— Да кто ж её с такой рожей замуж возьмет? — шмыгнула носом Танька.

— Там, на поселениях, мужиков много, а вот баб — мало. Так что найдется и на неё мужик. А если наш не позарится, то и местных аборигенов там хватает. И они от родимого пятна шарахаться не будут. А она, зато семью иметь будет.

— Дал бы бог…

— Когда она придёт в себя, ты ей эти мои слова и передай. Задание тебе такое. Поговори с ней, приободри. Раз из-за тебя ей всё это. Иначе душа твоя в рай никогда не попадёт, если Матрёна сгинет. — продолжил запугивать Таньку я.

— Ой! — пискнула Танька.

— А ты как думала? За свои поступки всегда отвечать надо, — сказал я. — А за некоторые — в десятикратном размере.

Татьяна нахохлилась.

Помолчали.

Наконец, она собралась с духом и спросила:

— А мне что будет?

— Да ничего, наверное, — пожал плечами я, — вроде как селяне не сопоставили твои гадания и смерть Катьки.

— Думаешь, не догадаются?

— Пока же не догадались. А дальше всё от твоего поведения зависеть будет.

— Ко мне сегодня Верка должна прийти, — несмело сказала Татьяна и испуганно покосилась на меня, отслеживая мою реакцию.

— Ну наболтаешь ей чего-нибудь, — хмыкнул я равнодушно, — про казённый дом и свидание с бубновым валетом в скором будущем. Не мне тебя учить.

— Да не в этом дело, — покачала головой Танька и нахмурилась, — дело в том, что Верка сейчас с тем человеком сошлась. Ну который мне листочек давал. Его Лазарь зовут.

У меня аж когнитивный диссонанс случился от таких новостей.

— Я боюсь, что он проследит за моим гаданием, — между тем продолжила изливаться Танька.

— А ты постарайся её убедить перенести на другой день. Скажись там больной. Или что ретроградный Меркурий начался. Да ты сама лучше знаешь.

— Но она же потом всё равно придет! Не сегодня, так завтра. Ретроградный Меркурий не может все время быть. А я Лазаря этого теперь боюсь.

— И правильно делаешь. Он от тебя уже не отстанет. Никогда.

— Что мне делать? — скривилась Танька. Губы ее дрожали.

— Сейчас что делать, я тебе уже сказал: отшить Верку и поддержать Матрёну.

— А потом?

— А потом уезжать тебе из Краснобунтарского надобно, Татьяна.

— Но куда я подамся? Тут у меня хоть какой-никакой, но дом есть, а в другом селе что я делать буду? Да и не очень привечают в других сёлах переселенцев. Особенно, если это одинокая бездетная баба.

— А сколько тебе лет?

— Старая я уже, — тяжко вздохнула Танька, — почитай тридцать годков недавно стукнуло.

— Ну так какие твои годы, — удивился я, — ещё и замуж выйдешь, и деток нарожаешь.

— Да кто меня в таком возрасте возьмёт? — искренне удивилась Танька, — мужики нынче переборчивые пошли. Тут и шестнадцатилеток не очень-то и берут. А куда уж мне, старой.

— Да уж, — задумался я и нашел решение, — а знаешь, тебе нужно уехать в город.

— Да ты что! — перепугалась Танька, — я-то и в городе никогда в жизни не была. Один раз ещё покойный тятя брал меня на ярмарку в город, но я плохо запомнила. Помню лишь, что людно, шумно.

— А у тебя вариантов других теперь уже нету, — покачал головой я, — здесь тебе Лазарь спокойной жизни не даст. Сама понимаешь.

— Понимаю, — опустила голову Танька.

— Так что езжай-таки в город. Ты грамотная, читать-писать умеешь. Иди на курсы стенографисток, они сейчас очень нужны. Потом утроишься в какую-нибудь контору, трест или профком, и будешь протоколы совещаний писать. Сейчас заседать очень любят. И протоколы пишут, аж пыль столбом.

— А жить?

— Дом не продавай, сдай каким-нибудь молодоженам пока, года на два. Вдруг не получится у тебя что-то, так будет хоть куда вернуться. А в городе комнату или угол у какой-нибудь старушки на первое время снимешь. А дальше уже от тебя все зависит. Получишь зарплату, нарядишься по-городскому, чулки там, фильдеперсовые, кудри закрутишь. Поймаешь себе жениха, выйдешь замуж, да что я тебя учу…

— Спасибо! — искренне поблагодарила Танька, глаза её сверкали решительностью и энтузиазмом, — я всё сделаю!

Еле-еле я отвязался от неё.

Вышел на улицу и в задумчивости прошелся. Очнулся от мыслей уже почти у дома Дарьи. Купил у неё в дорогу пирогов с капустой и грибами, такие долго не испортятся, творогу, и кусок жаренной свинины. Так что к переезду я вполне готов.

У высокого глухого забора какого-то селянина, я кликнул Еноха.

Тот появился и сразу же огорошил меня новостью:

— Я могу перемещаться от деревяшки на расстояние в три версты!

Это была хорошая новость. И давала большой простор для деятельности.

— Попробуй проникнуть в дом некоей Верки. У неё живёт Лазарь. На глаза ему не попадайся. Но проследить, что он делает — надо бы. И глянь, есть ли у него ещё такая же книга. Это важно.

Енох кивнул, замерцал и исчез.

А я поспешил на агитбригаду. Нужно было помогать укладывать вещи, или ещё что-нибудь.

Как я и предполагал, там царила суета и оживление. Жорж упаковывал какую-то рухлядь в коробки и перевязывал их верёвками. Ему в этом помогали Гришка и Зёзик. Гудков, Нюра и Клара склонились над каким-то транспарантом и о чём-то горячо спорили. Люся вышла из домика и вылила в кусты грязную воду из ведра. Лишь один Зубатов слонялся по двору и не мог найти себе места.

И тут он увидел меня.

И воспарял.

— Капустин, — едко крикнул он, — где это ты прохлаждаешься, пока товарищи в поте лица работают?

Я промолчал и хотел проскользнуть мимо него, в дом, но Зубатов меня перехватил.

— Постой-ка, братец, не так быстро! — осклабился он, — что это у тебя в торбе?

— Не твоё дело, — буркнул я.

— Не, ну ты гля! — громко, на весь двор, возмутился Зубатов, — тебя в трудовой школе не воспитывают разве, раз мамка с папкой не удосужились?

— Не трожь моих родителей, урод! — добавил ярости в голос я. — Щя ноги переломаю!

— Ты что сказал⁈ — возмутился Зубатов, правда не очень уверенно. Он прекрасно помнил, как я отметелил Лазаря и связываться со мной теперь опасался. Он был трусоват, обычно задирался, если понимал, что ему за это ничего не будет. Но сейчас он меня по привычке задел, но не ожидал, что я сагрюсь моментально. А сдать назад не позволяла гордость.

Ситуация была патовая.

Зубатов оглянулся на остальных. Но все сделали вид, что очень, ну прямо очень-очень, заняты своими делами. Даже Гудков. Более того, он что-то сказал, кивнул девчатам и пошел в дом.

Жорж завязал верёвку и торопливо пошел к лошадям. Гришка и Зёзик срочно принялись что-то паковать дальше. Девушки моментально отвернулись и стали внимательно рассматривать, как Жорж возится с лошадьми.

Зубатов понял, что поддержки не будет и спасовал:

— Ладно, иди, — буркнул он, — работы много, точить лясы некогда. Но впредь будешь наказан.

Я развивать тему дальше не стал и ушел в дом.

Позиционная победа! Сто очков.

Но долго поупиваться победой мне не дал Енох. Он появился и взволнованно замерцал:

— У Лазаря есть ещё одна книжка!

— На латыни?

— Да! Причем она потолще, чем первая. Он из неё на листочек опять что-то переписал и ушел из дома. Причем торопился очень.

— А где он её прячет?

— Ты не поверишь, в доме, в красном углу, в Валькином сундуке.

Я завис. То, что Лазарь ушел — это хорошо. Можно было бы книгу изъять. Но вот то, что она лежит в сундуке — плохо. Ни одна уважающая себя хозяйка никогда никого не пустит в святая святых — сундук. Даже своего мужа.

И вот как я экспроприирую книгу?

А то, что её нужно изъять — не вызывало сомнений. Иначе будет то, что случилось с Катериной, или, что ещё хуже — с Матрёной.

Натравить на него агитбригадовцев не выйдет, он с ними в приятельских отношениях. Гудков скорее ему поверит, чем мне. Тем более — Зубатов.

Что же делать⁈

Очевидно, я произнёс эти слова вслух, так как Енох совершенно спокойно ответил.

— Доверься мне. Идём.

— Куда?

— К Вальке, — заговорщицки заявил Енох, — я её выманю из дома, а ты украдёшь книгу. Ключ от сундука она держит за иконой. В красном углу которая.