– Конечно, вы же говорите по-английски, – съязвила Ева. – К чему вы клоните Макс?

– Вы симпатичная женщина, Ева, – добавил душевной теплоты мужчина. – Но, извините за прямоту, как вы считаете, до вас мистеру де Бриему попадались симпатичные женщины? Ответьте Ева, только честно.

Ева молчала. Заявлять, что она самая красивая, она не дура. Она уже понимала, к чему клонит Макс, хотя полностью это понимание еще не сформировалось в ее голове. Она не позволяла себе этого сделать. Иллюзия, туман, которые еще десять, двадцать минут назад были у нее в голове, были так сладки.

– Что будет, когда вы скажите мистеру де Бриему, что не собираетесь продолжать свое путешествие? – продолжал безжалостно Макс. – Останется ли у него к вам прежний интерес? Будет ли он также к вам внимателен? Не поменяются ли его планы на жизнь? Свою и вашу?

– Вы жестоки, Макс, – сказал Ева и снова села на стул.

– Не я, Ева, – возразил Макс. – Жизнь.

Они помолчали.

– И что мне делать? – спросила Ева.

– Решать вам, – ответил Макс. – Все это вокруг не ваше. Даже если вы выйдете замуж за мистера де Бриема, это все равно будет не ваше. Если вы продолжите свой путь, совершите кругосветное путешествие, вы будете первой женщиной, обогнувшей Землю. Этого уже у вас никто не отнимет. Это будет вашим до конца жизни.

Макс замолчал. Ева ничего не сказала в ответ.

– Вот два билета до Бриндизи, – сказал Макс.

Он положил два кусочка картона с зеленными полосками на столик рядом с газетой, в которой Ева была объявлена утопленницей.

– Решать вам, – повторил Макс и направился к окну.

Он легко, что было неожиданно для его возраста, запрыгнул на подоконник.

– С вашего позволения, я выйду тем же путем, – сказал Макс. – У меня там лестница. Надо положить ее на место. Зачем обижать хозяев? Прощайте Ева. Я почему-то думаю, что вы примете верное решение.

Макс исчез за окном.

Ева подошла к столику, взяла в руки билеты.

«Вот все, что у меня есть», – подумала она. – «И это „все“ уместилось в моей маленькой руке».

Она прошлась по комнате, еще раз взглянула на билеты, а потом спустилась по лестнице. Когда она вошла в столовую, где ее ждал Луи, это была уже прежняя Ева – смелая, решительная, бескомпромиссная.

– Луи, – сказал она, помахав над головой билетами. – Путешествие продолжается. Ты со мной?

«Сегодня умер молодой китаец с руками, словно это были руки статуи из музея восковых фигур. Он боролся до конца, стараясь удержать в своей груди кипящее пламя, до тех пор, пока не увидит свой родной дом. Но оно с хрустом вырвалось из его тела, словно хотело достать, скрывшийся вдали, берег Японии. Четверо других китайцев вынесли его на палубу на полотнище из парусины. Судовой доктор кивнул головой, труп завернули, для прочности завязали веревками, а к ногам прикрепили груз. Затем подняли, уложили на доску, балансирующую на борту корабля, и отошли назад. Два матроса медленно наклонили доску, и восковый китаец отправился в последний путь. Море всхлипнуло от неожиданно полученной жертвы и оскорбилось ее малостью. К ночи недовольство переросло в ярость, и море своими громоподобными кулаками стало биться в наши двери. Оно выбрало своей целью борта нашей „Звезды Востока“, зная, что за ними скрываются более достойные жертвы. Четыре дня гневно ревело море, четыре дня оно испытывало на прочность наши редуты, настаивая на …»

Тереза убрала карандаш в сумочку, а саму сумочку повесила на угол кровати. Сумочка тут же начала раскачиваться. Океан и в правду штормило несколько дней. Воду приходилось пить осторожно, а про вино в бокалах – забыть. Тереза бы не удивилась узнав, что после шторма корабль остался без этой изящной посуды.

Парадоксально, но в момент перехода из Сан-Франциско в Йокогаму легкое волнение океана принесло Терезе ужасную морскую болезнь. Сейчас же, несмотря на шторм, она чувствовала себя хорошо: ни тошноты, ни головной боли. Шторм, конечно же, принес с собой страх и определенные неудобства. Страх был совершенно не обоснован, так как такому современному кораблю, как «Звезда Востока», шторм был явно не помеха. А неудобства сводились к сложностям в быту, да карандаш время от времени выводил каракули вместо аккуратных букв, когда Тереза писала свои путевые заметки. Но шторм – ведь это не навсегда. Поэтому можно и поголодать какое-то время, а вместо путевых заметок просто обдумать в голове новые сюжеты.

Девушка легла в постель, обложилась подушками. Смерть молодого китайца была, наверное, трагедией для его семьи, но совершенно незначительным событием для пассажиров «Звезды Востока». И все же Тереза сочла необходимым его записать. Там будет видно, оставить его в будущей книге про свое путешествие или нет. Вслед пришли мысли о Японии, которую она до обидного мало посмотрела. Если бы не посещение, в конце вынужденной стоянки, то ли театрального представления, то ли местного религиозного обряда, то и описывать было бы нечего. Не рассказывать же про набережную вдоль английского сеттльмента и убогие японские лавочки вокруг!?

После пресс-конференции, этой очередной выдумки Деклера, капитан «Пасифика», мистер Хемпсон пригласил ее посмотреть на некую сценку из местной жизни. Вместе с ними на представление собралось еще пять человек. Среди них были знакомые лица, например, мистер Томпсон. Ну, куда же без него?! Но Тереза, к своему удивлению, увидела еще и предводителя пресвитерианцев, мистера Скотта.

Приглашая в ее поездку, капитан Хемпсон говорил, что ничего подобного журналистка еще не видела.

«На что он, интересно, намекал тогда?» – подумала Тереза. – «Стоит ли теперь на него обидеться? Хотя, где теперь этот капитан Хемпсон? Наверное, плывет обратно в Сан-Франциско. Счастливец!»

Терезе остро захотелось оказать дома, в своей комнате, в своей постели, а не посреди ревущего океана. Но это была минутная слабость. Да, она с каждой минутой удаляется от своего родного берега, но и одновременно с каждой минутой приближается к нему. Земля ведь, как утверждал мистер О’Хара, репортер «Метрополитена», круглая.

«А что, если нет?» – крошечный червячок сомнения закопошился в глубине ее души.

Слишком трудно было поверить в то, что, если Земля шар, то где-то там, внизу люди разгуливают вниз головой, и от этого у мужчин не слетают шляпы с головы. Про женские шляпки Тереза не беспокоилась. Ведь они либо подвязывались ленточкой под подбородком, либо крепились заколками к волосам. Округлость Земли никак не угрожала женским шляпкам.

Журналистка рассмеялась и этим словно разозлила океан. На корабль налетел шквал, в борт ударила волна, внутренности корабля жалобно заскрипели и его ощутимо качнуло.

А еще мистер О’Хара говорил, что, вернувшись из путешествия, она будет другой.

– Почему? – поинтересовалась тогда Тереза.

– Так всегда бывает, – сказал, пожав плечами, пожилой репортер, а потом, улыбнувшись, добавил. – Закон природы.

Поездкой на японское представление распоряжался капитан Хемпсон. Откуда-то появились двухколесные повозки, в которые впряглись одетые только в набедренные повязки японцы.

«Какой ужас?!» – подумала девушка.

Спроси сейчас Терезу, к чему относилось это «какой ужас», к тому, что ей придется ехать на повозке, запряженной человеком, или к тому, что этот человек-возница едва одет, она бы не смогла ответить. За нее на этот вопрос ответил мистер Томпсон.

– Не стесняйтесь, – сказал он ей. – Мы помогаем заработать этим бедолагам на хлеб для семьи.

Сам мистер Томпсон спокойно забрался в повозку, которая под ним жалобно скрипнула.

«Хорошая отговорка», – подумала жургалистка, забираясь в повозку. Терезу повозка, казалось, совсем не заметила.

Раздалась гортанная команда. Возчик Терезы тоже что-то кашлянул, и вся процессия тронулась. Ехали минут двадцать вдоль моря, потом свернули в горы и остановились около одиноко стоящего здания.

«Красивый… сарайчик», – назвала про себя это здание Тереза.