Не успел я выдохнуть, как дверь раскрылась и комнату вошла Клара.

— А с кем это ты тут болтаешь? — усмехнулась она, и я вздохнул. Только сейчас я понял, что стоял перед призраком Анфисы, затаив дыхание. Так же и задохнуться можно.

— С Барсиком, — прокашлявшись, ответил я, — представляешь, принёс ему молока, а он под ноги бросился, и я кувшин уронил.

— Да уж, — Клара обвела глазами лужу молока на полу, из которой, злобно ворча, лакал Барсик. — Теперь мыть пол придётся.

— Да ну его! — отмахнулся я, — так высохнет.

— Не выдумывай! — строго сказала Клара, — сейчас молоко в доски впитается, потом завоняется. И ты всей этой гадостью ещё пять дней дышать будешь!

— Три, — поправил её я.

— Пять! — упрямо повторила они и добавила, — а, может, и все семь. Гудков сказал, что на Камыш отсюда поедем, и на Молочное. Будем там представления в учечённом варианте давать. Два-три номера, маленькая агитпостановка и короткая лекция Зубатова.

— А почему так-то? — удивился я, — первоначально план же был другой.

— Да ты же Макара нашего знаешь! — махнула рукой Клара, — у него семь пятниц на неделе. — Сейчас сказал, что так. Завтра скажет по-другому. А мы что? Наше дело маленькое. Но с другой стороны и хорошо, что так. Представляешь, сегодня утром Люська репетировала и ногу подвернула. А я ей говорила, не надо с утра прыгать, раз не проснулась ещё…

Она что-то там ворчала, сперва на Люсю, потом на Зёзика, а я постепенно начал приходить в себя. Как-то меня Анфиса напугала, что ли. Сам не пойму.

— Генка, — сказала Клара, — я же почему пришла, ты же мне плащ не отдал. А я всё время забываю. То ты болел, то ещё что-то. Так что давай сюда, а то у меня по приезду домой, инвентаризация будет.

— Сейчас, — замялся я (совсем забыл, куда девал его, после того, как Анфиса постирала).

Я заметался по комнате в поисках плаща. Вроде комнатушка и небольшая, и вещей мало, а бардак у меня был ужасный. Так что с первой попытки ничего не найдёшь. После нескольких неудачных попыток, наглотавшись пыли и паутины под полатями, я нашел плащ за печкой. Я, как принёс его от Анфисы, свёрнутым в узел, так и бросил. И благополучно забыл. И сейчас он частично засох в таком вот скукоженном состоянии, частично начал источать отвратительную вонючесть.

— Слушай, Клара, — покаялся я (вариантов-то больше не было), — ты меня убьёшь.

— Убью, — согласилась Клара и с подозрением добавила, — признавайся, что натворил уже?

— Плащ…

— Что плащ?

— Сама смотри, — я со вздохом протянул Кларе вонючий свёрток.

Клара брезгливо взяла его в руки, развернула и спросила:

— Капустин, что ты с ним сделал?

— Постирал, — сказал абсолютную правду я.

— Зачем? Ну ладно. Постирал. А почему он тогда так выглядит?

— Испачкал, — опять признался я.

— Где испачкал? — возмущённо спросила Клара, которая уже начинала злиться.

— Когда Анфису из болота вытаскивал, — а вот тут я уже соврал, — и, чтобы ты не ругалась, постирал. А повесить и высушить забыл. Расстроился. Вот он и сам засох.

— Тебя убить мало, Генка, — тяжко вздохнула Клара, но ругаться дальше не стала.

Когда за ней захлопнулась дверь, я облегчённо вздохнул. Она ушла и унесла испорченный плащ. И даже не ругалась. Красота.

— Ты это видел⁈ Видел! — появился Енох и возмущённо замерцал.

— Анфису?

— Ну а кого! Не Барсика же!

— Получается она тоже теперь призрак, — задумчиво сказал я и посмотрел на Барсика.

— Я бы попросил! — возмутился Енох и замерцал, как неоновый шар на дискотеке.

— А кто тогда она?

— Погруженная во тьму, — недовольным тоном сказал призрак.

— А ты разве нет?

— Нет!

— То есть среди призраков существует классификация? — задумался я, собирая черепки от кувшина.

— Я же просил!

— Ты мне лучше скажи такое — она опасна для меня?

Енох замялся, немного померцал и признался:

— Да.

— Что она может мне сделать?

На этот вопрос гадский призрак предпочёл промолчать. Но и так всё ясно было.

— Как думаешь, зачем она сюда приходила? — почему-то шепотом спросил я.

— Да кто ж этих баб поймёт? — пожал плечами Енох, — они и при жизни не в себе, а после смерти, так вообще чудить начинают. Не зря в Писании сказано: «не смотри на красоту человека и не сиди среди женщин: ибо как из одежд выходит моль, так от женщин — лукавство женское…»*

— А если она на меня нападёт, как от неё защититься? — продолжал допрос я.

Но скотина Енох просто взял и исчез.

Ну капец! Нет. С Енохом надо разбираться кардинально. От него помощи нету, только нервы мотает (хотя, если быть справедливым, Зубатова он неплохо с этой всей зоологией потроллил).

Оставаться одному в комнате, где в любой момент могла появиться Анфиса, было стрёмно, поэтому я вышел во двор, немного там потоптался. Все члены агитбригады были заняты кто чем. Я послонялся по двору, подержал Жоржику шлею от лошадиной сбруи, он приделывал её к постромкам, и постоянно запутывался. Я помог распутать. Потом ещё держал. Затем подал Нюре обруч, она репетировала какой-то танец. Принёс ей ленты и отнёс обруч к фургону. Сходил к колодцу дважды за водой и залил в бочку, из которой все брали воду для умывания. Еще покрутился во дворе. Посмотрел на облака. Попытался догнать и пнуть петуха. Подал Жоржику хомут. Больше работы не было. Клара из фургона не выходила, да я и не хотел попасться её под горячую руку.

И вот что мне делать?

И я понял, что занимаюсь прокрастинацией. У меня возникла такая проблема, а я, вместо того, чтобы её решать, занимаюсь чем попало и тупо тяну время. Сейчас наступит вечер, все разойдутся по домам, а мне придётся возвращаться к себе и туда опять заявится Анфиса. И что я тогда буду делать? А даже если не придёт, то заснуть я теперь всё равно не смогу.

И что, всю ночь сидеть и ждать — придёт или не придёт?

Нет, нужно себя обезопасить. Перво-наперво надо сходить к Сомовым на обед, заодно расспросить у Серафима Кузьмича, что он знает об этих самых погруженных во тьму (ну и название!) и как от них избавиться. И вообще, надо максимально выяснить всю информацию о призраках, раз уж я их вижу.

Я спросил время у Жоржика (пора и себе часы купить, деньги уже есть. Как вернусь в город — первым дело куплю). До обеда ещё было рановато.

И поэтому я сделал или большую глупость, или наоборот.

В общем я пошел… в церковь.

*Библия. Премудрости Иисуса, сына Сирахова, глава 42, стих 12–13.

Село Вербовка хоть и небольшое, но церковь у них приметная. Я быстро шел по направлению золотеющего купола, и по мере приближения мои шаги становились все медленнее и медленнее. Пока вконец не остановился, прямо перед радушно распахнутыми потемневшими церковными воротами.

В голове мелькнула мысль — вдруг я сейчас переступлю этот порог, а меня там как жахнет? Раз я теперь вижу всякую нечисть, то в церковь меня может и не пустить.

И как я тогда?

А, с другой стороны, не проверишь — не узнаешь, да и способность дал мне похожий на Николая Чудотворца дедок, вряд ли он бы меня так подставил (хотя он-то, конечно, может, но я ему ещё нужен для выполнения дела).

В общем, себя я убедил и таки сделал шаг вперёд.

К моему облегчению ничего не произошло. От слова совсем. Я стоял перед церковью во дворе, и никакие молнии в меня не разили, громы не гремели и вообще, было тихо-тихо, если не считать тарахтевшей где-то неподалёку, на дороге, телеги.

Ну ладно.

Здесь было по-другому. Затрудняюсь объяснить, как, но совсем по-другому. Возможно, потому что вместо привычно-крепкого запаха от деревенских печей, настолько въевшегося во все предметы и который перебивал даже запахи мокрой увядающей листвы поутру и запах навоза, здесь пахло ладаном, свечным воском и умиротворением, даже во дворе.

Хорошо здесь пахло.

По православной традиции принято, входя в церковь, с поклоном перекреститься. Но так как за мной могли наблюдать, я просто вошел, и уже в дверях, мелко обмахнул себя торопливым крестом.