– Чем он занят?

– Да чай с бутербродами кушают… Газеты просматривают.

Стукин возвратился к своей конторке и закурил папиросу, поправил книгу, попробовал было еще подсчитать ведомость, но опять сбился и оставил. Через полчаса он опять стоял около дверей кабинета управляющего.

– Доложите, Петр Михайлов… – обратился он снова к артельщику.

– Не смею, Игнатий Кирилыч… Они сердятся.

– Странное дело… Да ежели мне нужно? Вы скажите, что по нужнейшему делу.

Артельщик вошел еще раз для доклада.

– Опять! Ах, боже мой! Ведь я сказал, что потом… Скажи ему, чтобы он шел на свое место и занимался делом, – послышался голос управляющего.

Стукин не вытерпел и вошел в кабинет.

– Да ежели я по очень нужному делу, Иван Алексеевич… – проговорил он.

– Как вы смеете входить без позволения? Идите вон! Я занят! – вскинулся на него управляющий. – Ведь это нахальство!

– Да ведь я только пять минут…

– И одной минуты не желаю с вами теперь разговаривать… После, после…

– Ну, тогда я сейчас поеду к директору Лавру Петровичу Хрустальникову и ему передам свою просьбу. Хоть мне и жалко их утруждать пустяками, но что же делать, коли вы не хотите меня выслушать. Я так ему и скажу.

Слова эти подействовали. Управляющий сдался.

– Черт знает, что у вас за капризы! Сейчас уж и к директору… – с неудовольствием проговорил он. – Что у вас там такое? Чего вы хотите?

– Як вам, Иван Алексеевич, с просьбой-с, – начал Стукин. – Так как вам небезызвестно, что Лавр Петрович меня женят на своей даме, на Матильде Николаевне, то мне нужны деньги-с… Сами знаете, без денег жениться нельзя. Я поизносился… Надо костюмчик какой-нибудь хорошенький сделать, бельишко и прочее… Матильда Николаевна – дама в такой роскоши, франтят в шелковых платьях, так нужно, чтоб и я им был под перо. Лавр Петрович от своего усердия дали мне на фрак из своего кармана, но не могу же я каждый день во фраке… Я у Матильды Николаевны бываю запросто…

– Но при чем же я-то тут? Я-то тут при чем? – перебил его управляющий.

– Вы – при том, чтобы денег мне дать… Не могу же я…

– Откуда мне вам взять денег? Из своего кармана, что ли?

– Зачем из своего кармана? Из кассы… Взять и написать записку в кассу… Вот и все. Ведь я свои прошу, но только вперед, в счет жалованья.

– Сколько вам надо?

– Да я бы, Иван Алексеевич, попросил за год вперед. Годовой оклад.

– Что такое? – переспросил управляющий, растягивая слова и выпрямляясь на стуле.

– Годовой оклад, Иван Алексеевич, а потом по частям в два года и вычитать. Ведь Лавр Петрович обещали мне сто рублей с того дня, когда я женюсь, а теперь я получаю шестьдесят. Стало быть, из ста рублей по тридцати рублей в течение двадцати четырех месяцев.

Управляющий фыркнул.

– Да вы, мой милейший, совсем с ума сошли! – проговорил он. – Разве это можно – годовые оклады брать! Я думал, рублей сто…

– Со ста рублями мне и обернуться нечем.

– Идите на место и занимайтесь вашим делом. Вы бредите. У нас и примеров таких не было, чтобы годовые оклады выдавать. Мы и полугодовых никогда не выдавали.

– Что вы, Иван Алексеевич, помилуйте! Как не было примеров?.. А вашему племяннику Коробкину вы выдали же полугодовой оклад.

– Не может быть.

– Как не может быть? Я вам в книгах покажу… Или что он ваш племянник, так ему можно, а мне нельзя, потому что я с вами в родстве не нахожусь?

– Алексею Коробкину был выдан вперед полугодовой оклад, принимая во внимание его болезненное состояние, для поездки за границу, на леченье.

– Как на леченье? Как за границу? Да они все лето в Парголове по озеру на парусной лодке катались.

Управляющий стал кусать себе губы и отвернулся.

– Трафаретов Семен Васильевич получил годовой оклад жалованья вперед. Это мне тоже известно, – продолжал Стукин.

– Трафаретов… – обернулся к нему управляющий. – Как вы можете сравнивать себя с Трафаретовым! Трафаретов – бухгалтер, а вы простой конторщик… Трафаретов – особа у нас в правлении, без Трафаретова мы ступить не можем… Главное лицо в конторе – и вы…

Стукин улыбнулся.

– Что ж, Иван Алексеевич, и я теперь лицо… – отвечал он.

– Чем это? Уж не тем ли, что женитесь на содержанке Хрустальникова? Человек женится на женщине с двусмысленным поведением и говорит, что он лицо!.. – воскликнул управляющий.

– Как с двусмысленным поведением? Кто это вам сказал? Я спрошу Лавра Петровича…

Управляющий замялся.

– Ну, не с двусмысленным поведением, так все-таки на содержанке…

– И это неправда-с. Вовсе они даже и не содержанка. Они воспитанница Лавра Петровича – вот и все… Он им благодетельствует. С ними грех маленький случился. Лавр Петрович хотят прикрыть этот грех. А двусмысленного поведения у них никакого нет. Впрочем, может быть, я не заметил, так я спрошу у Лавра Петровича, о каком таком двусмысленном поведении Матильды Николаевны вы изволите говорить. Вот, мол, так и так…

– Да что вы придрались к слову! – Управляющий покраснел.

– Нет, уж все лучше спросить у Лавра Петровича… Помилуйте, ведь мне с Матильдой Николаевной век жить, – продолжал Стукин. – Так и спрошу… Иван Алексеевич, мол, упомянул мне о каком-то двусмысленном поведении Матильды Николаевны.

– Послушайте! Ведь это, наконец, подлость! – вспыхнул управляющий и вскочил с места.

– Чем же подлость-то?

– Как чем? Мало ли, что говорят за глаза, а вы хотите передавать.

– Не за глаза, Иван Алексеевич, а в глаза… Вы мне, жениху, в глаза это сказали. Должен же я…

– Ну, довольно, довольно… Вы этого не посмеете сделать, – перебил Стукина управляющий.

– Да отчего же не посметь-то, Иван Алексеевич?

– Оттого, что вы не дурак… Оттого… оттого… Оттого, что вы понимаете, что служащий не должен ссориться с управляющим.

Стукин захихикал.

– Да я, Иван Алексеевич, и не хочу ссориться, да вы-то вот…

– Что я? Что я вам такое сделал?

– Да как же-с… жениху – и вдруг про невесту прямо в глаза такие слова: двусмысленного поведения!

– Полноте, полноте…

– И наконец, помимо того, что Матильда Николаевна – моя невеста, она дама нашего директора и даже вашего начальника.

– Будет вам, говорят вам… Бросьте…

– Я брошу, а только уж и вы меня… Так как же, Иван Алексеевич, насчет годового оклада?

– Да ведь вы несообразно просите. Уж ежели бы полугодовой…

Стукин вздохнул.

– Ну давайте уж хоть полугодовой, – махнул он рукой. – Ведь и годовой-то – всего только семьсот двадцать рублей… Ну, я согласен на полугодовой. Потрудитесь написать господину кассиру записку.

Управляющий нахмурил лоб и брови, сел к столу и написал.

– Смотрите только, насчет моих слов о Матильде Николаевне Лавру Петровичу ни слова… – погрозил он и подал Стукину записку.

– Будьте покойны, Иван Алексеевич. Это я только пошутил. Благодарю вас, Иван Алексеевич…

Стукин поклонился и вышел из кабинета. Управляющий посмотрел ему вслед, покачал головой и проговорил:

– Или он дурак набитый, или самая тонкая бестия… Ох уж эти мне директорские крестники! Беда с ними.

Стукин звонился у дверей квартиры Матильды Николаевны. Как и всегда, за дверями залаяли собачонки. Горничная отворила дверь и смешалась.

– Матильды Николаевны дома нет, – проговорила она.

– Дома нет? Как же, душечка, мне швейцар сейчас сказал, что она дома, – недоумевал Стукин. – Вы, верно, меня не узнали? Я Стукин, жених Матильды Николаевны. Для других, может быть, ее и дома нет, а для меня она дома. Не узнали меня?

– Нет, узнала-с… А только дома нет… Ни для кого дома нет.

– Странно… А как же я вот слышу голос самой Матильды Николаевны?

Из комнаты действительно доносился голос хозяйки.

– Слышите… Вот их голос… – сказал Стукин.

– Это не их голос-с.

– Как не их? Их. Может быть, душечка, у них гость сидит, так Матильда Николаевна ничего… Они и при гостях меня принимают. Я не Лавр Петрович Хрустальников. Им меня стесняться нечего. Подите и доложите, что, мол, «господин Стукин пришли, желают вас видеть».