарь, а «Сравнительные жизнеописания» первого были прочитаны им несколько раз. Властитель считал, что будущему сенатору полезно иметь представление о том, каким должен быть настоящий государственный муж, и уметь отличать добродетель от целесообразности, чтобы в случае необходимости, принимая политическое решение, сделать правильный выбор. Сам Мэнси, пять лет назад став сенатором, по достоинству оценил значение покровительства такого человека, как Вэл, для будущего его сына и стал чаще позволять мальчику гостить у крестного.

В это время гимназисты отдыхали на зимних каникулах, и семиклассник Вэл Второй должен был сегодня объявиться в доме Первого, чтобы остаться на несколько дней. Властитель ждал его приезда с нетерпением, потому что с ним дом становился живым, а существование снова обретало забытые смыслы. Рядом с крестником Вэл ощущал себя нужным и был практически счастлив.

Кондитер со вчерашнего дня готовил десерты для двух Вэлов-сладкоежек и выпекал их любимые пирожные.

Обычно к таким дням, когда Кир оставался гостить у него, Вэл приготавливал мальчику сюрприз, какой-то особенный подарок. Он любил его баловать, но старался соблюдать меру, чтобы у ребенка не возникало ощущение того, что ему все доступно. Однако в этот раз Вэл, погрузившись в суету и тревоги, не успел позаботиться о подарке. Вернее, это просто вылетело у него из головы. Сейчас, вспомнив о приезде крестника, властитель задумался, что за сюрприз он мог бы ему преподнести, но ничего подходящего не шло на ум. Поразмыслив недолго, Вэл решил, что спросит мальчика, чего тот сам желает.

Успокоившись этой мыслью, и вспомнив недавний разговор с Кронсом, властитель подумал о том, что давно было пора расширить круг доверенных лиц, ограниченный советником. Отправив сообщение Зиги с требованием явиться к нему, как только разрешатся неотложные дела в замке, он прилег отдохнуть перед обедом и задремал.

В поднебесной готовились к народным гуляниям, устраиваемым каждый год в это время перед так называемым Строгим периодом, который начинался в конце января и заканчивался первого мая. Три месяца люди не могли вступать в интимную близость и должны были по возможности ограничивать любые личные контакты. Традиция имела два корня. Первый опирался на мнение, что дети, зачатые в этот период, рождаются слабыми и со сниженным иммунитетом. Второй уходил во времена пандемии двадцать первого века и был скорее символическим актом, чем действием, имеющим практический смысл.

Так или иначе, а ограничения Строгого периода привели к тому, что большинство жителей сообщества праздновали дни рождения в декабре и январе. Этот факт использовали члены подпольной организации, называвшие себя декабристами. Помимо организации проведения массовых мероприятий подпольщики устраивали нечастые собрания, на которых разъясняли интересующимся и допущенным на них лицам положение дел в сообществе, обсуждали готовящиеся в системе управления изменения.

До ареста выродков летом прошлого года организацией руководил Мартин, теперь его место занял Петр, тридцатисемилетний житель двадцать первого энгла, являющийся лидером профсоюза работников наземного транспорта. Он лично знал каждого, работающего в сфере пассажирских перевозок, и, помимо того, в силу своих профессиональных обязанностей, постоянно контактировал с огромным количеством людей. Помещение профсоюза декабристы и использовали для собраний, не привлекая к себе излишнего внимания властей. Если службе контроля приходило в голову посетить профсоюзное собрание транспортников, повестка дня автоматически изменялась, не вызывая ни у кого ни малейших подозрений. Это было удобно, и подпольщики чувствовали себя воодушевленными тем, что так просто водили за нос ищеек небожителей, практически у всех на виду занимаясь подпольной деятельностью.

Сегодня декабристы – профсоюзные деятели – решали вопросы, связанные с организацией праздника. В обязанность транспортников входило обеспечение города специальными развлекательными средствами передвижения – музобусами, как называли их в народе, которые вмещали в себя до ста человек и передвигались по магнитному полотну. На время праздника, который длился три дня, в музобусах играла спокойная музыка, а все пассажиры могли угощаться бесплатными горячими напитками и сладостями. Донные жители не имели права употреблять никакое спиртное до двадцати трех лет, а по достижении этого возраста разрешено было слабоалкогольное пиво. Музобусы пиво не предлагали, только чай, крюшон и какао – кому что больше нравится. Кроме этих больших, были музобусы поменьше – на десять человек. Их называли семейными и бронировали заранее.

Праздничное народное гуляние начиналось на главной площади города, где в центре устанавливали огромный павильон со сценой внутри. Актеры разыгрывали пантомиму, сюжет которой всегда был один и тот же и повторялся из года в год. Это была история молодых людей, влюбленных друг в друга, но вынужденных сдерживать свои чувства из-за Строгого периода. Действие продолжалось около тридцати минут, в течение которых на сцене появлялись родители юноши и девушки, бросающие укоризненные взгляды в сторону влюбленных, пытающихся пойти на сближение. Девушка, от смущения закрывая лицо руками, бегала по сцене, а парень, стоя на одном месте, то и дело протягивал руки в ее сторону, а потом опускал их. Никто не говорил ни слова, эмоциональную часть спектакля отрабатывали барабаны, по-разному озвучивая движения героев. Заканчивалось действие появлением на сцене человека в мундире государственного служащего, который демонстративно разводил в стороны скрещенные на груди руки, что означало окончание Строгого периода. Вслед за этим влюбленные обнимали друг друга, их родители одобрительно улыбались, после чего зрителям являлись дети в нарядных платьях с искусственными цветами в руках.

В этом году главный декабрист решил, что праздник нужно как-то оживить, привнеся в него что-нибудь новенькое. Этот вопрос Петр и вынес на обсуждение профсоюзному собранию.

– Мы из года в год смотрим один спектакль, а потом ездим компаниями в музобусах, пьем какао и едим бисквиты, – начал Петр. – Пора что-то менять. Так не начать ли нам с праздника?

Собравшиеся недоуменно переглядывались. По выражениям их лиц явно читалось, что они не понимают Петра.

– А что не так с праздником? – решился задать вопрос Джон.

– Вам не надоел примитивный сценарий? Всегда одно и то же: самодеятельные кривляния на сцене, потом дети читают одни и те же стихи, потом все ездят на музобусах и объедаются синтетическими зефирками, потом возвращаются на площадь и смотрят салют.

– Да! Это так весело! Замечательный праздник! – наперебой заговорили присутствующие.

Петр смотрел на них с жалостью, взглядом, полным разочарования.

– Если весело, то, конечно… – только и смог выговорить он и, помолчав недолго, объявил, что собрание окончено и все могут расходиться по домам.

И все разошлись, не выказывая ни малейшего неудовольствия. Петр смотрел им вслед и, когда за последним закрылась дверь, выругался вслух:

– Чертовы твари! Превратили людей в безмозглых баранов! Теперь – отмени совсем любые праздники – они даже не поймут, что это произошло, будут говорить, что хорошо сидеть дома и смотреть веселые программы, которые им милостиво разрешают смотреть.

– Согласен с вами во многом, но не во всем, – произнес Зиги, неожиданно входя в зал.

Петр вздрогнул, но вида не подал, что оказался застигнутым врасплох и слегка испугался этого.

– Что вам здесь нужно, советник? – спросил он ледяным тоном.

– По-видимому, то же, что и вам, – улыбнулся Зиги.

– Это очень маловероятно, – саркастично заметил Петр. – Уверен, что мы преследуем взаимоисключающие цели своего пребывания здесь.

– Как посмотреть, – проговорил советник. – Я тоже не против изменить немного сценарий праздника. Например, обучить так называемую труппу актерской игре. Хотя бы самую малость, а то создается впечатление, что на сцену вышли дети, плохо выучившие свои роли. – Зиги усмехнулся, чем задел Петра за живое и вынудил того открыто выказать агрессию.