– Вам смешно?! – воскликнул Петр, сжав кулаки. – Конечно, где нам знать свои роли, когда роль всего одна – быть безвольными рабами!

– Тише, Петр, тише, – испугавшись такой реакции, попытался успокоить советник. – Я вовсе не хочу с вами ни ссориться, ни спорить. Во многом вы правы, еще раз говорю вам это. Но не во всем.

– В чем же, по-вашему, я не прав?

– Хотя бы в том, что все здесь безмозглые бараны и бессловесные рабы. Вы, как мне кажется, человек совсем иного склада. Вы мыслите здраво, хотите что-то изменить.

– Это ничего не меняет, – несколько снизив пыл, ответил Петр. – Один в поле не воин.

– Иногда воин, – загадочно произнес Зиги. – Но вы правы, вы ничего не сможете изменить, потому что вы не воин.

– Да как вы смеете судить, кто я есть?! – возмутился Петр.

– Смею. Вы хотите, чтобы что-то изменилось, но ничего для этого не делаете! Ваше тайное общество декабристов – надо же было придумать такое провальное название! – создано исключительно для отвода глаз и отвлечения внимания от реально существующих проблем. Я подозреваю, что вы, будучи человеком далеко не глупым, извлекаете немалую выгоду от такого положения вещей. Признайтесь, что вам платит министерство лояльности за то, чтобы вы создавали вид подпольной деятельности и сдавали, куда следует, каждого, кто хоть сколько-то способен шевелить мозгами!

Петр, оторопев, смотрел на советника, с трудом переваривая услышанное.

– Кто вы такой, Зиги? – с ужасом в голосе спросил он.

– Я тот, кому не все равно, что происходит в его государстве, – сказал советник и повернулся, чтобы уйти.

– И это все? – недоумевающе спросил Петр.

– Пока все. Завтра я найду вас, – не поворачиваясь, произнес советник и вышел.

Главный декабрист долго не мог прийти в себя после ухода советника. В поднебесной Зиги считался врагом человечества номер один. Все, кто хоть как-то еще мог мыслить, были уверены, что все зло от него: все программы по подавлению воли и вытравливанию мозгов инициированы им и им же контролируются. Его обвиняли в истреблении выродков, причинении вреда здоровью граждан постоянным облучением, снижении уровня рождаемости и даже в подавлении воли верховного властителя. Да, были и такие, которые считали Вэла чуть ли не жертвой произвола советника. Петр не разделял мнения последних, но допускал, что Зиги играет первостепенную роль в системе управления людьми. Его сегодняшнее появление и странный разговор, который он вел, на мгновение поставили под сомнение правильность подобных мыслей, но Петр знал, что верить небожителям нельзя и что их коварство не знает предела. Поэтому он даже не обиделся на странные упреки, высказанные советником, а решил быть всегда начеку и завтра ничего лишнего Зиги не говорить.

И все же он порядком озадачился странным поведением советника и домой пришел расстроенным. Отказавшись от ужина, он поднялся к себе и хотел было связаться с Алексом, своим соратником по подполью, чтобы рассказать о произошедшем, но в последний момент передумал, решив, что такие разговоры лучше вести лично и в таком месте, где не смогут подслушать. Поэтому он снова покинул дом, несмотря на то что до комендантского часа оставалось не так уж много времени, каких-нибудь полтора часа.

Алекс жил в том же энгле, что и Петр, буквально на соседней улице. Идти до его дома было не более пяти минут, и поэтому руководитель тайного общества не опасался не успеть вернуться домой вовремя.

На улице подмораживало. Снегопад закончился к вечеру, так и не разродившись угрожаемой метелью. Синоптики в очередной раз ошиблись. Небо очистилось от туч, ветер заметно ослаб – к утру город мог оказаться облепленным инеем в форме шестиугольных призм или даже острых иголок, если ночью мороз еще усилится.

К празднику улицы украсили иллюминацией, голубые фонари, освещая подогреваемые и защищенные от наледи дорожки, создавали иллюзию лунного света. Все казалось сказочным и прекрасным. Петр подумал, что если иней к утру не осядет сам, то его воспроизведет наземная служба управления для создания максимально достоверной картинки житейского рая.

Он перешел на улицу, где жил Алекс, выдохнул видимый на холоде воздух и поймал себя на мысли, что, если не вдаваться в подробности, не думать глубоко, со стороны жизнь в городе кажется вполне благополучной: устроенной, облагороженной и комфортной. И что с того, что люди разучились думать? Им и думать-то ни о чем не надо, обо всем заботится небо. И тут же другая мысль пришла ему в голову: может, советник и прав, говоря, что никакой он не воин, а так, лишь жалкая видимость, деревянный щелкунчик с игрушечной саблей в руках.

С этими невеселыми думами он позвонил в дверь Алекса. Ему почему-то долго не открывали. Минут через пять, когда Петр уже решил уходить, на крыльце показалась Надя, жена Алекса, с равнодушным выражением лица. Она сказала, что муж уже лег, потому что неважно себя чувствует, но что такое случается с ним каждый вечер, поэтому он, Петр, может проходить.

Дети Алекса и Нади, мальчик и девочка лет семи, играли в гостиной, пуская мыльные пузыри и хлопая их руками. На вошедшего Петра они не обратили никакого внимания, даже когда тот поприветствовал их. Ничему не удивляясь, Петр поднялся к Алексу и застал его в постели с повязкой, нормализующей давление, на голове.

– Что с тобой? – спросил Петр, обеспокоенный состоянием друга.

– Не знаю, – вяло ответил тот. – Уже неделю так. Прихожу домой и падаю от головокружения и слабости. Наверное, переутомился.

– Возможно, – согласился Петр. – У врача был?

– Нет, какое там, – отмахнулся Алекс. – Страховка кончилась, а следующая только через месяц. Потерплю.

– Почему у тебя страховка прервалась? – удивился Петр.

– Дети болели, пришлось мой резерв перевести на них. Думал, не понадобится. Кто ж знал…

– Обратись в наземный комитет за дотацией.

– Нет, не хочу. Ничего от них не хочу, – угрюмо произнес Алекс и закрыл глаза. – А ты чего пришел так поздно? Скоро сирена завоет.

– Хотел рассказать тебе кое-что, но вижу, тебе не до этого. Спи, завтра поговорим. Тебе утром лучше будет?

– Надеюсь, – тихо ответил Алекс. – Обычно утром хорошо, вечером худо.

Петр направился к двери, но Алекс остановил его:

– И все-таки, чего приходил-то?

– Ерунда, завтра расскажу. Спи, поправляйся.

И Петр ушел, не решившись нагружать больную голову приятеля своими сомнениями. По дороге домой он все время думал, что такое может быть с Алексом, почему их разговор не состоялся и что ему принесет завтрашний день, в котором Зиги обещал найти его. Еще он вдруг вспомнил, что кто-то давно рассказывал о женах других декабристов, живших несколько столетий назад, которые ради своих мужей отказались от привычной беззаботной жизни и пошли вслед за ними в страшные рудники. Что такое «рудники», он не знал, но они представлялись ему адским местом, лишающим человека здоровья и жизни. И еще ему подумалось, что Надя, хотя и является женой декабриста, точно ни на какие лишения ради Алекса не пойдет.

Придя домой, он первым делом спросил свою жену Олю, пойдет ли она с ним в рудники. Оля сказала, что не знает, что это за место, но если ему очень надо, чтобы она пошла, то, конечно, пойдет.

Петр, успокоенный ее словами, заснул безмятежным сном, отпустив волнения этого дня…

Утром все деревья в городе оделись инеем. Маленький мальчик лет пяти, которого вела за руку няня, увидев его, сказал, что ветки похожи на оленьи рожки. «Что ты такое говоришь, Костя? Это всего лишь деревья», – удивилась няня странному замечанию мальчика и потянула его за собой, велев не глазеть по сторонам, а смотреть под ноги.

Жители энглов спешили на работу, не замечая красоты вокруг. Открывались кафе и пункты выдачи материального обеспечения, работники детских заведений забирали детей на время, пока их родители трудятся. Дети постарше отправлялись в центры образования, где им давали нехитрые знания, применимые в жизни и будущей профессии.