«Лучше бы бил», – однажды подумалось Лере, но очень быстро она познала и это унижение. Было не так больно, как очень обидно. А он… Ему, кажется, отныне понравились её слёзы. За что с ней так обращаются, девушка совсем не понимала. К родителям идти было почти бесполезно, да и не доверяла она им…

Вчера она, наконец, не выдержала, заявив, что уходит, а сегодня её уволили. Просто без объяснения причин взяли и выкинули за день до зарплаты, отказавшись её платить. Она собирала вещи, думая о том, куда пойдёт теперь. Бороться за свои права и требовать справедливости было явно бесполезно, а знакомиться с «крышей» фирмы желания не было. Возвращаться к этому?..Нет уж… Домой, чтобы выслушать мамины нотации и папины оскорбления?

Лера знала, что папа не биологический у неё, потому что… так получилось. Именно от этого она так плакала от одной песни и прятала ото всех одну старую фотографию. Мама хотела её выкинуть, но совсем маленькая тогда девочка нашла её и спрятала. Вот и сейчас, посмотрев в добрые глаза мужчины на фото, которого она никогда не знала, девушка взяла себя в руки. В груди уже разгорался пожар задавленной ранее боли, жгучей, как щипавшие глаза слёзы.

Она уже выходила с работы, когда ей в лицо бросили какой-то конверт. Наощупь это были явно не деньги, но поймавшая конверт Лера не стала вскрывать его немедленно, а просто, положив в сумку, двинулась прочь. В голове было пусто, в груди – больно. Казалось, мир качается и плывёт вокруг, а всё, что произошло – это было не с ней. Хотелось, чтобы все вокруг стало неправдой.

Лера медленно шла по улице, вокруг суетились люди, куда-то спешили, что-то искали. В кошельке у неё было совсем немного денег, хотя неделю протянуть хватит. Она шла, прикидывая, что может сделать, но при этом не понимала, что именно. Слабость в ногах Лера интерпретировала как усталость и, решив присесть отдохнуть, свернула к парку.

Пройти нужно было совсем немного, а там неподалёку был и телефон-автомат. Можно было позвонить подруге или, на худой конец, тёте. Мобильный телефон был роскошью, как и пейджер, поэтому у девушки его и не было. Но таксофоны работали.

Немного посидев на лавочке, Лера поднялась на ноги. Некогда было рассиживаться, она чувствовала себя всё хуже. Отчего так происходит, девушка совершенно не понимала, но и сдаваться не собиралась. Напомнив себе ещё раз, что она сильная, Лера шагнула к таксофону. Телефоны она помнила наизусть, теперь же ей предстояло выяснить, насколько подруги действительно являются подругами.

Монета опустилась в прорезь, дрожащий палец набрал номер. Спустя два гудка трубку подняли, Лера поздоровалась, но в ответ услышала… Подруга назвала девушку очень нехорошим словом, сказав, что больше с такой общаться не желает. Слёзы сами брызнули из глаз Леры. Что происходит – девушка совсем уже не понимала, но и сдержаться не могла, максимально заглушив рыдания. Палец вновь потянулся к диску.

– Нет, Зая, – прозвучал в ответ на просьбу насмешливой голос. – Для таких, как ты, другие дома есть. Сама знаешь, какие.

– Мила, что происходит?! – воскликнула Лера. – Я не понимаю, что ты имеешь в виду!

– Не пытайся прикинуться целочкой, – с какой-то брезгливостью прозвучало в трубке. – Тебя весь город видел! – и раздались короткие гудки.

Понятней не стало. Лера медленно вышла из жёлтой кабинки, но никуда не пошла. Казалось, ноги просто не хотят шевелиться, перед глазами замелькали радужные пятна, и становилось трудно дышать. Девушка подумала о том, что, возможно, какой-то ответ может содержаться в брошенном ей конверте.

Прижавшись спиной к стенке кабинки, Лера дрожащими руками полезла в сумочку, нащупывая конверт. Открыть его с первой попытки не удалось, да и со второй тоже, но девушка очень старалась, разорвав бумагу. В руку вывалилась прямоугольная картонная коробочка, похожая на те, в которых продаются карты. Взгляд не фиксировал то, что было на коробке нарисовано, а руки уже вскрывали упаковку.

Это действительно оказались карты… Вот только изображена на них была она, Лера. В откровенных позах, часто связанная, она демонстрировала себя с этих карт. «Откуда?!» – этот вопрос прошил голову острой болью. Как это стало возможном?! Девушка не понимала, подозревая, впрочем, автора. Теперь стали понятны и странные желания того, с кем она жила, и увольнение, и почему она ничего никому доказать не сможет. Земля задрожала у неё под ногами, будто исчезнув, аострая боль в груди заставила задохнуться.

Последнее, что услышала пытавшаяся вдохнуть девушка, перед глазами которой было темно, как ночью, – визг тормозов, а затем всё погасло. Стало очень холодно, как в холодильнике, и страшно. Страх и холод усиливались, поглощая Леру, уже понимавшую, что умирает, пока всё как-то вдруг не закончилось.

– Совсем один ты, милок, – услышал сидевший у самой речки Сергей.

Обернувшись, он увидел бабу Нюру – старушку в возрасте лет восьмидесяти, но крепкую. Слыла баба Нюра в деревне ведьмой, но была доброй и улыбчивой. Мало кто знал, что прошла она в жизни, потеряв сестру ещё в детстве. Мало кто видел зловещие цифры на руке бабы Нюры, всегда носившей платья с длинными рукавами. Но с бедой деревенские неизменно шли к ней. Они знали – баба Нюра поможет и посоветует.

– Детдомовский я, – криво ухмыльнулся бывший старлей, давя одиночество в душе. – Вот и нет никого.

– Не о том я сказала, – покачала головой баба Нюра. – Плохо, когда один… Да и опалён ты огнём…

– Ну, это не секрет, – хмыкнул Сергей. – Видите ли, баба Нюра, офицерской женой быть трудно.

– Мне ли не знать, – улыбнулась старушка. – Но я буду ходить к тебе, солдат. И будем мы с тобой разговаривать…

Сергей понял, что его просто ставят в известность, поэтому молча кивнул. Спустя совсем немного времени баба Нюра поселилась в его доме. И стало как-то неожиданно теплее. Появились занавески, салфетки, заиграла новыми красками печь, потянулись и деревенские, появились знакомства. Ощущение было каким-то незнакомым, неведомым никогда не знавшему тепла домашнего уюта офицеру, ведь бывших офицеров не бывает.

Всё чаще хотелось Сергею назвать бабу Нюру… мамой. Она была именно матерью – очень тёплой, понимающей, готовой поговорить. А её ласка однажды заставила Сергея заплакать. Он не представлял себе, что способен на такое, но ощутив материнскую ласку, просто расплакался, как маленький.

– У всех должен быть хоть кто-то, Серёжа, – сказала ему тогда баба Нюра. – Плохо, когда совсем один.

Это он уже понимал и сам, как-то легко начав всё-таки называть бабу Нюру мамой. Обретая то, чего не знал и не ведал в своей жизни. Всё теплее ему было возвращаться со смены домой. Всё труднее уходить на неё.

– Серёжа, – как-то позвала его баба Нюра, когда Сергей уже почти вышел к мотоциклу, чтобы ехать на подстанцию.

– Да, мама? – мгновенно отреагировал молодой человек, возвращаясь в дом.

– Сегодня тебе предстоит испытание, – совершенно непонятно откликнулась та, кого он звал мамой. – Не страшись своих желаний.

– Хорошо, мама, – кивнул Сергей, ничего не поняв, но тем не менее решив быть повнимательней.

Но прошёл день, затем ночь, за которые ничего не случилось, да и утром следующего дня тоже – рутинные вызовы, даже без необходимости лишний раз включать сирену, поэтому Митрошкин выбросил из головы мамины слова в тот момент, когда вызова закончились, и они спокойно возвращались на подстанцию, чтобы сдать дежурство.

Сергей уже предвкушал, как обнимет маму, когда тренированный глаз выцепил её. Стоявшая рядом с белой стеной девушка почти сливалась цветом лица с серо-белым камнем, создавая странное ощущение у бывшего старлея, и было это ощущением беды, поэтому рука автоматически включила маячки, а нога надавила на педаль.

Машина затормозила рядом как раз в тот момент, когда девушка начала как-то очень медленно, бесконечно долго падать на грязный асфальт, прямо под ноги безразличных ко всему людей.