Итак, 17 июня десятки тысяч людей заняли главные проспекты и площади города. За шесть недель до этих событий, во время празднования Первомая, полмиллиона якобы преданных партии рабочих прошли парадом по Маркс-Энгельс-плац, своего рода Красной площади Восточного Берлина, восторженно приветствуя руководителей правительства ГДР и советского генерала Василия Чуйкова. Теперь собравшиеся выдвигали откровенно политические требования, призывая к свободным общегерманским выборам и освобождению уже задержанных протестующих. Они атаковали символы коммунистической власти, включая портреты и статуи лидеров СЕПГ и СССР. Собравшаяся возле Дома министерств (резиденции правительства) 25-тысячная толпа угрожала захватом главной штаб-квартиры режима, что потребовало вмешательства советских войск с танками и другой бронетехникой. Они взяли здание под охрану. Было объявлено военное положение и сооружено заграждение, отделяющее Восточный Берлин от западных секторов города. Несмотря на все эти меры, в некоторых районах города произошли столкновения между демонстрантами и подразделениями Красной армии и полиции ГДР.
Информация об этих ожесточенных стычках дошла до Запада. Знаменитая фотография, на которой молодые люди швыряют камни в советские танки, облетела весь мир. Заместитель председателя правительства ГДР Отто Нушке, возглавлявший Христианско-демократический союз — марионеточную партию, которую вынудили присоединиться к коммунистическому правительству, — был захвачен разъяренной толпой демонстрантов, его вытащили из лимузина, а затем приволокли в американский сектор, где он был задержан для допроса. Недалеко от границы между советским и западными секторами города толпа сломала предупреждающие знаки, сорвала красный флаг с будки пограничного контроля, а затем сожгла вместе с будкой под одобрительные возгласы зрителей. Тысячи людей, запрудивших улицы, громко ругались с полицией и военными, а в это время советские солдаты «на грузовиках разъезжали по Унтер-ден-Линден, выписывая зигзаги перед массивным новым советским посольством» и пытаясь не подпустить участников беспорядков к зданию. То и дело из грузовиков выпрыгивали солдаты и начинали «стрелять в воздух из автоматов». Еще одна фаланга солдат двинулась на толпу строем с примкнутыми штыками. В нескольких кварталах от них демонстранты взобрались на Бранденбургские ворота и сорвали Красное Знамя, которое развевалось над монументом в память о взятии города советскими войсками в 1945 году. На его месте двое молодых людей водрузили черно-красно-золотой республиканский флаг Германии[453].
Столкнувшись с враждебно настроенными протестующими, советские войска открыли пулеметный огонь по толпе невооруженных людей. По приказу советского коменданта Восточного Берлина расстрельной командой красноармейцев был казнен житель Западного Берлина по имени Вилли Геттлинг — безработный художник, который утром 17 июня вышел из дома за пособием. Он ехал на метро из Западного Берлина и проезжал прямо под демонстрантами, когда его задержали. По словам его жены, он не был связан ни с какой политической партией. Она понятия не имела, каким образом он мог быть замешан в беспорядках. Но Советы расстреляли его без суда, обвинив несчастного в том, что он выполнял «указания иностранной разведки» и являлся «одним из активных организаторов провокаций и беспорядков в советском секторе Берлина»[454]. Прежде чем можно было подать апелляцию или прояснить истинные обстоятельства его пребывания в Восточном Берлине, он был мертв. Геттлинг — лишь один в длинном списке человеческих жертв. Еще пятерых казнили без суда и следствия, а на улицах было убито как минимум 120 демонстрантов, а 200 получили серьезные ранения. Советские войска вообще не понесли потерь убитыми или тяжелоранеными, а из числа сотрудников восточногерманских государственных органов, главным образом органов госбезопасности, было убито всего семнадцать человек, а 166 ранено. В следующие несколько дней специальные отряды, сформированные из полицейских и коммунистов в Восточном Берлине и других городах, врывались в квартиры рабочих в поисках зачинщиков забастовок и беспорядков, было арестовано более трех тысяч человек[455].
РИАС сообщало о демонстрациях, вдохновляя дальнейшие протесты вдали от столицы. Для кризиса была характерна скорость распространения демонстраций по всей ГДР. По нынешним оценкам, в протестах приняли участие свыше полумиллиона человек, демонстрации прошли в 560 городах, в том числе почти во всех промышленных центрах страны. Рабочие захватывали местные радиостанции, почтовые отделения и ратуши. Они избивали членов партии. В Магдебурге из-за забастовки закрылся завод тяжелого машиностроения имени Эрнста Тельмана. По поступавшим оттуда сообщениям, 13 тысяч рабочих завода оказали сопротивление восточногерманской полиции и попытались штурмом взять тюрьму на Хальберштедтер-штрассе в надежде освободить политических заключенных. Другие забастовки привели к остановке судостроительных заводов в балтийских портах Ростоке и Варнемюнде, шелковой фабрики в Ратенове, знаменитого завода цейсовской оптики в Йене, а также завода в Лейпциге, на котором производились автобусы и грузовики для Красной армии. Производство встало на сталелитейных заводах в Фюрстенберге-на-Одере, Кальбе, Бранденбурге и Хеннигсдорфе. Поступали сообщения, что в Ратенове возмущенная толпа устроила самосуд над местным начальником госбезопасности, а в Магдебурге было убито несколько полицейских. Стачки и беспорядки отмечались также в Хемнице, Галле, Дрездене и Эрфурте. Казалось, что весь промышленный сектор Восточной Германии охвачен забастовкой, но, помимо этого, своими как символическими, так и вполне реальными действиями рабочие ясно заявляли о желании перемен в политическом устройстве страны.
Несмотря на это, западные лидеры понимали необходимость соблюдения осторожности. Они рекомендовали бургомистру Западного Берлина не допускать проведения массовых митингов без согласования с военным командованием союзников и распорядились, чтобы демонстрации солидарности проходили вдали от границы с Восточным Берлином. Кроме того, они избегали публичных заявлений, не желая поддерживать протесты, неизбежно ведущие к новым кровопролитиям. Союзные войска не собирались вторгаться в Восточный Берлин для восстановления порядка или изгнания оттуда Красной армии. Запад выражал сочувствие, но был не в силах вмешаться. Об этом недвусмысленно заявил Эрнст Ройтер, бургомистр Западного Берлина: «Ужас нашей ситуации заключается в том, что мы в Западном Берлине хотим помочь, но не можем. Представьте, что произойдет, если моя западногерманская полиция войдет в Восточный Берлин. Западные союзники тоже ничего не могут сделать»[456]. Но подобная сдержанность нередко приводила в отчаяние обычных граждан, желавших помочь своим немецким братьям в советском секторе. Толпы взяли штурмом два отдельных штаба СЕПГ, находившихся в американском секторе. Партийным работникам пришлось «спасаться бегством через черный ход», пока толпа выбрасывала на улицу «мебель, пропагандистские издания и портреты Сталина и восточногерманских коммунистических вождей», после чего все это сжигалось[457]. В течение недели жители Восточного Берлина, спасаясь от насилия, пытались перейти в западные секторы. В их числе было больше сотни сотрудников народной полиции, бежавших вместе со своими семьями.
Столкнувшись с беспрецедентными волнениями, коммунистические власти быстро нашли, на кого свалить ответственность, по крайней мере публично. Председатель правительства Гротеволь указал на «фашистские и прочие реакционные элементы в Западном Берлине» и даже на бывших активных нацистов[458]. Восточногерманское радио утверждало, что американские офицеры в военной в форме «руководили демонстрантами из оснащенных радиопередатчиками автомобилей в Западном Берлине»[459]. Советские газеты обвинили Эйзенхауэра в «бесцеремонном вмешательстве»[460], а также заявили, что берлинскими погромщиками из своего штаба в самом городе руководил директор ЦРУ Аллен Даллес, — это обвинение он публично высмеял. Правда ссылалась на «иностранных наймитов», что звучало весьма туманно[461]. ТАСС возложило вину за разжигание беспорядков на американского, британского и французского комендантов города. К 20 июня волнения по большей части утихли, чему, несомненно, способствовало вмешательство 25-тысячного контингента советских войск с тяжелым вооружением. Коммунистические деятели вновь почувствовали себя уверенно — настолько, что 26 июня организовали свой «парад верности». Шествие послушных властям рабочих прошло по тем же улицам Восточного Берлина, где еще несколько дней назад протестовали десятки тысяч человек[462].
