На пламя курс На мощь державную, на пламя курс, К вершинам бытия бросок, По темпам роста сталинский Союз Опередить никто не мог. А в сорок пятом сталинская рать Дух славы обрела вовек. При слове «Сталин» шляпу должен снять Любой разумный человек. В океане любви Семейное счастье – не подарок судьбы, а дело рук супругов, их ума, доброты, человечности и любви Встретив в мае изящную фрау, Не запели в душе соловьи, Но в большом океане любви Мы явили любовную пару. Полный штиль на тридцатой версте, На трёхсотой – под шёлковым стрессом. И клонилось, как солнце за лесом, Наше счастье к закатной черте. Ветерок, а затем ураган, И сплошная в душе непогода. Завели нас в гнилое болото, И шумел ледяной океан. Мысль, как сердце надёжного друга, Зашептала, касаясь груди: Либо встань и навеки уйди, Либо снова влюбитесь друг в друга. В Первой армии Я ценил и ценить буду дружбу Как священный союз и как дар, Ведь свою офицерскую службу В Первой армии я начинал. Вглубь земли, ближе к адовой пене, Я спускался, и было мне там Неуютно, но рядом Евгений И седой, словно лунь, капитан. Этот бункер, как трёп маргинала, Мне на сердце и разум давил — В царстве тьмы его суть обитала И не знала небесных светил. А потом были вёрсты и вёрсты, Страшной силы, как смерть, жернова, Но зато запах сена и звёзды, Блеск луны и трава-мурава. Ни болезней не знал, ни простуды, Лишь порой леденело нутро, Но моим командиром был Рудый [21]В Первой армии войск ПВО. На море Живописные картины, Катера и шхуны, Длинноногие фемины, Пляжные костюмы. Будоражили дух также Бары и отели, Фешенебельные пляжи, Пряные коктейли. Дивы в модных мини-юбках, Море золотое, В разговорах и поступках Шум и зов прибоя. Мельпомена Заметно оживилась сцена, Когда Трагедия и Страсть, А вслед за ними Мельпомена На сцену с маской поднялась. С лица сошли, наверно, краски И страх все члены обуял, Когда оскал ужасной маски Нежданно душу показал. В ней отражались боль и муки Всех тех, кто пережил беду. И протянул я в скорби руки К несчастным в огненном аду. Оскал беззубо улыбался Улыбкой едкой тех людей, Кто в глубине души смеялся Над безрассудностью моей. Когда трагическую сцену Заполнила собой Печаль, Услышал я, как Мельпомену Звала заоблачная даль. Она растаяла в тумане Античных гор, но сквозь года С ужасной маской муза драмы В театр приходит иногда. Суматошность дня
Шагая с мудрого Востока Под пенье аонид на Вест, Я повстречал в гостях у Рока Поэта с дюжиной невест. В прихожей сказочные вещи, Портрет мыслителя Соко [22], В гостиной взоры томных женщин, Декор эпохи рококо. В стихах поэта прозаичность, В суждениях который час. Тевтонская философичность И галльские виньетки фраз. Играя в вист, шутили пошло. Я ж, не растрачивая пыл, То пребывал в Прекрасном прошлом, То Светлым будущим пожил. И в этот стих вложил изыски, Фигню и суматошность дня Лишь потому, что по-английски Ушла Эрато от меня. В избушке Был ужин в низенькой избушке, Где слушал я рассказ Из уст заботливой старушки В довольно поздний час. Она была нетороплива, Лучилась доброта, Ей дали имя Серафима, Конечно, неспроста. «Не ожидай от жизни много, Не избежать судьбы, Любовь, страданья – всё от Бога, И мы его рабы. Господь наш видит всё и знает, Над всеми Властелин. И вскоре, видимо, предстанет Не надо быть, друзья, глухими. И я, едва дыша, Держал глаза свои сухими, Но плакала душа. Неспешна речь, а очи – кротки, Как тени от судьбы, Не выдержав рассказа тётки, Я вышел из избы. Был ужин в низенькой избушке, Где слушал я рассказ Из уст моей родной старушки, Увы, последний раз. вернутьсяРудый Анатолий Устинович – один из тех, кто, как в фильме «Офицеры»: «Настоящий мужик был». вернутьсяШорина (Шушина) Серафима Васильевна предстала перед Ним в 2008 году. |
