Ельцин обещал Фиделю дать деньги на пуск АЭС «Хурагуа», но Минфин и Михаил Касьянов в первую очередь все торпедировали. Мы в то время часто ездили в Минфин, общались с Касьяновым. И видели, какая там стена. Никакие доводы не действовали.

Стройка замерла. И когда исчерпалось терпение Фиделя по поводу российского финансирования, кубинцы приняли решение создать консорциум. Туда вошли мы, англичане, бразильцы, итальянцы и, конечно же, кубинцы. Провели годовой цикл переговоров, подготовили к подписанию все документы, но потом случилось неприятное событие. Кубинцы сбили частный самолет, нарушивший воздушное пространство, американцы заблокировали вообще все движения по АЭС «Хурагуа», и консорциум в лице зарубежных партнеров фактически разбежался.

Было обидно. Куба – прекрасная, дружественная нам страна, многое нас связывало. В Госкомитете по экономическим связям (ГКЭС) СССР, учредившем «Атомэнергоэкспорт», шутка даже такая ходила: «Вся Куба покрыта мелким слоем советской техники». Советский Союз там строил разные заводы, фабрики, комбинаты, в том числе по добыче и переработке никеля. Они в итоге достались канадцам, когда Россия не сумела поддержать Остров свободы.

Куба сильно развивалась тогда в промышленном отношении. Кроме нас там были и другие международные компании, и в этой связи ощущалась потребность в электроэнергии. То, что не получилось достроить АЭС (первый блок был готов на 90 %, второй на 50 %), было, конечно же, неправильно. Российская станция была для кубинцев чуть ли не единственным шансом обрести энергетическую независимость, сделать рывок в интеллектуальном и промышленном развитии. В итоге мы там потеряли свое влияние.

Позже, правда, когда Сергей Кужугетович Шойгу стал сопредседателем российско-кубинской комиссии, была попытка с нашей стороны возродить строительство. По поручению руководства были проведены переговоры в посольстве Республики Куба, мы собирались уже вылететь на остров. Но тут кубинцы признались, что они все поставленное и смонтированное оборудование продали на металлолом в Японию. Все, что там было. А там, я повторю, все уже было практически скомплектовано. Продали, когда устали ждать, когда поняли, что уже нет никакой возможности достроить…

Я пришел в ВО «Атомэнергоэкспорт» из центрального аппарата Госкомитета по внешнеэкономическим связям, из Главного управления поставок. Моим руководителем в то время был Михаил Ефимович Фрадков, который позже, после слияния Минвнешторга и ГКЭС, возглавил Министерство внешнеэкономических связей. А еще тогда при Госкомитете было несколько экспортных компаний, которые, в отличие от Внешторга, занимались не только поставками товаров за границу, но и сооружением за рубежом различных объектов промышленного назначения. В частности, «Атомэнергоэкспорт» занимался атомными станциями, центрами ядерных исследований. «Технопромэкспорт», «Сельхозпромэкспорт», «Тяжпромэкспорт», «Нефтехимпромэкспорт» с другими объединениям ГКЭС занимались сооружением объектов и поставками соответственно профилю. Ну а когда распался Советский Союз, обрушилась экономика, из всех этих компаний самой жизнеспособной оказался «Атомэнергоэкспорт». Остальные же почти все после потери госмонополий на внешнюю торговлю потихоньку распались. Правда, долгожителем оказался еще и «Технопромэкспорт», который и сейчас продолжает работать. Однако он, в отличие от наследника «Атомэнергоэкспорта» – «Атомстройэкспорта», монополистом не стал.

История ВО «Атомэнергоэкспорт», потом АО «Атомстройэкспорт», Инжинирингового дивизиона, конечно, поразительна. Наша компания – стойкая крепость российской промышленности и науки в послереформенные годы. Ведь в 1990-е сооружение атомных станций в России в принципе прекратилось. Предприятия, изготавливающие и конструирующие оборудование для атомных объектов, стояли практически без заказов. Какие-то разваливались, другие были приватизированы. Только «Атомэнергоэкспорт» не сдавался – боролся, потому что верил в будущее, в атомную цивилизацию России, всеми силами пытался сохранить взаимоотношения с зарубежными партнерами. В этом, конечно, была огромная заслуга руководителя, Виктора Васильевича Козлова. Чтобы выжить, не допустить гибели компании, занимались всяким бизнесом – вплоть до закупок и продажи нефти. Но, безусловно, старались делать упор на интеллектуальный продукт.

Я, например, после окончательного провала кубинской программы работал по программе европейской помощи ТАСИС. Договаривались с европейскими партнерами о финансировании модернизации российских блоков. А потом прорезались Иран, Китай, Индия. Если бы не продержались в сложный период, не сохранили компанию, кадры, то, конечно, и невозможно было бы подписать эти контракты, провести сложнейшие переговоры и убедить иностранного заказчика, что есть еще порох в пороховницах. Я стал заниматься Китаем, поставками оборудования на Тяньваньскую АЭС.

Ну а сейчас уже, конечно, у нас такой объем заказов, что дай Бог нам со всем этим справиться. Но мое глубокое убеждение – атомная отрасль сумела пережить этот тяжелый период во многом благодаря атомно-энергетическому экспорту. Не будь первых заказов Китая, Ирана, Индии, наверное, все бы у нас закончилось с атомной энергетикой или по крайней мере мы бы серьезно уступили свои передовые позиции в этой области. Зарубежные заказы спасли от развала такие гиганты, как Ижорские заводы, «Силовые машины», «ЗиО-Подольск» и, конечно же, «Гидропресс» и АЭПы.

И стоит отметить, что, несмотря на определенные проблемы в промышленности в то время, «Атомстройэкспорт» обеспечил китайские блоки поставками оборудования с опережением контрактных сроков.

А потом появился Сергей Владиленович Кириенко, который, собственно говоря, окончательно переломил ситуацию в отрасли. Пошло финансирование по российским станциям, расширились взаимоотношения с зарубежными партнерами. Видя потенциал отрасли, поддержку ее со стороны правительства, к нам стали обращаться за содействием в развитии атомных отраслей многие страны. Открылось новое дыхание, начались переговоры, в которых Кириенко, надо отдать ему должное, всегда успешно подводил черту. Результатом были новые контракты с разными странами.

В Бангладеш мы заходили долго, трудно. Кредит на подготовительный период Минфин дал, обязав определить за три года параметры и стоимость АЭС. И мы вместе с партнерами разбирались, сколько нужно денег для того, чтобы построить там, в джунглях, на берегу Ганга, или, как эту реку называют в Бангладеш, Падмы, первый в стране объект атомной энергетики. Все наши восточные проекты до этого осуществлялись на океанском и морских побережьях. А этот – глубоко на материке. Как будет с почвами, с сейсмикой? Ведь Гималаи недалеко…

Для всех соответствующих исследований потребовалось время. При этом вдохновляло то, что у самих бенгальцев было огромное желание строить АЭС, создавать атомную энергетику. Это было в планах еще отца нации Шейха Муджибура Рахмана, который мечтал превратить Бангладеш в процветающее государство, свободное от голода и нищеты. Сегодня его мечты – в том числе об атомной энергетике – воплощает в жизнь его дочь, премьер-министр страны Шейх Хасина. Она удачно консолидировала все силы и средства – благо, деньги у них есть. И на этот их интерес живо откликнулся «Росатом», в частности Николай Николаевич Спасский. Его персональная заслуга в том, что он их убедил: мечты, даже самые смелые, воплощаемы, особенно с таким партнером, как Россия. Да они и сами, конечно, понимали, что лучше нас сегодня нет. Конечно же, им захотелось присоединиться «Атомэнергоэкспорт» не сдавался – боролся, потому что верил в будущее, в атомную цивилизацию России, всеми силами пытался сохранить взаимоотношения с зарубежными партнерами. к ядерно-энергетическому клубу, потому что потребность их развивающейся промышленности в электричестве огромна.

Они решились, несмотря на трудности, которых немало, и одна из них – недостаток кадров. Это в Бангладеш действительно проблемный вопрос.