– Конечно, мэтр!
– …а вы, Пандольф, рассказывайте.
Поскольку Ингоз уже знал о произошедшем, процесс приготовления еды был для него гораздо увлекательнее. Он насадил разделанную тушку на обструганные ветки и устроился у огня, облизываясь в предвкушении.
Перегрин внимательно выслушал рассказ Пандольфа, затем повернулся к Сигварду:
– Вы понимаете, что теперь произойдет?
– Догадываюсь. Куаллайду нужно уничтожить бунтовщиков и восстановить порядок на рудниках.
Перегрин кивнул.
Может, он купит наемников сам. А может, обратится за помощью к парламенту Карнионского нобилитата. Они там не заинтересованы, чтоб мятеж распространился по Открытым Землям. В любом случае появится много вооруженных людей извне.
– Воллер говорил, что в любом случае начнется заваруха, – сказал Пандольф. – Стало быть, она начнется раньше. Только и всего.
– Только и всего, – повторил Перегрин. – Думаю, мы действительно не должны возвращаться сейчас в монастырь. В Монзуриан, говорите? Не лучше ли направиться в Галвин?
– Монзуриан ближе. Но мы получим известия из Галвина.
Сигвард думал, в Галвине резиденция Роуэна, патрона Перегрина и официального клиента Дороги. И конкурента Куаллайда. Если мятеж распространится, возможно, Роуэну это только на руку.
А что, если Куаллайд также прибегнет к помощи Дороги Висельников?
– Эй! – Кружевница сдвинула брови. – Мне что, тоже в этот Монзуриан тащиться?
– Похоже, что так.
– А может, я лучше к себе вернусь? Что мне там делать?
– Это глупо, Сайль. – Сигвард не стал расписывать, что ждет одинокую женщину там, где опасно отряду вооруженных мужчин. Сама должна сообразить.
– Да ты и пути-то не найдешь, – добавил Пандольф.
Она мрачно понурилась.
– Ну ничего же хорошего не получается, когда я в поселение попадаю. Сами видели.
В том, что случилось в Орешине, Сайль была повинна меньше всего, но такая мысль ей в голову не приходила.
Ингоз позволил себе отвлечься от наблюдения за жарким:
– Ты совсем тупая? Люди же ясно сказали – будет заваруха. Со стрельбой. А значит, твои умения понадобятся. Кто нам гранаты делать будет?
– Так мастерская ж у меня…
– Позаботится Воллер о мастерской! Может, и впрямь при заводе каком-нибудь.
– А и правда. – Кружевница посветлела лицом. – У меня еще остались всякие штуки… Может, по пути их употреблю…
– Мост, – напомнил Перегрин. – Не забывайте, что задание не выполнено. Вы все еще работаете на меня.
– На Роуэна, – уточнил Пандольф.
– Пусть так. Но, возможно, нынешнее положение дел для меня – и для вас – даже выгодно. Взрыв моста можно будет объяснить боевыми действиями.
– Да, – согласился с ним Пандольф. – Порядочный человек выгоды своей упускать не должен. Вы тут, смотрю, без меня обогатились даже, лошадей у Куаллайда свели… Что ж, давайте поедим – и в путь.
Его единодушно поддержали. Впервые за много дней все были довольны.
Перегрин и Пандольф, при всем несходстве характеров, довольны были открывающимися перспективами, Сигвард – тем, что заканчивается всякая мистическая чушь и начинаются действия, ему привычные, Ингоз – тем, что пока они удаляются прочь от проклятого моста, а Кружевница – возможностью найти применение своим разрушительным талантам. А грядущий обед, пусть и не такой сытный, как хотелось бы, эту всеобщую гармонию усугубил.
В обители Святой Евгении готовились приступить к вечерней трапезе, когда к воротам приблизился всадник. Время было не слишком позднее, но по осенней поре уже стемнело. Накрапывал мелкий дождь, и безжалостный ветер гнул верхушки деревьев.
Отец Джеремия медитировал над миской перловой похлебки, пока брат Йодок читал отрывок из жития святого Симеона Столпника. Брат Панкрас, апокризиарий, закончил раздавать братии первое блюдо и готовился подавать главное.
Стараниями монахов, занятых по хозяйству, а также доброхотными даяниями разных друзей обитатели монастыря отнюдь не голодали. Но устав святого Бенедикта, а также особенности Открытых Земель накладывали на их питание определенные ограничения. Как и положено, мясо разрешалось только больным, остальным же – по большим праздникам, а рыба – ее ловили в окрестных реках и разводили в монастырском пруду – три раза в неделю, включая воскресенье. Можно было отлично обойтись и без этого. В достатке имелись сыр, яйца, молоко, различные овощи. Но изысков, свойственных монастырской кухне Карнионы, не было и в помине. Прежде всего здесь отсутствовало оливковое масло, которое в Древней земле добавляли чуть ли не в каждое блюдо. Вместо него были бараний жир или свиное сало. Фрукты приходилось заменять лесными ягодами, благо лесная малина, черника и земляника произрастали здесь в изобилии. Хлеб выпекался из смеси ячменной и ржаной муки, пшеничная сберегалась для праздников.
Что до напитков, то, как и большинство жителей Открытых Земель, монахи ежедневно пили пиво, и к ужину каждому подавалось по пинте. Как справедливо было замечено ранее, в Карнионе потребление пива приравнивалось к умерщвлению плоти, и подобная диета могла быть сочтена за проявление особой строгости. Однако братия привыкла.
Но освежиться пивом отец настоятель не успел. Привратник сообщил ему, что некий человек просит защиты у обители по праву убежища.
– Он на хорошем коне, по виду дворянин, – добавил привратник, хотя настоятель его ни о чем не спрашивал.
По правде, отец Джеремия был озадачен. Сообразно обычаю, обитель должна была давать убежище всем, кто оного просил. Но в последние годы посторонние не появлялись в монастыре без предупреждения.
Господь помилуй! Он успел позабыть, что многие из тех, кто ищет убежища, слыхом не слыхали о Дороге Висельников. А ведь обитель изначально есть приют для тех, кто в беде… К тому же пришелец вполне может оказаться посланником Воллера.
– Впусти его и приведи в гостевую келью, – распорядился отец Джеремия. – Принеси поесть. Потом я сам его навещу.
Пожалуй, это было правильное решение. Если пришелец задержится здесь и будет вести себя пристойно, его можно будет приглашать в трапезную. Но сейчас ему надо прийти в себя, отдохнуть. Пусть разместится и утолит первый голод в одиночестве.
И настоятель вернулся к трапезе, ибо пищу подобало вкушать благочестиво и достойно, не отвлекаясь на разговоры и не заглядывая в чужие миски.
Лишь когда монахи перевернули опустевшие кружки, отец Джеремия сделал знак завершить ужин и чтение. Братья поднялись из-за стола, произнесли благодарственную молитву, поклонились друг другу и разошлись по кельям. Вновь они должны были встретиться на ночной службе. Пока же могли поспать. Исключение составляли те, чья очередь была работать на кухне, а также настоятель. Пришла пора побеседовать с новоприбывшим.
Вопреки ожиданиям, пришелец еще не успел покончить с едой. Похлебка была отставлена в сторону, и он уныло ковырялся в миске, где старательный кухарь сложил порцию сыра, репу и четыре вареных яйца.
– Ешь, ешь, сын мой, – сказал настоятель.
– Я… не очень голоден, – прерывисто ответил человек.
Что ж, бывало и такое. Усталость вполне способна отбить аппетит – это настоятелю было известно. А если приезжему кажется излишне грубой монастырская пища – что ж, другой нет.
На столе горела единственная свеча, но у отца Джеремии было достаточно хорошее зрение, чтоб разглядеть гостя и при таком скудном освещении. Он был еще молод, лет двадцати пяти или около того (что ж, когда и совершать роковые ошибки, как не в молодости!), и показался настоятелю довольно бледным. Отец Джеремия давно отвык видеть бледные лица. В Открытых Землях климат этому не способствует, летом по крайней мере. И даже у монахов, которые, по идее, должны проводить время в молитвах и посте, физиономии были обветрены – из-за немногочисленности братии все они были вынуждены работать на свежем воздухе. А этот… или он нездоров, или просто северянин, не успевший загореть за время дороги. В лице у него было нечто детское, несмотря на бороду и усы – они, как и волосы, были от природы русыми, но от пота и грязи приобрели грязновато-серый оттенок. Глаза… отец Джеремия затруднялся определить их цвет в полумраке.
