Пока солдаты сворачивали лагерь, Морис периодически подходил к ним и делал кое-какие указания, стараясь как можно быстрее вернуться к раненой Арише. Близилась развязка. Луна, словно огромный воздушный шар плыла по небу, слабо освещая происходящее внизу. Её магическое влияние чувствовалось везде, даже в самых тёмных уголках города, коснулось оно и состояния Ариши. Сильно дрожа, безотчётно бредя, томясь в горячке, не осознавая происходящего, она боролась за свою жизнь.

Но вот, в какой-то момент, Ариша, вся напрягшись, словно тетива лука, вытянулась во весь рост и резко замерев, затихла, перестав дышать. Доля секунды, мгновение и вдруг, будто чья-то невидимая рука, срезав это натяжение, оставила Аришу в покое. Ариша ослабла, и мягко опустившись на простыни, глубоко вздохнула. Ещё миг и она покрылась такой испариной, что её было в пору выжимать. Всё кончилось, болезнь сдалась, Ариша победила.

– Мама,… мамочка, ты здесь… – тихо слетели с уголков её рта первые слова.

– Да Аришенька,… да милая,… я здесь… – тут же наклонилась к ней Настя.

– Пить,… очень хочется пить… – спокойно, словно и ничего не случилось, прошептала Ариша и открыла глаза.

– Уф,… ну, кажется, всё обошлось… – расплывшись в улыбке, радостно прошептал Морис и подал ей кружку с водой. Он вот уже как пару часов неотлучно сидел у Аришиной постели и ждал именно этого момента. Стало определённо ясно, что тот кризис, о котором он предупреждал, миновал, и сейчас дело осталось только за хорошим уходом и питанием. Отпив несколько глотков воды, Ариша отводя взгляд от поданной Морисом кружки, ненароком бросила взгляд и на него самого. Теперь, когда боль утихла, жар спал, а сознание прояснилось, она ненадолго задержала свой взор на её милом спасителе, который всё это время так бережно и нежно заботился о ней.

Светлые вьющиеся волосы и по-детски добрые голубые глаза, при столь ничтожном освещении, кое было в комнате, выдавали в Морисе больше юного романтика, чем боевого офицера наполеоновской армии. А его щегольские, тёмно-ржаного цвета, лихо закрученные усы, вкупе с его белозубой улыбкой, постоянно играющей у него на губах, говорили о его весёлом нраве и ещё совершенно молодом возрасте. И то верно, ведь ему недавно исполнилось всего лишь чуть больше двадцати лет. И это только благодаря протекции своего отца, военного медика, он так быстро продвинулся по службе и добился чина лейтенанта. Вот и сейчас видя, как Арише прямо у него на глазах становилось всё лучше и лучше, он смеялся и радовался, как простой мальчишка. Поставив пустую кружку на стол, Морис выскочил на середину комнаты и, припевая Марсельезу, сделал несколько задорных пируэтов.

– Ура!… ура!… ура!… мы победили!… – облегченно вздохнув, весело заключил он и, выпрямившись во весь свой стройный рост, нарочито звонко щелкнув каблуками, залихватски подкрутил свои щёгольские усы. Ариша увидев его такую потешную выходку, тут же засмеялась. Морис немедленно подскочил к ней.

– О, нет-нет,… вам мадмуазель пока хохотать не велено!… – притворно важничая, попытался он её остановить, но только всё ещё больше усугубил. Вышло с точностью наоборот. Ариша, развеселённая его мальчишеской бравадой и шутливыми ужимками, теперь уже совсем не могла удержаться и откровенно смеялась, лишь изредка чуть морщась, поправляла здоровой рукой повязку на больном плече.

– Ну, я умоляю, будьте осторожны!… а то больше не стану вас лечить!… – широко улыбаясь, коверкая от волнения слова, потешно восклицал Морис, при этом его ржаные усики настолько забавно топорщились, что лишь вызывали ещё большее веселье. Теперь уже и Настя, присоединившись к Аришеньке, от души радовалась её выздоровлению.

– Впрочем, как хотите,… можете и не переставать хохотать,… вам это очень идёт… – уяснив, что Аришу бесполезно унимать, согласился Морис, и абсолютно поражённый её чудесным выздоровленьем, стал любоваться, как очаровательно она смеётся. Что вполне понятно, ведь до сегодняшнего дня он никогда не видел её такой. Он ни разу не видел на её устах эту прекрасную непринуждённую улыбку, этот весёлый лучезарный прищур её огненно изумрудных глаз, не замечал, как забавно морщиться её нежно розовый слегка вздёрнутый вверх носик, всё это было для него в новинку. Морис на секунду замер удивлённый такому своему внезапному открытию. Перед ним сейчас была непросто его юная пациентка, а самая прекрасная девушка, что ему приходилось когда-либо видеть.

Сердце его вдруг дрогнуло и бешено забилось, словно хотело наверстать то упущенное время, когда он ещё не знал Аришу. Сухой, горячий комок подкатил к его горлу и не давал дышать. По всему телу мгновенно разлился сладкий жар нежной истомы любви. Складывалось такое впечатление, что его тело пронзили сразу тысячи крохотных молний. В одно мгновенье его весёлое настроение, из смешливого и беспечного, преобразилось в яркое, наполненное трепетом и нежностью, желание быть любимым. Его взгляд одновременно кричал и молил о немедленной любви. От такого взгляда кровь закипает в жилах, душа рвётся наружу, и хочется взлететь высоко в облака.

Ариша лишь на одно мгновение, уловив на себе этот его взгляд, тут же осеклась и перестала смеяться. Пристально взглянув в наполненные влюблённым отчаяньем и неразделённой страстью глаза Мориса, она неожиданно ощутила точно такие же чувства в своём сердце. Осознание пришло стремительнее бури, нахлынув на неё подобно морскому шквалу. Ариша поняла – это оно, то самое чувство, о котором так много говорят, это любовь. До этой самой минуты Ариша ещё никогда в жизни не испытывала столь сладостное и в то же время щемящее чувство тревоги и беспокойства. В секунду, пронзив её сознание, словно стрела, любовь полностью захватила её душу.

Ох уж эта любовь, она не спрашивает нас, когда ей приходить, она просто врывается в нашу жизнь и меняет её раз и навсегда. Не было никаких сомнений, молодые люди полюбили друг друга. Однако тут же стало ясно, что будущее их так внезапно возникших отношений туманно. Им грозило неминуемое расставание. Бедная Ариша только теперь начала это понимать. Тогда как Морис осознал это гораздо раньше, а потому взгляд его померк и наполнился горькой тоской печальных перемен.

– Мой верный спаситель,… мой нежный друг, вы собираетесь покинут меня?… – начиная понимать неизбежное, вмиг погрустнев, дрожащим голосом, спросила Ариша и протянула к нему руку.

– О, да,… утром мы уходим из города… – робко поцеловав её ладонь, ответил Морис. Ох уж эта война. Анастасия, лишь мельком взглянув на дочь и лейтенанта, вмиг определила, что произошло между молодыми людьми.

– Ну, ладно,… я, пожалуй, пойду, проведаю Глашу… – тихо прошептала она, и чтобы не мешать новоиспечённым влюблённым покинула их. Уж она-то, как никто другой знала, что значит расставание для двух пронзённых любовью сердец. Ведь и она сама теперь испытывала чувство разлуки. Уже скоро год, как Настя не получала вестей и ничего не знала о своём ненаглядном князе Егоре. Где он сейчас и что с ним она и представить себе не могла.

Тем временем молодые люди, оставшись наедине, не упуская ни одной минуты зря, стали живо рассказывать о своих чувствах и тех событиях, что произошли в их жизни до этой важной встречи. Быстро перейдя на язык ощущений, близкий всем влюблённым, они без всяких трудностей стали понимать друг друга. Теперь они были одним целым, французский офицер и юная русская балерина. Проговорив без остановки до самого утра, влюблённые чувствовали себя так, словно они все свои прежние годы прожили вместе, никогда не расставаясь. Уж настолько много всего разного они узнали друг про друга за эту краткую ночь. Однако прощанье было неизбежно. Поклявшись Арише в вечной любви и преданности, оставив ей свой парижский адрес, Морис, как верный присяге солдат, в означенный час покорно выдвинул свой отряд в поход и покинул Москву. Так закончилось их знакомство, но конечно не навсегда, началась лишь первая ступень выпавших на их долю испытаний.

Ариша, обладая стойким и непримиримым к невзгодам характером, потеряв только что обретённую любовь, даже и не собиралась мириться со сложившимся положением. Явно сказывался боевой нрав отца и целеустремлённость Анастасии. И такой настрой не замедлил сказаться на заживлении раны. Буквально через неделю Ариша основательно окрепла и встала на ноги, а от её прежней бледности не осталось и следа.