– Даже, может быть, уж и представите его мне для личных переговоров?

– Если он будет согласен, то непременно.

– В крайнем случае вы пустите в ход строгость. Что, мол, так и так… Иначе мы вас должны будем упразднить. Знаете, это иногда помогает.

– Да уж я знаю, как…

– Ну, то-то… Ведь недаром вы у нас считаетесь Соломоном. Так до свидания, Иван Алексеевич. – Директор пошел к дверям и остановился. – Ах да… – спохватился он. – Вы упомянули как-то об увеличении вам кредита по вашим личным счетам… Так мы…

– Да… Я просил… Потом, у меня есть вексель в двадцать восемь тысяч… – проговорил управляющий.

– Так мы подпишем об увеличении… Я попрошу всех. И насчет векселя… Он, кажется, долгосрочный?

– На двадцать четыре месяца.

– Ну, все равно… Прощайте. Жду ответа.

Директор вышел в другую комнату.

Иван Алексеевич Беспутнов, управляющий конторою «Общества дешевого торгового кредита», ходил по комнатам конторы, заложа руки под фалды визитки, хмурил брови и олимпийски посматривал по сторонам. При его приближении артельщики в кассах как-то усерднее принимались считать деньги и процентные бумаги, изо всех сил стукая пальцами по денежным билетам и листам; кассиры с пером за ухом или в зубах непременно лезли за какой-то книгой и внимательно начинали ее перелистывать; приемщики и контролеры рассыпались в любезностях перед стоящей у решетки публикой; конторщики пригибались к реестрам и ведомостям и необычайно бойко набрасывали в графы цифры; писцы, шедшие за справками в другие отделения, не шли, а летели и считали непременным своим долгом натолкнуться на что-нибудь, дабы показать свое рвение к делу. Все старались поставить на вид, что они работают, не жалея пота, крови, не щадя живота своего. Какой-то коротенький старичок из конторщиков даже сделал страдальческое лицо, встал с места и начал растирать руками поясницу.

Управляющий между тем остановился перед одной из конторок и стал расправлять свои котлетовидные бакенбарды. Сидевший за конторкой конторщик усиленно стукал на счетах правой рукой и водил по бумаге, на которой были изображены цифры, левой рукой. Это был пожилой уже человек, в потертой и порыжелой жакетке и с плюгавенькой бородкой на серо-лимонном лице. Волосы его стояли как-то вихрами. Вся фигура имела забитый, жалкий и вместе комический вид. Управляющий вынул из кармана носовой платок и звонко высморкался.

– Будьте здоровы, Иван Алексеевич… – обернулся в его сторону конторщик, шаркнул ножками, поклонился и опять защелкал костяшками счетов.

Управляющий улыбнулся.

– Что вы желаете мне здоровья? Я и не думал чихать, – сказал он.

– Виноват-с… Мне показалось, что вы чихнули.

– Господин Парфенов, кажется? – спросил его управляющий.

– Стукин-с, моя фамилия Стукин, – отвечал конторщик.

– Ах да… Стукин. Так, так… Я перепутал. Ведь вы холостой?

– Холостой-с… Совершенно холостой…

– То-то, я помню, что вы холостой. Мне нужно с вами поговорить, господин Стукин… Вы оставьте работу и приходите сейчас ко мне в кабинет, но сделайте это так, чтобы заметно не было. Я жду…

Управляющий медленно повернулся на каблуках, заложил руки под фалды визитки и направился мерными шагами к себе в кабинет, а конторщик как-то весь съежился и стал перебирать бумаги.

«Ну… Верно, браниться будет. Должно быть, в кассу представлена моя расписка портному, а кассир и показал ее Ивану Алексеевичу, – думал он. – Господи! Как бы не согнал с места… Говорят, у него уйма кандидатов».

Через пять минут Стукин входил в кабинет управляющего. Войдя, он незаметно перекрестился. Управляющий перебирал какие-то бумаги и делал вид, что не замечает вошедшего. Стукин стоял у двери и наконец слегка кашлянул.

– Ах, это вы, Стукин? – поднял голову управляющий. – Я хотел поговорить с вами вот о чем… Господин главный кассир говорил мне… но я не знаю, насколько это справедливо…

– Виноват-с, Иван Алексеевич… Я уплачу-с… Все уплачу… Я не знаю, зачем только портной это сделал… Я всегда ему плачу и только последние два месяца… – перебил его Стукин.

– Какой портной? Какие два месяца? – вскинул на него глаза управляющий. – Я никакого портного не знаю.

– Изволите видеть, я сшил себе у портного платье в долг…

– Ах да, да… Но про портного я не знаю, я не слыхал. Мне наш старший кассир говорил вообще, что вы нуждаетесь, и я, видя ваше старание, хотел помочь вам в ваших стесненных обстоятельствах. Ведь вы холостой?

– Совершенно холостой, но у меня сестра – вдова с ребенком на моем попечении, вот я отчего… А жалованья получаю всего сорок рублей в месяц. Как тут жить?

– С этого месяца я велю вам выдавать по шестидесяти рублей.

– Очень вам благодарен, Иван Алексеевич. Я заслужу…

– Если вы холостой, то можете вполне заслужить.

– Холостой-с, то есть как есть холостой… Никого у меня нет-с… и никогда я этим не занимаюсь-с… В этом будьте покойны, Иван Алексеевич. Ежели вам кто-нибудь сказал об этом, то наврал-с… Помилуйте, из каких мне средств?.. Ведь вы сами знаете, дамы требуют и подарков, и все эдакое… Вот вам крест святой…

– Не божитесь, не божитесь. Я верю… Скажите, как вас звать?

– Игнатием Кириловым…

Управляющий взял листик бумажки и написал на нем карандашом: «Игнатий Кириллович Стукин».

– Что вы стоите, Игнатий Кириллович? Садитесь, пожалуйста… – прибавил он.

– Ничего-с, я постою, Иван Алексеевич.

– Садитесь, садитесь. Мне с вами поговорить надо, а я не люблю разговаривать, когда передо мной стоят. Вот так. Вы курите? Курите, если хотите. Вот вам и папироска.

Стукин и ушам своим не верил. Он робко сел, но до папироски не дотронулся.

– Скажите, отчего вы не женитесь? – задал ему вопрос управляющий.

– Хе-хе-хе, Иван Алексеевич, – захихикал Стукин. – Доходы не позволяют.

– Вздор. Женатому человеку несравненно выгоднее жить. Вы не тратите деньги ни на трактир, ни на…

– Да я и так, Иван Алексеевич… У меня сестра – вдова…

– Ну а если бы я вам предложил невесту с приданым?

– Годы уж ушли, Иван Алексеевич. Ведь мне сорок семь… Хорошая невеста за меня не пойдет, а…

– Напротив, я вам предлагаю красавицу… Красавицу и с приданым. Желаете ее видеть, так вот ее портрет. Зовут ее Матильда Николаевна.

Управляющей вынул из кармана фотографическую карточку красивой женщины и подал ее Стукину. Стукин посмотрел и захихикал.

– Шутить изволите, Иван Алексеевич, такая за меня не пойдет, – сказал он.

– А я вам говорю, что пойдет; пойдет и приданое принесет, деньги, которые поступят прямо к вам в руки. Вы, Игнатий Лукьяныч…

– Кирилыч-с…

– Вы, Игнатий Кирилыч, молитесь Богу… Молитесь… Над вами восходит звезда. Да-с. Вы знаете нашего директора Лавра Петровича Хрустальникова?

– Как не знать-c… Особа известная…

– Так вот-с, эта особа обратила на вас свое милостивое око и желает вас облагодетельствовать.

– Господи! Да за что же такое счастие? Они меня совсем не знают.

– Не знают, но я на вас указал. Он просил указать достойного, и я указал на вас… Да что вы не курите? Курите. Вот и я закурю.

Стукин взял папироску и стал ее закуривать.

– Не с того конца, не с того конца… – остановил его управляющий.

– Виноват-с… Это с радости… Такое неожиданное счастие!

– Именно счастие, и я очень рад, что вы умеете ценить его, – подхватил управляющий. – Ну-с, будем говорить прямо… Я экивоков не терплю. Эта дама, которую вы видите на фотографической карточке, принадлежит нашему директору Хрустальникову. Она его дама. Он женат, но вы понимаете, что человек не может быть без привязанностей. Так вот, эту-то даму он и желал бы пристроить, выдать замуж. Он просил меня сыскать ей жениха, и мой выбор пал на вас.

Стукин хотел затянуться папироской, сунул ее в рот не тем концом, ожегся и стал отплевываться.

– Так желаете, Лукьян Семеныч? – спросил управляющий.