— Помнить не значит лучше понимать. — он пожимает плечами, на секунду забыв, что она — не может его видеть: — и я не об этом. Я помню каждый наш день вместе и благодарен судьбе за то, что она свела меня с тобой.

— Ну все. Я растеклась лужицей. Витька, что с тобой стало? Заигрываешь? — веселый смех в телефоне. Он вспоминает Ильфа и Петрова, как там у них — когда женщина стареет, с ней могут произойти многие неприятности: могут выпасть зубы, поседеть и поредеть волосы, развиться одышка, может нагрянуть тучность, может одолеть крайняя худоба, но голос у нее не изменится. Он останется таким же, каким был у нее гимназисткой, невестой или любовницей молодого повесы.

Что же, это правда, думает он, сколько лет, а ее голос не изменился. Голос юной и озорной девушки…

— Я хочу сказать, что мне очень жаль. — говорит он: — жаль за каждый миг, что я провел не с тобой. Подумать только мы с тобой могли бы провести всю жизнь вместе.

— Эту шарманку я слышу уже не в первый раз. — отзывается она: — а ну-ка вспомни, кто уже был женат при нашей первой встрече? Так уж сложилось, Витя. Между нами, многое было. И многое еще возможно, если тебе нравятся старушки. Кажется, это называется геронтофилия? Думаю, в этом возрасте твоя жена уже не будет ревновать, а скорее удивится. Да все удивятся. Я удивлюсь. Кстати, как у вас там дела? Как детки, внуки?

— Все отлично. Моя жена… ничего не изменилось, она по-прежнему мой верный друг и товарищ.

— Твоей жене памятник при жизни надо ставить за то, что она тебя терпела. Столько лет. Я бы с ума сошла. — уверяет его голос в трубке: — так что благодари судьбу что у нас ничего не вышло.

— За многое можно поблагодарить судьбу, но за это я точно не буду. — говорит он и улыбается. Ему вдруг становится легче. Он прожил эту жизнь так, как смог и не жалеет ни о чем. Сожаления бесполезны. Уроки, которые ты выносишь — вот что важно. Впрочем, сейчас уже никакой разницы нет. Он хотел бы верить в посмертие, однако он врач и совершенно точно знает, что основа личности — сугубо материальная. Надави сюда, прижги тут, здесь удар тока, и на выходе получится совсем другой человек. Да что там говорить, даже особенности диеты, физическое состояние, гормоны, уровень глюкозы в крови — все это может изменить человека до неузнаваемости. Никакой души нет. Есть невероятно сложный механизм человеческого тела, который до конца не изучен, но все же — познаваем. Более того, лично он — уверен в том, что однажды человечество достигнет и так называемого биологического бессмертия. Старение — всего лишь механизм, запущенный эволюцией.

Так что никаких иллюзий он не испытывает. Смерть будет окончанием существования его как личности, как индивида и как человека. Нет никакого рая, но нет и ада. Нет чистилища и реинкарнации. Есть только тишина и темнота. Как в глубоком сне, вот только проснуться уже не суждено.

— Ты всегда был упрямым. — смешок в трубке: — давай встретимся как-нибудь, раз уж ты позвонил мне. Погляжу, каким ты стал старым, совсем седой поди уже? Некоторые люди с возрастом становятся только лучше. Как хорошее вино.

— Обязательно. — обещает он: — конечно. Давай как-нибудь встретимся.

— Ну вот и хорошо. Ладно, мне пора. А то ко мне дочка с внучками скоро приедет, надо бы их свозить куда-нибудь, развлечь. Младшенькая уже разговаривает, да так, что не заткнешь. Балаболка еще та, вырастет, станет оратором. Или актрисой. А может политиком, влиять на людей она уже сейчас умеет. Так что, увидимся как-нибудь на неделе?

— Конечно. — говорит он и уже было отнимает телефон от уха, но слышит ее голос.

— И… я тоже все помню. — говорит она задумчиво: — может быть у нас будет еще один шанс. Когда мы встретимся в другой жизни.

— Другой жизни? — переспрашивает он. Раньше он бы обязательно посмеялся над этой глупой верой в то, что после смерти сохранится личность, какая-то «душа». Объяснил бы, что если стереть человеку память, то это будет уже совсем другой человек, ведь личность формируется на основании личного опыта. Но сейчас слишком важный разговор. Он больше не наберет этот номер, а она… она не перезвонит. Значит это — их последний разговор. Представители опасных профессий обычно суеверно говорят «крайний», чтобы не сглазить, но в этом конкретном случае — действительно последний. Тут уже ничего не сглазить. Как говорят китайцы — «упавший в реку дождя не боится».

— Точно! — смеется она: — мы уже старые, ждать осталось недолго. Если умрешь раньше — ты уж подожди меня там. Знаешь, я вот подумала — столько людей хотели бы быть с тобой вместе, а ты звонишь мне. У тебя нет молодых учениц и последовательниц? Каких-нибудь студенток третьего курса? Старый ты развратник. Решено! В следующей жизни — я буду мужчиной! Здоровенным, мускулистым и волосатым. А ты — девушкой. Маленькой и хрупкой. Вот повеселимся!

— У тебя странные понятия о веселье. — откликается он, надеясь, что его голос прозвучит достаточно сухо и саркастично: — я пас. Если и перерождаться, то в кота, например. Вот у кого забот нет, спи себе целыми днями.

— Тебя совершенно точно кастрируют! — продолжает веселится она: — я бы тебя кастрировала!

— Дай тебе волю. — ворчит он: — ты бы всех кастрировала.

— Все, уже в дверь звонят, дочка с зятем приехали. Увидимся! — в трубке звучит короткий гудок, затем — тишина. Он кладет телефон в карман. У него еще много дел. Сегодня обязательно придут посетители, будет младшенькая внучка, его любимая Алина. Будет жена, которая принесет обязательные апельсины, такая уж традиция. Хотя цитрусовые в палате запрещены, она все же с тем же упорством приносила эти оранжевые фрукты. Нельзя чтобы они узнали про это от медицинского персонала. Это достаточно тяжелое известие. Ему-то что, он просто умрет, а им терять своего близкого человека. Хм. Как там говорят в индии — «когда ты родился, все вокруг улыбались, а ты плакал, так проживи жизнь так, чтобы, когда ты умирал — все вокруг плакали, а ты улыбался».

Надо будет все объяснить, думает он, шагая по коридору в свою палату. Все организовать, у него еще есть время. Пусть «полгода жизни» — вранье, но все же он чувствует себя совершенно нормально, ничего не болит, для своего возраста — в отличной форме. Так что время еще есть. Надо будет попрощаться со всеми, спокойно и с достоинством. Возможно — написать что-нибудь в назидание, как и положено мудрым патриархам. Уйти в окружении любящих родственников и друзей, учеников и последователей, приняв смерть с улыбкой на лице… если так подумать, то у него все еще есть время. Время чтобы уладить дела.

Он входит в свою палату. Садится на кровать. Оглядывается. Сейчас ему немного жалко, что он в палате один. Статус все же дает о себе знать, и никто не поместил бы его в обычную палату с другими пациентами, обязательно в этот VIP-аквариум. А он бы сейчас дорого отдал за то, чтобы увидеть хоть кого-то на соседней койке, кого-то, кто бы спросил «ну как?». Конечно, стоит только нажать кнопку как прибежит медсестра, а если он решит поговорить с кем-нибудь, то прибудет психолог. Можно позвонить родным, можно друзьям. Но сейчас охота поговорить именно с кем-то незнакомым, с кем-то, кто не знает его лично.

— Земную жизнь пройдя до половины. — говорит он вслух и слова словно исчезают в тишине палаты, едва сорвавшись с его губ: — и пройдя долиной смертной тени, не убоюсь я зла. Хотя, нет, что европейцы знают о искусстве умирать. Лучше всего взять восточный источник. Например, Тибетская Книга Мертвых, трактат и наставление для умирающих и умерших… «Сейчас ты созерцаешь Сияние Чистого Света Совершенной Реальности. Познай его. Твой разум пуст, он лишен формы, свойств, признаков, цвета; он пуст — это сама Реальность, Всеблагость. Твой разум пуст, но это не пустота Небытия, а разум как таковой — свободный, сияющий, трепещущий, блаженный; это само Сознание, Всеблагой Будда».

— Душа первична, а все остальное, даже сами Боги — лишь отсвет этой души. — продолжает он и улыбается: — все-таки у древних явно была мания величия. И размах. Ладно, поступим как Паскаль советует в своем пари — будем верить. Хотя… это верно, если бы была только одна религия. Впрочем, можно выбрать. Есть же еще Египетская Книга Мертвых. Есть Некрономикон, в конце концов. Есть даже исследования шведских ученых, которые доказали, существование феномена наблюдателя. Есть математическое обоснование виртуальности этой вселенной. Так что все еще возможно. Хм, а я сам себе — довольно неплохой собеседник. — он усмехается.