– Не по твоей вине!

Мои слезы мешались с кровью, заливая тонкую рубаху Эше. Я ткнулась в пятно щекой. Кожа на его спине казалась такой грубой, словно покрыта полосами скал.

Я заворочалась в надежде свалиться с верблюда, но веревка держала крепко. Эше повернул голову, поглядел на меня с жалостью и попытался запихнуть мне в рот маковые зерна. Но я не открыла рот.

– Не усложняй все! Если нас найдут гулямы, то убьют обоих.

– Только ты все усложняешь! Я не хочу ехать с тобой. Брось меня здесь. Прямо тут. Хоть на этом пятачке песка. Он ничем не отличается от других и прекрасно подойдет.

– Ты хочешь добиться правосудия? Разве ты не разгневана на того, кто так с тобой поступил?

Тот, кто это сделал, был злом, это точно. Но никакая ярость не поможет мне справиться с колдуном, оборотнем, пишущим кровавые руны. Эти слова звучали как детский кошмар. Я была тусклым ничтожеством, а теперь стала еще и калекой. Все, что я получила в жизни, принесла одна лишь удача, а теперь она от меня отвернулась.

– Мне нужен только покой. Я не могу нести эту ношу. Что со мной будет? Мне придется просить на улицах подаяние до конца дней? Даже дома наслаждений не возьмут одноглазую шл…

Мерзавец все-таки набил мне в рот мак, а потом сжимал мне челюсти, пока я его не проглотила.

Горный перевал охраняли двое. Они были в зеленых тюрбанах и простых черных жилетах на пыльных от песка кафтанах. Эше приблизился к ним, взяв меня на руки как ребенка. Он оказался сильнее, чем выглядел, но я была одного с ним роста, и моя голова болталась, падая с его плеча.

– Девушке нужна срочная помощь, – сказал он. – Прошу, пропустите нас в лечебницу.

Я повернула голову и увидела, как один из них, с маленькими глазками на круглом лице, что-то шептал другому. Тот кивнул. На его крючковатый нос можно было ловить рыбу.

– Никогда не слыхал о таком трюке, – сказал носатый. – Я потрясен. Она выглядит, как будто. Погоди-ка. Да это и правда кровь!

Другой вытащил из ножен ятаган.

– Это ты покалечил девушку, изгнанник?

Эше покачал головой:

– Нет. Я не хочу с вами драться. Пожалуйста, помогите нам.

Те двое взяли меня из рук Эше. Круглолицый держал меня словно платье, которое он вытащил из шкафа.

– Убирайся, – велел носатый Эше. – Я помню тот день, когда тебя высекли и сбросили с горы. Даже самый хитроумный трюк не поможет тебе вернуться в город.

– Сира, – позвал Эше.

Я посмотрела на него одним глазом. Каким же хрупким он казался, потный и сутулый, какими уставшими были его глаза.

– Послушай, Сира. У нас есть только одна надежда, только один способ победить оборотня. Меня в город не пустят и не прислушаются к моим словам, так что все зависит от тебя. Ты должна найти его, Сира, должна убедить нам помочь.

– Найти? Кого? – пробормотала я.

– Мага. Его зовут Кева.

Зелтурия выглядела невероятно, даже если смотреть одним глазом, даже когда меня нес незнакомец, прижимая к груди, и моя голова покоилась на его плече. Я ощутила первую искорку радости – я в святом месте. И надеюсь, скоро умру в святом месте.

Огромные каменные двери были высечены прямо в горе, как говорят, племенем джиннов-ифритов – если верить легендам, на которых я выросла. Двери были выкрашены в золотой, красный и зеленый, самые яркие оттенки. Увидев их, я приободрилась. Несколько лет назад у меня была возможность сюда поехать, но я отказалась. Паломничество с молитвами и постом не показалось моему юному уму интересным, разве что в местных храмах продавали платья и туфли. Возможно, если бы я поехала, моя жизнь сложилась бы иначе. Возможно, я была наказана за неверный выбор.

Улицы были запружены людьми в белом, которые переходили от храма к храму стройными рядами, при этом все распевали молитвы святым и Лат.

– Так что же с тобой случилось? – спросил несущий меня человек.

– Оборотень, – промямлила я.

– А, я слышал про них. Последний умер во времена Селука, шестьсот лет назад.

– Рафа, ты разве сегодня не постишься? – обратился к нему носатый.

– Ну да, а что?

– Разговор с девушкой не из твоего близкого окружения нарушает пост, ты разве не знаешь?

– Алир, она касается меня почти всем телом. Думаю, пост и так уже нарушен.

– С этим ничего не поделаешь, – сказал Алир. – Но ты не должен с ней говорить.

– Я уже два года не разговаривал с девушкой. Попоститься могу и завтра.

– Хотя, быть может, она все равно не хочет тебя слушать.

– Почему это? – Рафа откашлялся. – Так, значит, оборотень, да? И как это было?

Как это было?

– Он заставил меня выколоть самой себе глаз. Потом заставил убить свекра и брата.

Из моего единственного глаза снова потекли слезы. Повод вполне подходящий, так что я не стала их сдерживать.

– Придурок, – рявкнул Алир. – Ты что, вообще никогда не разговаривал с девушками?

– Ничего себе история. – Рафа сжал меня крепче. – Алир, как думаешь…

– Оборотни давным-давно вымерли. У нее явно тяжелые времена, но в это я не верю.

Я проглотила наполнившую рот горькую пену и спросила:

– Вы оба… Апостолы?

Алир засмеялся:

– По-твоему, мы похожи на Апостолов Хисти?

– Апостол? – сказал Рафа. – Это самый лучший комплимент в моей жизни!

– Он же единственный, Рафа, – ухмыльнулся Алир. – Пошли, лечебница совсем рядом.

Лечебница тоже находилась внутри горы, но высоко в стене были высечены окна, чтобы проникал солнечный свет. Во все стороны тянулись соломенные тюфяки, на которых лежали больные и раненые. Мои провожатые шли несколько минут, пока не обнаружили свободный тюфяк. Теперь я стала одной из множества убогих.

Мне было неприятно находить утешение в этих грубых шерстяных простынях. Лучше бы меня бросили в зыбучие пески, которые поглотили бы меня, чем на эту кучу соломы. Мне хотелось сказать: дайте мне умереть, дайте мне умереть, но я знала, что они этого не сделают. Жители Зелтурии как никто другой славились своим милосердием.

Рафа ласково улыбнулся. Но без жалости, как должен был бы. Просто по-доброму.

– Вы знаете…

Я закашлялась и со слюной выплюнула на каменный пол сгусток крови.

Рафа нагнулся.

– Тебе плохо? – Он повернулся к приятелю: – Позови лекаря!

Я стерла кровь с губ.

– Ничего страшного. Я просто хотела спросить… вы знаете… мага? Как там его зовут… Кив… Ке…

– Кева? Никогда с ним не встречался. Все знают, что он здесь, где-то в городе, но точно не знаю где.

Да какая, в сущности, разница? Разве маг мог вернуть Тамаза? Или моего брата?

Я закрыла глаза. Хотя все последние дни я в основном спала, мне все равно хотелось дремать. Во сне я чувствовала себя лучше, чем наяву. Во сне все было лучше.

– Мы из святого ордена, – сказал Рафа. – Я могу спросить шейха, если хочешь.

Я покачала головой:

– Не трудись. Это все равно не важно.

Он посмотрел направо, на безмолвный проход между тюфяками, и сказал:

– Целитель уже идет. А нам пора. Мы же на посту. Но мы навестим тебя завтра, узнаем, как твое здоровье.

Жалость. Мне она не требовалась.

– Не стоит беспокоиться.

То, как он надулся, напомнило мне младшего брата, тоже умершего. Из родных у меня осталась только мама, и, как я слышала, она была при смерти – печальный конец для рода каганов и хатун, восходящего к временам Темура.

Пришел целитель, омыл раны на моем лице и сменил повязки. Затем появилась несколько женщин в белом, они обтерли все мое тело губкой и переодели в мешковатый кафтан, пока группа санитаров с каменными лицами встала вокруг меня, повернувшись спинами, чтобы никто, кроме моющих меня женщин, не видел мою наготу. Это было гораздо больше, чем я хотела, чем заслужила, но у меня не было сил возражать.

Я осталась там на ночь. Утром я не встала с тюфяка, перебирая в памяти ужасные события. Стыдно признаться, но я не молилась. Считается, что женщине в отчаянном положении не остается ничего другого, но молитва – это для тех, кто надеется. А надежда полна горечи.