Не прошло и минуты, как Бесшумные Лапки вернулась. Вместе с ней к ручью пришел исполинский белый волк чуть ли не в три раза больше нее. Но Лапки еще росла, хоть и сокрушалась, что такой большой не станет. Зато будет такой же белой. Вожди мар-даан-лаид всегда белые и с голубыми глазами, даже если появлялись на свет с другим окрасом. Как рассказывал Крепкие Когти, Лапки при рождении была чернее него, а сейчас ее шерсть самая светлая среди учеников Старейшины.

– Дай посмотреть, Отделенная.

От низкого голоса белого волка по телу пробежали мурашки. Помнится, когда я впервые увидела его при свете дня, то сильно оробела. Взрослые мар-даан-лаид огромные, но Старейшина выше всех.

Я вытянула руку с аксолькой. Старейшина долго рассматривал ее, нюхал. Потом вдруг лизнул.

– Это только девочкам можно! – возмутилась Лапки.

Белый волк шикнул на нее и продолжил одному ему известным образом исследовать аксольку. На Лапки шиканье никогда не действовало как надо: волчица, упав на землю, теперь лежала и похрюкивала, прикрыв нос лапой.

– Встань!

И мы обе подскочили.

– Ты можешь сидеть, Отделенная. Это я ей.

Дальше началась волчья речь, которую я не понимала. Кое-что, конечно, различать научилась. Например, свое прозвище, которым меня называли волки. Могла понять простые фразы и сигналы для щенков. Я сама была в стае, как несмышленая двухлетка: со мной общались если не на эльфийском, то вот этими элементарными сигналами. Иногда я пыталась отвечать по-звериному, но больше забавы ради. Волки ухрюкивались от моих усилий говорить на их языке.

Старейшина что-то обсудил с Лапки и разрешил отпустить аксольку в ручей. Хрустальные плавники на миг сверкнули и исчезли. Зверюшка разом сдулась в холодной воде и, булькнув, резво поплыла против течения по своим аксолькиным делам.

– Листочек, – сказала Лапки, провожая несостоявшегося «хррккла» взглядом, – папа звал тебя на охоту.

Называть меня Листочком начала именно она. Из-за следов от корней.

Старейшина закряхтел. Да, звучало смешно: тщедушная эльфийка – и на охоту. На самом деле меня приглашали на учебную вылазку для щенков. Когда Крепкие Когти не ходил на настоящую охоту, он занимался воспитанием волчат, к которым без раздумий отнес и меня, находившуюся на его попечении. Охотничьи способности сто лет проспавшей эльфийки, конечно, не могли быть выдающимися. Как иногда добродушно подшучивал мой воспитатель, я была самым безнадежным щенком за всю историю их племени.

Но «охота» приносила пользу: я окрепла, стала выносливее, научилась быстро передвигаться по дремучему лесу. Хотя, конечно, даже самый неуклюжий и медленный волчонок бегал куда быстрее. После таких прогулок я обычно валилась с ног, и Крепкие Когти иногда разрешал мне ехать домой на нем, чему пушистые карапузы страшно завидовали: им такое не позволялось никогда.

На охоту так на охоту. Лучше, чем ходить на Тварей. Я поежилась – волки как-то раз брали меня уничтожать гнездо гигантских богомолов, чтобы те не расплодились. Как вспомню летящие в разные стороны хитиновые ошметки, так тошно становится.

Но Старейшина, покряхтев, вдруг остановил меня.

– Нет, Отделенная. Мне надо поговорить с тобой. И показать кое-что.

Белый волк отослал Лапки, которая явно не хотела уходить.

Мы покинули лощину и шли, пока не очутились на холме, где часто мышковали щенки и молодые волки. Воздух вокруг Старейшины замерцал – так было всегда, когда он использовал свою силу, – и перед нами оказалось шесть многоножек-Тварей. Склизких, огромных, мерзких… Таких мне один раз показывал Крепкие Когти. И зачем вытаскивать их из-под земли?

– Смотри. Что ты видишь?

Предки, еще и разглядывать? Бе-е… Ладно. Вроде две многоножки… другие? Они крупнее, ножек, кажется, у них больше, с обоих концов – понятия не имею, где голова, – длинные парные наросты с маленькими коготками. Да и в целом выглядят более мерзко… Фу-у! Сила Старейшины перевернула их брюшками кверху, и снизу Твари оказались еще противнее. Ага, вот здесь у них голова. Брюшки у всех одинаковые… А, нет, у этих двух какая-то полоса по центру.

– Это видимые изменения, – сказал волк, выслушав мое описание.

А есть еще и невидимые? Я поискала силу. Точно!

– След стал сильнее. Что с ними происходит?

– Они меняются. Предполагаю, из-за тебя.

– Меня? Я их видела всего-то раз и вот сейчас.

– Как оказалось, им этого достаточно. – Старейшина уничтожил многоножек одному ему известным способом. – В случае с ними, может, и не страшно. Станут, как ты говоришь, противнее, и все. А может, превратятся в более опасных, чем сейчас. Никто не знает.

– Это плохо?

– Некоторым изменениям лучше не начинаться.

– Вы ведь брали меня на богомолов. Это сильно повлияет на лес?

– Не знаю. Если честно, я не знаю, действительно ли ты – причина этих изменений. Но если так, то непонятно, ты влияешь на Тварей непосредственно или каким-то образом через хмарь.

Хмарь… Дымка, похожая на туман и едва заметная при свете солнца, а в сумерках и темноте ее и вовсе не видно. Она покрывала всю землю от гор на западе до Темной реки, восточной границы Чащ. Там, где есть хмарь, есть и Твари.

– Но если через хмарь, получается, богомолы тоже могут измениться? Да кто угодно может!

– Если так, надеюсь, твое влияние не слишком велико.

– А аксолька? Тоже из-за меня стала Тварью?

– Вот этого я совсем не знаю. Да и вообще, может, ты ни при чем, но…

Я помолчала, глядя на то место, где только что извивались многоножки.

– Это значит, мне нужно уходить?

Старейшина вздохнул и встал, направляясь обратно к логову. Я пошла следом.

– Пойми, я тебя не выгоняю. Ты нам нравишься. И если хочешь остаться – оставайся. Но больше ты не должна покидать лощину.

Через несколько дней сидеть за книжками стало невыносимо. От безделья в голову снова полезли вопросы, о которых я почти позабыла из-за вольготной жизни в лесу. Кто я? Где моя семья?

Отправляясь на охоту, Бесшумные Лапки каждый раз крадучись проползала мимо домика. Даже заметала свои следы в снегу – ей было неловко, что все, кроме меня, могут уходить и приходить. Запрет я не нарушала. Вдруг Твари и правда меняются из-за меня? Если они станут сильнее, легко ли будет мар-даан-лаид жить в Чащах? Это двуногие могут вооружиться от макушки до пят и напридумывать всего. А у волков есть только зубы и когти.

И вообще, я ведь собиралась остаться здесь ненадолго: прийти в себя, вспомнить, кто я, и уйти. А прошло уже четыре с половиной месяца. «Ненадолго» слишком затянулось. И вспомнилось очень мало. Иногда, читая книги, я понимала, что уже знаю написанное. И все эти знания были не обо мне…

Некоторые воспоминания вернулись снами или просто как-то вдруг. Но это лишь обрывки, и их слишком мало – собрать целое не получится. Все, что мне известно о себе: я эльф, детство провела в Светлом Лесу. Но это можно сказать о любом моем сородиче. Еще я знаю, как выглядит мой отец. И больше ничего.

В библиотечке никаких дневников так и не нашлось. Зато там, кроме книг, были записи на разные темы. О животных, но больше о растениях и их свойствах. Судя по ним, я все же иллиген-целитель. И не только для людей. По крайней мере, как лечить волков, я представляла. Этим и занималась все время.

Но почему целая тетрадка посвящена легендам и обычаям оборотней? И что это за черноволосый мужчина на рисунках, которых в библиотечке тоже много? Точно не эльф. Друг? Любовник? Муж? Мужчины у меня были. А вот детей не было. Никогда. Чувство тела не врет – это может определить любая эльфийка. А я еще и целитель. Как я им стала? Почему?

Почему я вообще оказалась в Чащах? И где этот Хозяин леса? Вот бы с ним пообщаться. Старейшина говорил, будто он, как оборотень, может быть и человеком, и волком. Но мар-даан-лаид давно не видели загадочного хранителя лесов. Последний раз он приходил к ним почти век назад, через какое-то время после того, как принес меня.