Время ещё было не очень позднее, так что я направился на хутор. Искать Катьку. Матрёна жила в Краснобунтарском, это рядом, так что её я оставил напоследок.

Хуторок Козий был уютным и небольшим, всего домиков на шесть. К моему удивлению, хуторок абсолютно никак своему названию не соответствовал — никаких коз я там так и не заметил. Обычная сельская местность, только дворов мало.

Вечерело, но солнце еще не село. Стоял необычайно теплый для осеннего времени вечер. Я с наслаждением вдохнул запах свеженарубленных дров, сдобных пирогов, смешанный с мягким ароматом почему-то ладана.

Неожиданно, но я недавно понял, что запах ладана мне нравится. А запах пирогов — тем более. Хорошо, что перед этим наелся оладушек со шкварками у тетки Дарьи, иначе захлебнулся бы слюной.

По описанию, которое дала мне Танька Хромая, искомая Катька обитала в доме за зелёными воротами. Я осмотрел ворота всех домов Козьего, зелёных было двое. Один двор я сразу отмёл — ворота были старые, облупившиеся, да и сам домишко почти врос в землю. По всей видимости там доживала свой век какая-нибудь одинокая старушка, или, может, старичок. Молодая девка бы такого неопрятного вида не допустила бы — люди засмеют, и кто замуж потом такую «хозяйку» возьмёт, да и невместно по сельским меркам.

Вторые ворота были как раз те, что мне надо — новые, свежевыкрашенные, да ещё и с нарисованными алыми петухами. По моему представлению именно в таком месте должна жить девка на выданье.

Однако, именно там наблюдалась какая-то непонятная суета: из ворот то выходилито входили люди. При этом лица у них были какие-то строгие, замкнутые, что ли. Я вошел во двор вслед за двумя пожилыми женщинами. Они сразу же пошли в дом. И я — за ними. В доме запах ладана значительно усилился. Я вошел в горницу и увидел причину — на покрытом белым полотном столе лежала девушка, руки у нее были сложены на груди, лицо заострилось и вытянулось. Рядом, у затянутого простыней зеркала, сидели заплаканные старушки и женщины. Одна из них негромко читала из небольшой книжицы что-то речитативом.

И всё бы ещё так себе, но на груди мёртвой девушки сидела душа, тёмно-зеленого, почти до черноты, цвета и сыто мерцала.

Не успел.

Я стянул с головы картуз и остановился в нерешительности, не зная, что делать. Тем временем та тётка, что вычитывала, встала, закрыла книжицу, кивнула другой женщине и вышла из горницы в сени. На её плечах сидела душа, которая в последнюю секунду ловко переметнулась с мёртвой девушки на эту.

Поэтому я торопливо вышел вслед за нею.

А здесь мне делать всё равно уже нечего.

Тем временем женщина вышла во двор, постояла немного, словно собираясь с силами и, понурившись, ссутулив плечи, очевидно что душа давила на них, побрела прочь.

Я — следом.

Что примечательно, женщина жила в Краснобунтарском, потому что пошла к лесной просеке. Я — за ней.

Она шла не быстро, так что я догнал её и буквально шел следом.

Что характерно, она не обращала на меня никакого внимания, шла, ссутулившись и что-то невнятно бормотала себе под нос.

Я догнал её и сказал:

— Извините, хочу вас спросить.

Женщина дёрнулась, словно от пощёчины, и посмотрела на меня так, словно видела впервые, хотя я полдороги шел следом, и совершенно не скрывался.

— Что? Что такое? — голосом смертельно уставшего человека спросила она.

— А эта девушка, Катя, отчего она умерла, не знаете?

— Не знаю, — горько вздохнула та и её плечи поникли ещё ниже. — Никто понять не может. Жила себе. Здоровая была, веселая, а потом раз — и всё.

Она опять тяжко вздохнула.

— А люди что говорят? — спросил я

— Да ничего особо не говорят, — задыхаясь, ответила тётка. — Никто ничего не понимает.

Видно было, что тяжело ей, с тварью этой. Называть тварь душой не получалось, настолько она присосалась к бедняге.

Женщине было уже очень нехорошо, на лбу выступила обильная испарина, руки дрожали.

— Слушайте. А что вы там, в доме читали? — спросил я. — И зачем?

— Предначинательные молитвы, — ответила она совсем слабым голосом. — На исход души читаются.

— А можно я вас совета спрошу, раз вы в этом разбираетесь? Вот послушайте и скажите, правильно я произношу или нет? — и я принялся читать «Отче наш», а затем, без перерыва, следом — «Верую».

Тварь на шее у тётки завизжала, заметалась. Видно, что у тетки аж голова от этого закружилась и она без сил опустилась прямо на землю.

Когда я второй раз прочитал «Отче наш» и «Верую» — тварь истончилась, а глаза тётки закатились.

Эта тварь была значительно сильнее той, что напала на Дарью. Поэтому мне пришлось ещё трижды прочитать обе эти молитвы, пока тварь совсем не исчезла, истлев прямо на глазах.

— Ох, — сказала тётка и несмело улыбнулась, щеки её порозовели, губы из бледных приобрели краски. Она легко поднялась на ноги и отряхнула пальто от опавших листьев.

Походу она даже не поняла, что сейчас было. Вот что слово святое делает.

— Угу, — кивнул я, собираясь уходить. Мне здесь делать уже было нечего.

Но тётка, которой уже стало совсем хорошо, нашла во мне соратника и попутчика и разразилась длинным-предлинным рассказом. На меня был вывален ворох новостей: кто родился, кто женился, кто помер. Затем последовали детальные характеристики жителей Краснобунтарского. Воспользовавшись моментом и тёткиной словоохотливостью, я спросил про Матрёну.

— Да ледащая она, — пренебрежительно хмыкнула тётка, которая оказалась той ещё сплетницей, — нечего о ней говорить!

— Наверное, красивая? — предположил я, лишь бы поддержать разговор из вежливости.

— Да так-то она может и ничего, баба как баба, но у неё на поллица родимое пятно. Её отец замуж как выдавал, платом эти поллица ей прикрыл, а жениха взяли из Чухаловки, это ажно на краю губернии, он даже не знал, какая она. Сам-то он сирота, из бедной семьи, там только мать осталась, так отец Матрёны его в примаки к себе, значит, взял. А что, хозяйство у него справное, так тот и пошел.

Тётка осуждающе покачала головой и продолжила:

— А уж после свадьбы он как увидел её лицо — месяц потом горькую пил. Но ничего не поделаешь. Зато бил ее как сидорову козу, смертным боем, за обман значится. А потом он утоп. Сказывали, что это рук Матрёны дело. Но свидетелей этого нету. Так, только слухи одни, да предположения.

Она взглянула на меня, проникся ли я и, убедившись, что проникся (я поддакивал во всех нужных местах), продолжила:

— А недавно к нам в Краснобунтарское нового ветеринара прислали, хороший мужик, справный, с усами такими, что прямо ух, так Матрёна на него сразу глаз положила. А куда ж это годится, что вдова на парня метит, коли в селе молодых девок полно. Общество сперва и возмутилось, как водится. Но зазря, он на нее разве посмотрит, с такой-то рожей?

Я помотал головой, мол, нет, с такой рожей, точно она ветеринару не нужна. Тем более, если он с усами.

— Так что ничего ей не обломится! — удовлетворенно заметила тётка и перекинулась на обсуждение какого-то Афанасия и повела подробную речь о том, как он подло ловит рыбу на общественном пруду и не соблюдает очередь.

Я дальше уже не слушал. Тем более, что мы дошли в село. Еле-еле отвязавшись от назойливой тётки, я пошел на агитбригаду.

Всё. На сегодня приключения окончены.

В доме, в котором мы с парнями ночевали все вместе, было тихо и спокойно. Со двора доносились команды Нюры:

— И раз, и два!

Видимо, девушки всё ещё репетировали. Парней где-то не было, кроме Жоржа, который развалившись на своём матрасе, преспокойно дрых, нимало не волнуясь за завтрашнее представление.

Стараясь не разбудить его, я вытащил из торбы первый попавшийся учебник и принялся невнимательно листать его. Это давало мне возможность подумать, ничего не делая вполне легально.

Итак, сегодня этот мир мне открылся с другой, обратной стороны. Я в реальности увидел антимолитвы. Может, они называются как-то по-другому, но так как я не знал, как правильно, то назвал пока для себя их так. И вообще, кто бы мог подумать, что у Слова такая сила. Как хорошая, так и плохая.