— Не выводите меня из терпения! Я и так потратил его достаточно много на ваши выходки! Что вы прочли?

Солерн задумчиво посмотрел на начальника.

— Вам вряд ли что-то скажет мой ответ. Кровь короля ляжет у моря, а его корона сменит свой цвет после бури в алом сердце Далары. Удовлетворены?

Фонтанж скрипнул зубами. Не надо было годами оттачивать мастерство пророчеств, чтобы догадаться, к чему приведет мятеж в Байоле. Но кровь короля у моря… что это значит? Неужели худшие опасения сбудутся, и Монфреи пристроят на даларский трон зад своего родича — короля Инисара?

— А с ней что делать? — спросил Фонтанж, кивнув на ведьму.

— Не знаю, — Ги попытался нащупать на холодной руке Лотрейн пульс, не преуспел и недовольно покосился на окно: собирающаяся на площади толпа гудела все громче. Он вообще был удивлен тем, что взрыв народного гнева не прогремел с самого утра, как только стало очевидно, что случилось с десятком парламентариев. А теперь из-за времени, потраченного на поиски Фонтанжа, сквозь толпу вообще не пройти — хотя Солерн надеялся обернуться за пару часов.

— Я бы хотел, чтобы вы впредь сначала докладывали о подобных вещах мне, — с холодком сказал граф. Ги фыркнул: он бы хотел, чтобы ситуация перестала усложняться день ото дня, и надеялся, что ведьмино пророчество наконец-то сподвигнет регента к разумным действиям. А не к таким, как обычно.

— Вы уверены, что больше ничего не разобрали?

— Да, — буркнул дознаватель. Это было правдой. Лотрейн писала слишком быстро, а за считанные секунды, что лист промелькнул перед глазами Солерна, прочесть весь текст было невозможно. — Почему вы меня спрашиваете? Уверен, она сама вам все расскажет.

— Простите?

Ги сухо сказал:

— У вас есть шанс, воспользуйтесь им. Может, последний экземпляр эдициума где-то здесь.

Глаза Фонтанжа сузились.

— Интересно, — продолжал Солерн, хотя глас рассудка вопил, что надо заткнуться, — на кого вы двое поставили? Точно не на Монфреев — эти и без вас разберутся. Эдмонтины — единственные прямые потомки Даларингов, но у них уже нет ни денег, ни влияния, это захиревший провинциальный род. Южан вы ненавидите, значит, не тийоннские принцы. Кто же остался, а?

— Вы стали слишком много себе позволять в последнее время, Солерн. Я могу напомнить вам про ваше место.

— А я, — ответил дознаватель, — могу напомнить про ваше. Уверен, вы носите подделку с собой, а регенту достаточно намека, чтобы вас обыскать.

Фонтанж коснулся было шпаги, но даже не сжал эфес. Ги с насмешкой проследил за этим вялым намеком на решимость. Будь граф смелее, то попытался бы заколоть его прямо тут, а потом объявил бы предателем. Если б победил в схватке.

— Чего вы хотите? — спросил начальник Секрета Короля.

— Ничего, — мстительно отвечал Солерн. — Приятно чувствовать себя побежденными, а? Ваш победитель командует вами, как прислугой, так что же вы не вспоминаете про вашу даларскую честь?

— Господи, — прошипел Фонтанж, — вы, южане!.. Вы что, будете помнить про это вечно?

— Я — может, и нет. Но именно эти мысли сейчас бродят в головах всех, кто родом из Аминдолы. Сколько бедных дворян с юга служит в вашей гвардии и армии?

— Вот потому мы и проиграли, что набрали в нашу армию всякий сброд!

У Солерна было, что ответить, но в этот миг из кресла раздался короткий смешок. Лотрейн села, опираясь на подлокотники, и сказала:

— Хватит цапаться, доблестные рыцари. Кто поможет даме дотащиться до кареты?

— Уже уезжаете? — с натужной любезностью спросил Фонтанж.

— Мда. Думаю, здесь я уже сделала все, что могла. Ты, — повелительный, хоть и несколько плавающий взор ведьмы вперился в Солерна, — помоги мне спуститься.

— Но регент…

— Будет занят тяжкими раздумьями в ближайшее время. Глядишь, еще и повесится с горя. Чем не радость? Возьми свой сундук — нам по пути к Бернардену.

— Хотите забрать Илёр? — вообще Ги был бы этому рад: в обители определенно безопасней для женщины, чем в городе. Даже если эта женщина — ведьма.

— Посмотрим, — Лотрейн поднялась, пошатнулась и ухватилась за спинку кресла. Галантный Фонтанж даже не подумал подать ей руку, занятый своими мыслями. Солерн взял сундучок с жалованием и протянул свободную руку ведьме.

— Вы ведь не можете солгать во время пророчества? — спросил граф.

— Удачных попыток не помню. Во время и после как-то не до того. В основном заботишься, чтоб череп не лопнул от натуги.

Лотрейн поплелась к двери, так тяжело опираясь на руку Солерна, что он решил попросить у Турвеля сопровождение гвардии. Едва ли глава обители в Ре сейчас способна дать горожанам такой отпор, как в прошлый раз.

— Почему ты не спрашиваешь, что я увидела? — поинтересовалась ведьма, пока они медленно одолевали лестницу.

— Потому что я все равно не пойму, даже если вы мне ответите.

— Умный мальчик, — пробормотала Лотрейн. — Илёр неплохо тебя натаскала. Жаль, что ты все еще считаешь себя собственностью короны. Мы нуждаемся в хороших наемниках.

Ги молча сжал зубы. Даже если это был комплимент, то на редкость оскорбительный.

— Почему пророчества всегда такие запутанные? Разве не проще, ну… давать четкие указания?

— Потому что это не указания, — ведьма склонила голову набок, как большая ворона, и проворчала: — Разве девчонка не выболтала тебе все наши тайны?

— Нет. Я обычно не спрашиваю.

— А сейчас тебя разбирает любопытство или ты пытаешься вести светскую беседу?

Ги понятливо заткнулся. Дальше они шли молча, пока не добрались до кареты, которую уже окружал эскорт из гвардейцев Турвеля, и просить не пришлось.

— Садись, — сказала ведьма. — Отправь кого-нибудь за своей кобылой, и не будем задерживаться.

— Кого вы выбрали? — спросил дознаватель. Лотрейн подняла бровь:

— Ты думаешь, что пророчества обеспечивают меня надежными подсказками, как поставить на верную лошадку и гарантировано выиграть?

— Я этого не говорил, — уклончиво ответил Солерн, хотя в глубине души именно так и думал.

— Почему же ты спросил меня только сейчас?

— Обычно я не интересуюсь ни делами ведьм, ни делами мастеров.

— Поразительно, как настолько нелюбопытный человек ухитрился стать королевским дознавателем.

Конюх привел лошадь Солерна, и эскорт наконец двинулся в путь, обогнув Площадь Роз, где уже скопилась немалая толпа горожан. Над Площадью перекатывался глухой рокот, словно в грозовом небе над морем, и Ги был уверен, что затишье перед бурей будет очень коротким.

— Пророчества — это не перечень указаний, — вдруг сказала ведьма. — Это ковер из сотен тысяч многоцветных нитей, который проносится у тебя перед глазами и при этом — продолжает сплетаться, создавая одну картину за другой.

Солерн в удивлении взглянул на нее. Что это за странные откровения?

— Ты едва успеваешь охватить взглядом один кусок, а он уже переплетается заново, — продолжала Лотрейн. — И все они связаны мириадами нитей, и постоянно изменяются. Любое пророчество — лишь жалкий обрывок, который пророк успел разглядеть и с трудом пытается описать. Ты, со своим куцым умишком, едва ли способен представить, что в каждый миг пророчества я вижу тысячи вариантов, а не один, единственно верный.

— Так значит, регент все равно не сможет им воспользоваться? — поразмыслив, спросил Солерн. Лотрейн устало посмотрела на него, пробормотала:

— И какой смысл что-то рассказывать кретинам, — и отвернулась к окну.

Ги не стал извиняться. Может, если бы ведьма осчастливила его такими откровениями с месяц назад, он бы и поразился их глубине и внезапности. Но сейчас единственное, что занимало его разум — горожане, число которых на площади стремительно росло.

***

— Где вас черти носят с утра? — вскричал мастер, без приглашения вламываясь в кабинет начальника тюрьмы, где Солерн подсчитывал жалование для агентов. Надо было учесть и распределить между оставшимися долю тех, кто дезертировал, поэтому явление Николетти ничего, кроме раздражения, у Ги не вызвало.