– Но ведь…

– Цыц! Слушай старших! Я знаю твою склонность к паникерству, потому и сдерживаю по мере сил.

– Родители…

– Один день промедления в пути ничего не решит. Белый камень дождется нас. А сейчас нам всем нужен покой.

Мне оставалось лишь проглотить готовые вырваться возражения. В чем-то прабабушка была права. В данный момент нам действительно ничего не угрожало, Избушечке был необходим покой, а информацию о местонахождении папеньки и маменьки мы все равно получим не раньше, чем сможем достичь искомой точки с подсказкой. Оставалось смириться с предложенными обстоятельствами и использовать их в свою пользу. Например, заполнить страницы дневника.

***

Ночевали мы в походных условиях – в Избушечке. Я расположилась в своем кресле, Ягуся разложила на полу огромный мешок с сеном и накрыла его стеганным одеялом, заявив, что на лавке ей спать неудобно – узко, а с покатой крышки сундука она скатывается. Лучезар лег на пороге прямо на деревянный пол, чтобы ни один враг не проник к нам через дверь. А Кот не спал, судя по многочисленным звукам шуршания, ворчания, пофыркивания, мешавшим нам всем уснуть. В конце концов Ягуся прикрикнула на своего питомца, и тот обиженно уселся на подоконнике, тараща глаза в темноту. Впрочем, это и к лучшему: хоть какой-то дозор осуществлялся!

Утром я проснулась раньше всех. Кот по-прежнему сидел черным столбиком у окна, обвив передние лапы хвостом. Услышав звуки моего потягивания и зевания, он обернулся.

– С добрым утречком, царевна, – прошептал он.

Я хотела было исправить на «Ваше высочество», но решила, что после совместно пережитых событий мы уже вполне могли позволить друг другу менее светские обращения.

– Как обстановка с утра? – спросила я в ответ громким шепотом.

– Мыши бегают, – заметил Кот. – Не выпустишь на охоту?

– Боюсь, не сдвину я телохранителя своего, – отказалась я исполнить просьбу животного после того, как оглядела крепко спящего Стрельца-молодца, привалившегося спиной к двери.

– А я и через оконце могу, – похвастался Кот.

Тогда я приоткрыла створку окошка со стороны своего кресла, и четырехлапый зверь грациозно прошмыгнул в щелку. Теперь уже я заняла место у окна, оглядывая окрестности. Раннее утро еще только начиналось, солнце озолотило лучами небо на востоке, хотя еще и не показалось в поле зрения. Бледно-желтые оттенки сменялись блекло-голубыми, поднимаясь ввысь. Облаков не наблюдалось. Легкий туман колыхался над разнотравием лугов. Озера с моей стороны не было видно, зато явственно доносился дружный хор лягушиного пения, напомнивший мне о матушке. И беспокойство вновь закралось в мою душу. Как-то там родители? Где они? Что с ними? Как скажется на них мое промедление?

Кот вернулся в Избушечку, напугав меня внезапностью появления с внешней стороны оконца. Тем более, что из пасти у него свисал длинный мышиный хвост. Я, конечно, умею владеть собой и смогла удержаться от визга, но на странице дневника появилась некрасивая клякса. Некоторое время я поразмышляла, не стоит ли переписать этот лист, но уговорила себя не делать этого, просто добавив пояснение о причине данной кляксы на странице. К счастью, она попала на свободные от записи строки – ведь в этом случае пришлось бы обязательно переписывать.

Кот прошелся прямо по моему дорожному столику, слегка поскользнулся на открытой странице дневника, спрыгивая на пол. Устроившись под моим креслом, он приступил к завтраку, и я старалась не вслушиваться в хрустящие звуки, доносившиеся снизу.

Помимо этого, я сообразила воспользоваться молодецким сном юноши, чтобы спокойно переодеться (комплект №4: легкая белая блузка, неизменная серая юбка и удобные для походов мокасины приятного золотистого цвета).

За заполнением дневника время пролетело незаметно. Вот уже слышен мощный зевок Стрельца-молодца, а с набитого сеном мешка, заменявшего перину, раздается ворчание Ягуси. Пришла пора отложить перо.

***

Утренние хлопоты заняли много времени. Нужно было не только позавтракать и умыться, но и проверить состояние Избушечки. Мы обступили ее со всех сторон, наблюдая как Ягуся снимает наложенную с вечера тугую повязку. Избушечка сжала и разжала кожистые пальцы, затем осторожно вытянула ножку. Подумала немного. Повращала ею. Затем медленно поднялась с корточек. Аккуратно наступила на травмированную конечность. Постояла немного. Потом вдруг притопнула и изобразила некое подобие чечетки. Внутри зазвенела посуда.

– Но-но! Еще побьешь фамильный фарфор! – облегченно возмутилась прабабушка.

Избушечка еще разок притопнула и вытянулась в струнку, демонстрируя готовность немедленно тронуться в путь. Мы не стали задерживаться: замели следы своего пребывания и загрузились в транспортное средство. На этот раз расслабляться себе не позволили: Ягуся не раскладывала пасьянс, а зорко следила за дорогой, глядя в переднее обзорное оконце; мы с Котом смотрели за боковыми сторонами (я справа, Кот слева); Стрелец осуществлял охрану тылов, устроившись на крылечке, свесив ноги со ступенек. Одной рукой он держался за столбик перил, а в другой сжимал меч-кладенец, выданный ему ради такого случая из сундука прабабушки, где она хранила волшебные предметы.

Несколько нервным было это переезд. Очень трудно постоянно концентрировать внимание на мелькающих мимо кустах и деревьях, поэтому лишь усилием воли я не позволяла себе расслабляться и отвлекаться. Подозрительных обстоятельств не наблюдалось, зато я успела разглядеть семейство кабанов, валявшихся в речке-переплюйке, увидела стадо ланей, высунувших головы из высокой травы и проводивших нас удивленными взглядами немигающих глаз. Заметила и многочисленных ястребов, сидевших аккуратными столбиками на засохших деревьях – явно ожидали добычу. Из очень крупных зверей один раз промелькнул лось сохатый, но он не приближался к проезжей части, так что для моих глаз это была лишь едва мелькнувшая в чаще махина. Вскоре у меня зарябило в глазах от проносящихся мимо лесов, меня замутило, и пришлось заняться медитацией, приведя в действие изученную в теории методику рассредоточивания внимания. Тошноту отодвинула на второй план необходимость следить за тем, чтобы фиксировать в сознании объекты, облекая каждый из них в слова, поэтому внутренний мой монолог выглядел так: «Куст, холм, вереск, гнездо, сосна, столб, ястреб, горка, болотце, ягоды, аист, камыш…»

А потом меня сморил сон. Безответственно, знаю, но, очевидно, монотонность и повторяемость сыграли роль подсчета овец. Я впала в то состояние полусна-полубодствования, когда звуки извне проникают в сознание, но гротескно усиливаются, а мозг выдает образы, мало связанные с реальностью. И тебе кажется, что ты не спишь, участвуешь в активной жизни, продолжаешь делать свою монотонную работу, а на самом дела лежишь с закрытыми глазами, запрокинув голову на спинку кресла, а из твоего рта доносится (по свидетельству очевидца в лице Кота) немелодичное похрапывание.

Очнулась я, словно меня кто-то толкнул. Судя по часам, вздремнула я всего ничего, один лишь четверть-часный «кукарек» пропустила. Ягуся все также сурово смотрела вперед, примечая каждую деталь пейзажа. Стрелец позади насвистывал бравурный марш (фальшиво, кстати – не попадал в ноту «фа», заменяя ее на звук полутоном выше). А Кот сидел на подоконнике. Не поручусь, что с открытыми глазами. Никто и не заметил, что я самовольно покинула свой пост. И я с удвоенным вниманием возобновила свой мысленный пересчет «Куст, холм, вереск, гнездо, сосна, столб, ястреб, горка, болотце, ягоды, аист, камыш…»

Когда петух на часах пропел полдень, Ягуся повернулась ко мне, чуть скрипнув суставами:

– Пора бы на обед остановиться, – заметила она. – Карта говорит, что через две версты будет постоялый двор. Там можем и Избушечку заправить, и сами перекусим.

– Да, пора, пожалуй, – бодро согласилась я. – А нет ли там рынка? Надо бы запасы пополнить.

– Логично мыслишь, девушка, – согласилась Ягуся. – Рынка не значится, а вот трактир отмечен на карте. Но сомневаюсь в его качестве. Уж очень мелкими буквами написано название.