Он развернул приложенный к корзинке с иррасом лист.

«Господин Маэдо, обращаюсь к вам, как к опекуну девочки из дружественной мне семьи, с просьбой разрешить сделать ей небольшой подарок в знак отношений, связывавших меня с ее покойными родителями…»

Все формальности соблюдены, но чувствуется фальшь. Хэнк никогда так не выражался. У него на языке хрен хреном погоняет, а от необходимости составить вежливую конструкцию он впадает в ступор. Маэдо сразу понял, что пишет не Хэнк.

«Я с женой сейчас на Т2, и здесь водится много чудесных зверьков, способных позабавить девочку. Супруга посоветовала мне послать вашей подопечной ирраса. Она хорошо ее знает, это дитя для нее буквально родное».

А вот тут он завис. Госпожу Хэнк он прекрасно помнил. Тихое, бессловесное существо, вряд ли способное что-то посоветовать своему мужу – тот, чего доброго, за такую попытку еще и прибил бы. И боязливое не в меру, куда ей на Т2! Она при виде зохена заикаться бы начала. За всю жизнь Маэдо встретил единственную даму, которой на этой планете понравилось бы. Да только где она теперь? А кстати, почему бы и не на Т2? Ведь там нет службы охраны безопасности, самое то.

Торкнуло его лишь со второго прочтения.

«Желаем вам успешной службы, вашей подопечной – хорошо закончить школу и постараться не грустить о безвременно ушедшей матери. У нас с супругой все благополучно, как только может быть. В свободное время ходим на охоту, как раньше в Риаведи. Оттуда и подарок. Засим прощаюсь, Билле Хэнк».

Вот тогда до него дошло. Ай да Хэнк! С супругой он на охоту ходит, угу. Не зря, ох, не зря этот вояка вызывал у Маэдо подозрение еще в те годы! Как знал, что он глаз положил на Терезу. Ильтен ничего не видел – или не хотел видеть, – но опытного безопасника не проведешь. Стало быть, сбылась мечта идиота.

Маэдо попытался загасить всплывшую ревность, совершенно неуместную сейчас. Он сам ушел – женился на другой, уехал с планеты. И ничем не смог помочь, когда Ильтен умер. А Хэнк смог, ну и молодец.

Или не молодец? Куда он свою настоящую супругу дел-то?

Оставив жену и дочь, Маэдо натянул пиджак и вызвал машину. Плевать, что время позднее, темный вечер, и в Главном управлении никого, кроме дежурных – ему в любом случае откроют. Небрежно поприветствовав охрану, он поднялся в свой кабинет, сел за компьютер и, войдя в центральную базу, набрал: «Лика Хэнк».

Скудные сведения: всю жизнь женщина прожила с одним мужем. Прибыла в Тикви с Ноэ… Поставщик Энне Сантор, диспетчер Рино Ильтен… Зарегистрирован брак с Билле Хэнком… Года рождения трех сыновей… И дата смерти.

Так она мертва! И уже довольно долго. Хотелось бы надеяться, что не муж ее прикончил. Маэдо открыл карточку Билле Хэнка. Родился, учился, поступил на службу… Женился… Трое детей, те же самые, что закономерно. Брак аннулирован в связи со смертью жены. Ну, хвала небесам, тут все чисто.

Хотя нет, чего-то не хватает. Де-факто зохенов Хэнк женат, и его супруга жива. А по документам – не так. Что, если кому-то вздумается пробить по базе чокнутого верховного командира, притащившего на Т2 жену, или сумасшедшую бабу, попершуюся на Т2? Чисто потому, что странные они. Или вообще из досужего интереса, вот как он сейчас – влез и посмотрел.

Дежа вю. Маэдо вернулся к Лике Хэнк. Поколебался еще секунду и стер отметку о смерти.

Наступление было стремительным, но недолгим. Зохены очухались. Собрали резонирующие круги, заглушили артиллерию, отбили атаки в трех местах, начали теснить. Хэнк скрипел зубами. Решил просить подкрепление – что-то же надо делать.

– Связи нет, господин Хэнк, – доложил высший командир Сниттке.

– Как это нет? – зарычал он. – Только на днях была!

– Выясняем, господин Хэнк. – Помощник стукнул себя кулаком в грудь и слинял. Пока разведка не принесла вести, лучше и не возвращаться, чтоб не нарываться.

Госпожа Хэнк с мастером Науфом что-то паяли, разложив во дворе складной столик – вылезли из своей мастерской погреться. Погода ясная, теплая – первый день такой после пасмурной декады. Зеленое солнце взбирается по желтоватому небу.

– Вы, госпожа Хэнк, сходили бы к своему мужу, – бросил Сниттке. – Успокоили бы его. А то он кому-нибудь голову оторвет, не попусти судьба.

– Одной глупой головой меньше – невелика потеря, – огрызнулась она. – Особенно если эта глупая голова ваша, плакать не стану.

На Сниттке она была обижена. Высший командир еще с передислокации забеспокоился. И ладно бы о чем-нибудь реально критичном! Нет, ему помстилось, что госпожу Хэнк слушают лучше, чем его, помощника верховного командира. Может, так оно и было – но тут все вопросы к его авторитету, а не к ней. Однако он почему-то подумал, что надо не свой авторитет поднимать – это же сложно, – а указать женщине ее место. Ну-ну, не на ту напал. Получил мощный отлуп. И снова сглупил: нет бы отойти на исходные позиции и поразмыслить, отчего так получилось, – он предпринял новую попытку. Естественно, огреб опять. Недовольство Терезы, вспыльчивой, но отходчивой, начало переходить в хроническую форму – плохой признак, знаменующий скорое зачисление в ее личный черный список. Молчал бы придурок, от греха подальше, так он еще советы дает, куда ей пойти!

Беда Сниттке была в том, что он считал свое положение помощника командира исключительным. Остальные высшие благоразумно не собирались ссориться с госпожой Хэнк: указывать чужой жене – последнее дело. За это и в мирной жизни можно нажить неприятностей, не то что здесь. Муж госпожи Хэнк – отнюдь не прекраснодушный обыватель, ему пристрелить обидчика супруги – раз плюнуть. Так что ее резкие слова можно и потерпеть. Тем более по сути ее действий во время передислокации ни у кого к ней претензий не было. Большинство вообще считало удачей, что в столь критический момент она оказалась рядом и взяла на себя немалую часть хлопот.

Правда, каждый второй из высших командиров обращался к ней с предложением. Очень вежливо, ненавязчиво, дабы она не подумала, будто ее к чему-то принуждают или настаивают более, чем прилично. Когда-то Терезу такие подкаты бесили, потом привыкла. Что с тиквийцев взять? Их не останавливает, что ставка – жизнь: Хэнк не Ильтен, узнает – убьет без разговоров. Не ее, конечно. Ну вот что с ними делать? Даже орать на них жалко: Хэнк услышит, о чем речь, полетят клочки по закоулочкам. А потом сам же будет жалеть, что разогнал толковые кадры.

Слава богу, жажду ласки только высшие позволяли себе проявить. Старшие, младшие и рядовые понимали без слов: не их уровень. Смотреть можно, трогать нельзя, как в музее.

Хэнк вышел во двор. Ему самому нравилось смотреть на Терезу. Смотрит, как она провода соединяет, и хмурая гримаса разглаживается.

– Господин Хэнк! – подскочил Сниттке, за ним не спеша следовал Сантор. – Есть информация от разведчиков. Зохены уничтожили два из пяти пси-излучателей, надо восстанавливать.

– Ну так пусть связисты займутся!

Помощник крякнул.

– Господин Хэнк, младшего командира Бари съели. А Шакарвис не по этой части, он только радио знает. Прикажете поискать связистов в полевых группах?

Гримаса снова вползла на лицо.

– Прикажу.

Сколько это времени займет? И есть ли там кто путевый? Группы держат связь по радио, спецы по пси-установкам найдутся разве что случайно. Проще сидеть на заднице до следующего корабля. Но это – драгоценное время, которое будет упущено, и отнюдь не зохенами.

– Билле, что там надо? – подала голос Тереза. – Два излучателя? Давай я поставлю.

Он посмотрел на нее, помедлил. Идеальный вариант. Но…

– Нет.

Она отложила паяльник, подошла, посмотрела снизу вверх, решительно скрестив руки на груди.

– Ну и что это за «нет»? У тебя под рукой специалист, три весны изучавший пси-установки, способный в уме рассчитать пентаграмму и собрать излучатели с закрытыми глазами. А ты намерен ждать недоучку, с которого станется перепутать фазы? Может, и вовсе не дождешься! Почему «нет»?