На следующий день открытый гроб — в центре, а рядом с ним стоят навытяжку те же восемь человек. В левой части изображения первым у изголовья показан Маленков, за ним в направлении зрителя следует Берия, а потом Хрущев. То, что теперь Хрущев оказался рядом с ними, могло отражать его меняющееся положение в иерархии. 9 марта, в день похорон, гроб по-прежнему находится в центре фотографии, но теперь дальше на заднем плане. Он показан сбоку, а у торцов стоят солдаты в военной форме. Сталина можно видеть над россыпью цветов, его тело лежит на пьедестале выше голов тех же восьми человек, которые стоят двумя рядами с противоположных сторон. Маленков и Берия по-прежнему ближе всех к изголовью Сталина. Торжественные лица скорбящих, кажется, измеряют друг друга взглядом, тогда как тело Сталина с узнаваемым профилем преобладает над всеми. В образе почившего Сталина, в расположении его тела выше присутствовавших наследников было что-то, что подчеркивало их подчиненное положение. Их претензии на правопреемство могли быть обеспечены лишь в тени человека, которого они провожали в последний путь.
Какое-то время все знаки указывали на Маленкова как на будущего лидера. Занимаемая им позиция у гроба Сталина явно говорила о его превосходстве. И только Маленков был удостоен отдельного изображения на других страницах Правды. 8 марта на второй полосе была размещена фотография с XIX съезда партии в октябре прошлого года, где он выступает с основным докладом. Видно, как сидящий за ним на возвышении Сталин внимательно слушает, а его седина контрастирует с темными волосами и моложавостью Маленкова. Все выглядит так, будто Сталин лично благословляет его как своего избранного ученика. А 10 марта в репортаже с похорон Правда на главной странице поместила изображение Маленкова, стоящего на трибуне Мавзолея среди кремлевских руководителей и зарубежных коммунистов. При этом только он был показан говорящим в микрофоны (которых там было целых пять), а под ним на фасаде Мавзолея, сразу под именем Ленина, большими буквами было выбито имя СТАЛИН. Речь Маленкова приводилась под фотографией и занимала почти половину полосы (речи Берии и Молотова шли уже на второй странице).
Чтобы еще больше подчеркнуть первенство Маленкова, его фотографию повторили и на третьей странице, на этот раз ни много ни мало вместе с Мао и Сталиным. Эти двое изображены на некотором отдалении, а на переднем плане стоит Маленков с правой рукой поверх борта пиджака в той самой наполеоновской позе, которую любил Сталин. Фотография, конечно, подправлена. Оригинальный снимок, сделанный 15 февраля 1950 года, впервые появился на первой полосе Правды в ознаменование подписания советско-китайского Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи. На фотографии изображены восемнадцать человек. Все стоят, за исключением Андрея Вышинского, который сидит и готовится поставить подпись под документом в качестве министра иностранных дел. Молотов, Сталин и Мао стоят позади него лицом к фотографу, а Маленков показан в профиль крайним справа. Его взгляд обращен в сторону Сталина. На фото читатель видит, что слева от Молотова стоят Громыко, Булганин, Микоян, Хрущев, Ворошилов и китайский премьер-министр Чжоу Эньлай, а на другой стороне комнаты за Маленковым стоят Берия с Кагановичем, а также группа советских и китайских помощников. Три года спустя после ретуши на снимке остались только Сталин, Мао и Маленков. Но Маленков явно перестарался. Фотомонтаж был слишком топорным. В отличие от сталинских манипуляций, когда с фотографий пропадали убитые им прославленные деятели революционного движения, Маленков стирал своих живых «соратников», по-прежнему входивших в руководство страны. Он как бы отправлял их в оруэлловскую «дыру в памяти», а ведь они пока еще обладали властью и авторитетом в партии и в правительстве. Этой неуклюжей и очевидной уловкой Маленков обнаружил неуверенность в себе[197].
Как показывают фотографии в Правде, новое руководство было занято реорганизацией правительства с намерением установить коллективное правление вместо сталинской диктатуры. Поздно вечером в пятницу 6 марта по радио было передано заявление, призванное показать всем, что правительство будет действовать с должной бдительностью и что старая гвардия, давние «соратники» Сталина, остается на своих местах. Но последующие сообщения из Кремля выдавали явную тревогу новых руководителей. Любой неожиданный переходный период чреват хаосом, даже в условиях конституционной демократии с четко прописанным механизмом передачи власти, а в диктатуре, подобной СССР, где один человек определял жизнь целой страны на протяжении четверти века, его наследники опасались эффекта вакуума в центре политической власти. Подстегиваемые чувством неуверенности, они призывали не допустить «любого рода беспорядков и паники», как если бы опасались, что хрупкая конструкция принудительного единства разрушится и ситуация выйдет из-под контроля[198]. Если все, что скрепляло страну вместе, был сталинский террор, то как его наследники могли удержаться у власти, выпустив из рук дубину?
Для населения не имело никакого значения, будет ли руководящий орган называться Политбюро или Президиум и будут ли в нем заседать двадцать пять членов или всего девять. Назначение Георгия Маленкова председателем Совета министров поначалу лишь подтвердило распространенное мнение, что его в качестве преемника выбрал сам Сталин. Маленков был закоренелым бюрократом, он никогда не руководил местной партийной или правительственной организацией, не говоря о региональном или республиканском аппарате. Он был слугой Сталина, неутомимым производителем официальных документов и отчетов. Несколько раз он оказывался на грани забвения, например в 1946 году, когда на него возложили ответственность за неудачи в авиационной промышленности и это привело к временному понижению в должности и потере благосклонности Сталина, а могло стать концом карьеры, если не жизни. Маленков к тому же был склонен к полноте, что для некоторых означало его неспособность воплощать образ вождя[199].
Но самым значимым изменением в ходе реорганизации правительства и определении дальнейшего направления его работы стало объявление о слиянии Министерства государственной безопасности и Министерства внутренних дел в одно министерство, которое должен был возглавить Лаврентий Берия. При Сталине этот человек долгое время руководил службой государственной безопасности. Теперь же Берия прибирал к рукам самые мощные силовые рычаги внутри страны. Он был самой зловещей фигурой в сталинском окружении; годы работы в качестве начальника управления государственной безопасности и жестокость по отношению к заключенным принесли ему недобрую славу, и его назначение вызывало особую тревогу. Но, кроме того, Берия сыграл важную роль, возглавляя советский атомный проект, а его интеллект и административные способности превращали его в крупную фигуру в составе нового правительства.
Другие назначения не казались такими важными. Из опалы вернулся Вячеслав Молотов, восстановленный на посту министра иностранных дел, а Андрей Вышинский, печально известный прокурор на показательных процессах, который заменял Молотова в МИДе, был понижен до должности первого заместителя министра иностранных дел и постоянного представителя СССР при ООН. Николай Булганин стал министром обороны. Со своей аккуратной подстриженной эспаньолкой Булганин выглядел очень импозантно, нередко его видели в маршальской форме, увешанной орденами и медалями. На самом деле Булганин никогда не командовал войсками. Своим военным званием он был обязан Сталину, который еще в 1930-е годы выбрал его для руководящей работы в исполкоме Моссовета, а затем использовал для наблюдения и контроля за армейскими военачальниками во время войны. Лазарь Каганович и Анастас Микоян вошли в состав Президиума в числе четырех заместителей председателя. Микоян был старым большевиком армянского происхождения, которого ценили за достижения в области внешней торговли. Климент Ворошилов одно время был близок к Сталину, особенно во время Гражданской войны, когда они вместе командовали частями Красной армии. Позднее он сыграл важную роль в чистке в вооруженных силах в 1936 и 1937 годах, что еще больше укрепило его отношения со Сталиным. Но во время Зимней войны с Финляндией в 1939 году, когда Красная армия потерпела ряд крупных неудач, а некомпетентность Ворошилова как военного стратега стала очевидной, он потерял всякую реальную власть. Его сняли с поста наркома обороны. Правда, он сохранил формальную должность в руководстве страны, а после смерти Сталина стал председателем Президиума Верховного Совета — официальным главой государства. Михаил Первухин и Максим Сабуров были едва известны широким слоям населения, и их назначение на должности в экономическом аппарате никак не влияло на процесс дележа власти. Были планы отодвинуть Хрущева; его освободили от обязанностей первого секретаря Московского комитета партии и назначили на должность с неопределенным кругом обязанностей в Центральном комитете. Казалось, его звезда померкла. Старые ветераны из числа «соратников» Сталина вновь обретали своей почетное место.
