Новый год по московскому времени у нас было принято встречать на берегу залива. Собирались все с семьями и часам к трем по местному времени располагались недалеко от специально выстроенной сауны, где был банкетный зал, холодильник, посуда. Московские куранты били здесь в 16:00. А по кубинскому времени Новый год праздновали обычно дома. Один раз, правда, вывели на улицу музыку от киноустановки и праздновали все вместе на просторе. К нам присоединились и кубинцы: начальство, специалисты, рабочие. Было весело.

По другим праздникам – 1 мая, 26 июля (День национального восстания) – у кубинцев в поселке играла музыка, танцевали ламбаду. Приезжала поливальная машина, и из нее раздавали-разливали сербесу. Обычно кубинцы приходили с ведрами, и туда продавцы подкидывали льда – как бы заботясь, чтобы было похолоднее, на самом же деле просто разбавляя пиво. А вот карнавалы ежегодно проходили только в Санта-Кларе, Сантьяго-де-Куба и других крупных городах.

В первый отпуск я поехал через 11 месяцев. Чтобы пройти таможню в аэропорту имени Хосе Марти, нужно было оформить все документы. Как правило, нас сопровождали, и большую помощь в этом оказывал Валерий Моралев. Один раз, например, паспорт мне заграничный сделал за три часа.

А чтобы пройти кубинскую таможню с перевесом по багажу, не заплатив за лишние килограммы, надо было приготовить какой-нибудь подарок, по-испански «регало». У меня больших перевесов не было, но я все равно готовил пачку кофе, банку тушенки, бутылку рома, сигареты «Популярес» (вроде нашей «Примы»). И таможенники спокойно брали подарки и пропускали с перегрузом. Но чтобы вывезти с острова, например, чучела черепах или маленьких крокодилов, все равно нужно было заполнить подробнейшую декларацию: где купил, сколько заплатил и так далее.

Возвращаясь из отпуска, на Кубу мы везли для друзей что-нибудь родное: хлеб бородинский, селедку (хотя селедку ребята делали и сами из местной рыбы). Однажды я вез из Москвы химикаты и фотобумагу, потому что на Кубе их было не достать. Купил в магазине «Юпитер» на Арбате проявитель, фиксаж (порошок гипосульфита натрия) – он был в полиэтиленовых пакетиках по 100 граммов. В Москве спокойно прошел осмотр, а в Гаване меня вдруг остановили и начали детально проверять и открывать коробку. Таможенники очень быстро и ловко извлекли из коробки пакетики с белым порошком. Видимо, показал рентген. А у них, надо сказать, очень строго с перевозчиками наркотиков, да и сам я знал, что Фидель за операции с наркотиками казнил своего боевого генерала Очоа. Но, разумеется, все обошлось. Я рассказал, что везу химикаты для фотопечати, меня отпустили, даже не проведя экспертизы.

Многие наши друзья, особенно украинские, были страстными рыболовами. Покупали лодки в складчину и по очереди удили с них. Однажды мы отправились на рыбалку с Володей Рябовым и Евгением Макаровичем Мулыком. Предварительно запаслись наживкой – магушкой, это мелкая рыбешка, которая плавает на поверхности и легко ловится сачком. Вот только лампы нормальной у нас не было. Вообще в ходу были китайские лампы, которые отлично светили, но они продавались только в крупных городах. У нас же была карбидная, так называемый самоликвидатор, потому что часто потухала, а могла и взорваться прямо в руках.

Когда отчаливали, было уже темно. Володя замешкался – не мог зажечь лампу. Я был на носу лодки, возился с самодельным якорем, который никак не хотел цепляться за дно. А тут начался отлив, и нас понесло на фарватер. В свое время его прорыли для наших подводных лодок, поскольку залив Сьенфуэгоса был стратегическим узлом в нашей глобальной системе противоракетной обороны Кубы. Глубина там была 40–50 метров, длина якорной веревки – метров двадцать. И вот нас понесло в Карибское море, а до него – всего два километра. Пограничники на берегу увидели нас, осветили прожекторами и на лоцманском катере бросились за нами в погоню. Но этого мы не видели, потому что никак не могли разжечь фонарь. Посветили ручным фонариком, а катер уже метрах в десяти от нас, назывался он, как сейчас помню, «Пилот». Евгений Макарович, как заядлый моряк, крикнул: «Полундра!» – и бросился в воду в сторону от лодки. Мы – за ним. Лоцман прошел мимо, задел бортом нашу лодку, она не перевернулась.

Рулевой лоцманского катера начал кричать по-испански: «Все ли живы?» Мы ответили: «No рroblema». Он остановился помочь, но мы уже сами забрались в лодку. Промокли, и было уже, конечно, не до рыбалки – быстрей бы доплыть до берега. В другие разы таких приключений не было и даже случались неплохие уловы, но это днем: ночью в море я больше не выходил.

На площадке «Хурагуа» был открытый кинотеатр. Мой приятель крутил там кино и просил иногда, чтобы я ему помогал. А потом, когда он в 1992 году уехал, кино стал крутить я. Чаще всего шли мультфильмы. Идешь с работы, а дети караулят и спрашивают: «Дядя Саша, а мультики сегодня будут?» Или наши уважаемые женщины – «Зимнюю вишню» им подавай каждую неделю. Так Чтобы пройти кубинскую таможню с перевесом по багажу, надо было приготовить какой-нибудь подарок, по-испански «регало». что часто приходилось одно и то же крутить, хотя фильмотека была довольно большая – около 300 фильмов стандарта 35 мм. Однажды я показывал кино, уже не помню какое. И где-то на середине фильма мне сообщили, что надвигается сильная гроза и нужно заканчивать сеанс. Только я остановил киноустановку, запер будку, как все загрохотало и засверкало.

На следующий день я, как всегда, отправился после работы крутить фильмы. Захожу в кинобудку и не могу понять, что происходит: нет возможности подключиться ни к одной розетке – их попросту нет. Первая мысль: «Кубинцы обокрали». Но потом вижу: на полу какая-то пыль. Позже ребята рассказали, что в кинобудку ударила шаровая молния, которая все расплавила. Про себя выдохнул: «Слава богу, меня там не было!» Но все равно и после этого до конца своего пребывания на Кубе я крутил кино.

В эспесиаль в 1992–1993 годах электроэнергию давали всего на несколько часов. Холодильники, кондиционеры в этот период в поселке почти не работали. Не было освещения, радио и телевизоры молчали. Кубинцы, конечно, все это легче переживали, а нам было непривычно и неприятно. Особенно тяжело в тропиках без кондиционеров и вентиляторов. Нам выдали керосинки, да и мы сами делали самодельные керосиновые лампы. Ребята нашли аккумуляторы, заряжали их, и после ужина мы все собирались у дома № 1 и слушали у Евгения Макаровича радио. Темень была страшная, однако жили мы в то время как-то особенно дружно.

Мою контропару звали Хулия. Ее муж, бывший подводник, учился в СССР и к тому времени был уже на пенсии. Но как-то надо было сводить концы с концами. Она получала зарплату, а он делал поделки на дому – украшения из перламутра и панциря черепахи. Они были красивы и необычны и пользовались у нас спросом. Я купил несколько и привез домой.

В те времена контропары часто приходили к нам в гости целыми семьями. Естественно, мы их угощали ужином. Всегда старались что-то им подарить из продуктов, у нас ведь снабжение было лучше. И когда они приглашали нас к себе, мы что-нибудь обязательно брали с собой для детей: маечки, ботиночки, а еще хабон (мыло или стиральный порошок). Кстати, детей кубинцы содержат очень чисто, что непросто при дефиците мыла, порошка, воды. Себе они отказывали во всем, а детишки у них были как игрушечки.

Хулия всегда благодарила от души и угощала кофе. Клала в него много сахара, и он получался густой, очень крепкий и сладкий. После такого кофе заряд бодрости и энергии долго не проходил. Этим напитком на Кубе даже сердце лечат: запивают им таблетку аспирина, и все проходит. Но и настоящая медицина у них на хорошем уровне. Например, зубного врача мы часто посещали, кариес у нас там был сильнейший – от воды и питания (хотя у самих кубинцев с зубами проблем нет).