– Вы совершенно правы, – холодно согласился Максим. – Мне крайне невыгодны и все эти убийства и, главное, слухи о них, всякие домыслы вокруг меня и моего бизнеса, – он начинал злиться. Контракт подписан, этот Шерлок Холмс получил деньги и, – подумать только! – теперь позволяет себе иронизировать над его, Максима, проблемами. – Мне и дом этот проклятый стал невыгоден, да и знакомство с вами, вообще-то, тоже очень и очень невыгодно!.. – он сам не заметил, как сорвался на высокий, почти истеричный, тон.

Сыщик молча смотрел на него, как мудрый старый дед на некстати раскапризничавшегося избалованного внука.

– Черт! Извините… – сразу опомнился бизнесмен. – Нервы совсем никуда стали.

«Нельзя распускаться, надо держать себя в руках», – думал он, провожая детектива к выходу.

«Так нельзя!» – корил себя и Варфоломей, спускаясь по лестнице.

И чего я разошелся? Кривлялся перед ним, как девица, таинственности какой-то нагонял… Вел себя в точности так, как не терплю, чтобы вели другие со мной.

«И что на меня нашло? Хотя, с другой стороны, – казалось, он нашел для себя подходящее оправдание, – я ведь веду себя так только с теми, кто меня раздражает. Ладно, проехали…»

Дело вырисовывалось вовсе не таким простым, как могло показаться на первый взгляд. Взять хотя бы вчерашний случай. Очень странным было то, что погибшая женщина, собираясь на дачу, взяла с собой не только обычные для таких поездок пожитки. Среди ее вещей была обнаружена небольшая картинка, портрет какой-то старинного вида дамы, аккуратно завернутый в несколько слоев бумаги. Куда и зачем она его везла?..

Вчера Варфоломей, который отправился к своему закадычному другу, чтобы расспросить о трупе, найденном в подвале дома, встретил Цветкова как раз на выходе из отделения с папкой в руках.

– Вот, – недовольно сообщил Василий, – занимаемся всякой мурой. Работать нормально некогда.

– А что случилось?

– Да, тетка тут у нас под поезд угодила. Тоже мне, Анна Каренина! Так, вместо того, чтобы дело это квалифицировать, как несчастный случай, наши раскопали в рюкзаке погибшей какую-то картину, ну, и погнали меня к экспертам. Мол, может, вещь дорогая, может антиквариат, ну сам знаешь… Мотив, короче, ищут. А разгребать, кому? Будьте любезны – Василий Цветков к вашим услугам!

– Да ладно тебе, не кипятись. Дай-ка мне взглянуть.

Варфоломей просмотрел протокол искусствоведческой экспертизы. Из него следовало, что картинка ценности не представляет, поскольку это всего лишь копия со старой английской гравюры.

– Ну вот. Значит, версия о корыстном мотиве отпадает, – усмехнулся Варфоломей, – если такую картинку можно купить в любом магазине за сто рублей, то маловероятно, что из-за нее … – Он оборвал себя на полуслове и попросил вдруг Василия: – Дай-ка мне еще раз на нее взглянуть.

Он вгляделся в портрет, перевернул его обратной стороной и увидел надпись, вызвавшую у него живой интерес:

«Прощай, прощай и помни обо мне».

– Что это еще за ерунда? – удивился Василий, прочитав надпись из-за плеча Варфоломея.

– Я бы не торопился называть это ерундой. Человек, хотя бы немного знакомый с творчеством Шекспира, прекрасно знает, что это – прямая цитата из «Гамлета». Эти слова произнес призрак, прощаясь с сыном и умоляя его о возмездии. Понимаешь?

– Ты что, думаешь, что Бурчилиной хотели за что-то отомстить?

– Не знаю… – задумчиво ответил Варфоломей. – Но думаю, что в этом деле нам с тобой надо бы разобраться. У меня здесь ведь свой интерес. Понимаешь, один из бизнесменов очень обеспокоен трупом, найденным в подвале и, я полагаю, разволнуется еще больше, узнав об этом происшествии. Так что, может, поработаем вместе? У тебя свои каналы, у меня свои. Как тебе перспектива утяжелить погоны на лишнюю звездочку?

– Ага! Раскрывай карман шире!– хохотнул Васька. – Вот тебе, пожалуй, набьют полную мошну портретами американских президентов на зеленом фоне.

– Ну, каждому свое … – философски рассудил Варфоломей. – Что до меня, так лучше коллекционировать зеленые фантики, чем старорежимные бляшки из отходов цветмета.

– Как знать, как знать… – в тон ему ответил Василий. – Ну, ладно, дружба есть дружба.

– Это точно. Дружба есть дружба, – с готовностью подтвердил отставной коллега.

На этом разговор закончился, и друзья, договорившись о взаимопомощи и обмене информацией, расстались.

Разговор закончился, а вот вопросы, напротив, только начинались. Варфоломей, оставшись один, погрузился в раздумья.

«– А что с ней случилось?

– Ей отсекли голову».

Вдруг всплыл в памяти диалог из старого фильма про мушкетеров.

Графине Солсбери отсекли голову на плахе. Призрак просит о возмездии. Бурчилиной отрезало голову на рельсах…

Варфоломей передернул плечами.

Чертовщина какая-то. Свихнуться можно!

Очень велик был соблазн поверить в некую таинственную, мистическую связь между этими событиями, в некое предначертание, реализовавшееся таким чудовищным образом.

Но Варфоломей не поддался соблазну и не позволил себе залететь в мистические дебри.

Бред! А если это умелая инсценировка, плод изощренной фантазии умного и хитрого преступника? Инсценировка, рассчитанная на такого вот впечатлительного человека, как я… Ну, уж нет, будем разбираться по порядку.

Поразмыслив, Варфоломей выделил несколько основных вопросов. Откуда у гражданки Бурчилиной портрет графини Солсбери? Имеет ли он отношение к трагедии на железнодорожной платформе? Связано ли происшедшее с этой странной надписью?

Но на этом загадки не заканчивались, с каждым часом их становились все больше и больше.

Загадки загадками, но контракт с клиентом был уже подписан и задаток получен, а посему Варфоломей решил, что для разъяснения всех этих, мучивших его вопросов, конечно же, необходимо прежде всего отправиться в этот злополучный дом.

Дом, разумеется, на первый взгляд, оказался самым обыкновенным. В городе немало таких зданий, возведенных в послевоенные годы пленными немцами. Варфоломею порой казалось, что, занимаясь в неволе подобным строительством, они попросту отыгрывались за свое поражение в войне. Эти примитивные, построенные из самых дешевых материалов, коробки, может, и вписались бы в затерянный бюргерский городок Вестфалии, но в Петербурге они выглядели слишком уныло. Поначалу в отличие от старых петербургских домов с их дворами-колодцами, с их парадными и черными лестницами, с их мрачными подворотнями, мансардами и чердаками, с их глухими брандмауэрами, эти строения, возведенные с немецкой педантичностью и аккуратностью, казались слишком незатейливыми, бесхитростными, и уж наверняка лишенными каких-либо тайн и загадок. Здесь все было на виду. Но постепенно стены их пропитывались сырым, гнилостным петербургским воздухом, лестницы, разрушаясь, теряли свою геометрическую расчерченность, крыши под бесконечно моросящими дождями оседали и начинали течь, дворы, незаметно обрастая каким-то сараями, убогими гаражами и помойками, редкими беседками, которые тут же становились пристанищем местных пьяниц, обретали свои тайные закоулки, и дома эти, оставаясь изгоями на петербургской земле, казалось, начинали мстить людям своей неухоженностью, отверженностью и запустением. Правда, в последнее время начали появляться крупные фирмы, которые, выкупив такой дом, меняли внутри все инженерные системы, заново штукатурили, ставили пластиковые окна, надстраивали мансарды, покрывали крыши черепицей и устраивали вокруг аккуратный зеленый палисадник. Получался не дом – загляденье! Но и использовался он уже не под жилье, а под большой представительский офис той самой фирмы, которая его выкупала. Там же, где продолжали жить люди, все оставалось по-прежнему. О капитальном ремонте этих домов никто и не помышлял, поэтому они продолжали ветшать и разрушаться.

Один из таких домов и предстояло посетить Варфоломею. Найти его не составило труда. Сыщик окинул здание взором и почесал в затылке.