Нет, я все еще любила своего мужа. По крайне мере, так я себе говорила. Ведь я не могла его разлюбить так быстро и легко. Я просто запуталась. Старцев перевернул с ног на голову все привычное и знакомое, и я уже не понимала до конца своих мыслей и чувств. Но несмотря на все свои чувства к Тимуру, я все еще была уверена, что любила мужа.

Я не любила Тимура, к нему я чувствовала много всего, но не любовь. Страсть, похоть, ненависть, презрение, безумство, потребность, нужду. Что угодно, но только не любовь. Я любила Тимура когда-то, но вырвала, выдрала это чувство с корнем. Иначе было никак. Иначе было не выжить. Да и любила ли я его когда-то? Всегда была острая нужда в нем. Он сводил меня с ума, я растворялась в нем, но ведь это не любовь. Любовь — это то, что у меня было в браке с Денисом. Много тепла, взаимоуважения, доверия. Вот эта любовь, а не то ядовитое, отравляющее чувство, которое было у меня к Тимуру.

Последнее время я была сама не своя — растерянная, запутавшаяся, неспособная выкинуть Старцева из головы. Но я знала точно лишь одно — я не хотела терять, отпускать своего мужа. Я не представляла, как это — оставаться без него. Он был моей опорой, скалой, фундаментом, стеной. Без него в моей жизни снесет все опоры. И одновременно я хотела хотя бы на день, на неделю остаться сама по себе. Чтобы все осмыслить, понять, расставить по местам. Выдохнуть. Потому что присутствие Дениса рядом душило, давя на такие болезненные сомнения внутри.

Я допила кофе и пошла обратно в отель.

— Ты где была? — как только зашла в номер, как из ниоткуда появился Денис.

— Гуляла, — пожала я плечами.

Он ничего не ответил, но я впервые увидела, что он смотрит на меня ревностно, раздраженно, почти со злостью. Подошла, прижалась, обвивая руками. Мы стояли так минут пять, и я чувствовала, как Денис с каждой секундой все больше успокаивался, а напряжение покидало его тело.

Он взял меня за подбородок, заставляя посмотреть на себя.

— Ты ведь знаешь, как я тебя люблю? — тихо, с каким-то надрывом прошептал он мне, смотря в глаза.

— Знаю, — также тихо ответила, практически шепотом, на выдохе, и впервые не нашла в себе сил сказать “и я тебя”.

Открытие галереи было запланировано на пять часов вечера, сегодня была суббота. Я начала собираться сильно заранее, потому что хоть чем-то себя занять.

На мне изумрудное, шелковое платье. Я обожала именно такую ткань, она всегда мягко и нежно струилась по коже. Сегодняшнее платье было с V-образным, глубоким вырезом на спине. В пол, но с разрезом до середины бедра. Платье было потрясающего, глубокого оттенка и очень красиво сочеталось с моими светлыми волосами и моими зелеными глазами.

— Прекрасна. Как и всегда, — довольно произнес Денис, увидев мой образ.

Я улыбнулась, оглядывая его. На нем был черный, классический костюм, который сидел как влитой. Он не надел галстук и расстегнул верхние пуговицы, как и пиджак, отчего его образ выглядел не таким строгим.

В галерею мы пришли практически самые первые. Я с интересом оглядывала обстановку. Это было огромное помещение без деления на отдельные залы, как это было у нас в Питере. Здесь же перегородками служили стены, тут и там расставленные ассиметрично и явно в какой-то дизайнерской задумке. По квадратуре, кажется, в два раза больше, чем галерея в Питере.

— Нравится? — с гордостью за свое детище поинтересовался муж.

Я кивнула. Здесь была светло: стены, потолок, пол — все было в светлых тонах. Панорамные окна. Очень современно. Хотя я всегда была равнодушна к пространству как таковому. Это Денис горел самой идеей галереей — любил продумывать планировку и разные нюансы. Я же горела картинами. Поэтому с большим интересом я начала бродить, разглядывая, что здесь выставлено. Денис ушел с кем-то разговаривать, и я в одиночестве исследовала картины. Людей все еще было мало, а официальная программа открытия не началась, поэтому я могла в относительной тишине побродить по галерее, которая получилась даже более современной, чем питерская. Я почувствовала гордость за мужа, причастному ко всему этому.

Через час началась официальная программа. Пришел ведущий, заиграла живая музыка — в углу музыканты играли на инструментах. Ведущий рассказывал про историю галереи, про то, каких авторов здесь можно увидеть. А посмотреть, действительно, было на что. Я слушала все это краем уха, напряженно выглядывая знакомую фигуру в толпе и не находя.

— А где твой партнер? — стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, спросила я.

— Скоро будет.

И он действительно скоро появился. Я почувствовала его появление быстрее, чем увидела. Будто тонкая нить связывала нас на расстоянии, и чем ближе он ко мне находился, тем сильнее эта связь дребезжала, напрягалась, сигнализируя о приближении опасности.

Он был не один. Со своей потрясающе красивой женой, которая светила яркой, ослепительной улыбкой.

Элиона. Ее темные волосы мягко лежали на плечах и блестели. Она была в красном, обтягивающем, как перчатка платье, показывая, что ее фигура не имеет изъянов. На губах яркая алая помада, на глазах стрелки, которые подчеркивают ее карие глаза.

Тимур тоже был в черном костюме, как и мой муж. Невольно я начала их сравнивать. У Старцева были не такие широкие плечи, как у моего Дениса. Он выглядел более поджарым, был немного выше. Но энергетика Тимура всегда подавляла, делала его более весомым, заметным, важным, даже несмотря на то, что мой муж или когда-то Майк выглядели физически крупнее.

— Добрый вечер! — прозвучал мелодичный голос жены Тимура, а она, не переставая, улыбалась.

Я мысленно скривилась. Денис пожал руку Тиму, поцеловал руку Элионы. Я старалась смотреть между ними, чтобы не сосредотачивать взгляд ни на Тимуре, ни на его жене.

— Я отойду, — тихо шепнула на ухо мужу, наконец, не выдержав нового общества.

Быстрым шагом, насколько позволяли мои высокие шпильки, направилась в дамскую комнату. Зашла и встала перед зеркалом, тяжело опершись на раковину. Смотрела на свои горящие щеки, лихорадочно блестящие глаза и задавалась одним вопросом — это когда-нибудь пройдет? От этого есть лечение или спасение?

Я напряженно стояла, разглядывая себя. Стояла уже слишком долго. И не могла признать даже сама себе, что чего-то ждала. Точнее кого-то. Но он так и не пришел, и я, наконец, вздохнув и выпрямив плечи, направилась обратно.

Когда входила в зал, кто-то резко дернул меня, и я оказалась в крепких и горячих объятиях. Я глубоко втянула запах, такой желанный, такой ненавистный, и почувствовала, как сердце остановилось. На пять, десять, двадцать секунд — не знаю. Я внутренне задыхалась так, будто у меня начался приступ астмы. Вскинула голову, встречаясь с темным, горячим взглядом. Сглотнула.

— Скучала? — кривая усмешка на губах и тихий хриплый голос, который вызывает мурашки.

— А ты? — не желая признаваться, ответила вопросом на вопрос.

Он усмехнулся, крепче прижав мне к себе, так, чтобы я ощутила, насколько он твердый и каменный там, внизу. Резко выдохнула.

Так просто. У него все так просто.

Мы танцевали. Или пытались танцевать. Я не чувствовала своего тела, не могла ясно мыслить. Ощущала себя пьяной и с каждым вдохом в меня входил мой личный сорт наркотика — его запах.

— Ненавижу тебя, — вдруг тихо и спокойно сказала я, не переставая смотреть в его глаза.

Я не отводила взгляд ни на секунду, как и он. Наслаждалась его близостью. Соскучилась. Истосковалась. Уже и не мечтала, что опять почувствую его так непозволительно близко.

— Это слишком сильное чувство для тебя… и для меня, — хрипло сказал он.

Что он имел в виду? Что хотел сказать?

— Я не скучала, — упрямо заявила.

Мне хотелось его уколоть, надавить, сказать что-то, что заденет. Так глупо, по-детски, неумело. Но мне было так больно — когда он опять появился спустя два с половиной года и когда опять исчез месяц назад.

— Неправда, — он склонился чуть ближе, его дыхание коснулась моих губ, я вздрогнула.